Неточные совпадения
Мне один из здешних жителей советовал остерегаться, не подходить близко к
развалинам, говоря, что там гнездятся ящерицы, около фута величиной, которые кидаются
на грудь человеку и вцепляются когтями так сильно, что скорее готовы оставить
на месте лапы, чем отстать.
Надо было остановиться
на бивак. Недалеко от реки, с правой стороны, высилась одинокая скала, похожая
на развалины замка с башнями по углам. У подножия ее рос мелкий березняк.
Место это мне показалось удобным, и я подал знак к остановке.
Гагин ничего не отвечал ей; а она, с стаканом в руке, пустилась карабкаться по
развалинам, изредка останавливаясь, наклоняясь и с забавной важностью роняя несколько капель воды, ярко блестевших
на солнце. Ее движенья были очень милы, но мне по-прежнему было досадно
на нее, хотя я невольно любовался ее легкостью и ловкостью.
На одном опасном
месте она нарочно вскрикнула и потом захохотала… Мне стало еще досаднее.
От прежних времен
на месте бывшей каторги остались еще «пьяный двор», где был завод,
развалины каменного острога, «пьяная контора» и каменная церковь, выстроенная каторжными во вкусе Растрелли.
Я в два прыжка спустился с
развалины — и замер
на месте.
Все, что не находило себе
места в городе, всякое выскочившее из колеи существование, потерявшее, по той или другой причине, возможность платить хотя бы и жалкие гроши за кров и угол
на ночь и в непогоду, — все это тянулось
на остров и там, среди
развалин, преклоняло свои победные головушки, платя за гостеприимство лишь риском быть погребенными под грудами старого мусора.
Окна затворились, и снова настала совершенная тишина. Подойдя к
развалинам, казаки вошли вслед за боярином Кручиною во внутренность разоренной церкви. В трапезе, против того
места, где заметны еще были остатки каменного амвона, Шалонский показал
на чугунную широкую плиту с толстым кольцом. Когда ее подняли, открылась узкая и крутая лестница, ведущая вниз.
В соседнем покое к ним присоединилось пятеро других казаков; двое по рукам и ногам связанных слуг лежали
на полу. Сойдя с лестницы, они пошли вслед за Шалонским к
развалинам церкви. Когда они проходили мимо служб, то, несмотря
на глубокую тишину, ими наблюдаемую, шум от их шагов пробудил нескольких слуг; в двух или трех
местах народ зашевелился и растворились окна.
Разорванные в нескольких
местах порывами ветра, они точно обрушились, но остановленные посреди падения, мигом превратились в груды фантастических
развалин, которые продолжали двигаться, меняя с каждою секундой свой цвет, величину и очертание: то падали они друг
на дружку, смешивались, растягивались тяжелыми закругленными массами и принимали вид исполинских темно-синих чудовищ, плавающих по разъяренному морю; то росли, вздымались, как горные хребты, и медленно потом расходились, открывая глубокие долины и пропасти,
на дне которых проносились клочки других облаков; то снова все это смешивалось в один неопределенный хаос, полный страшного движения…
Нет! они гордятся сими драгоценными
развалинами; они глядят
на них с тем же почтением, с тою же любовию, с какою добрые дети смотрят
на заросший травою могильный памятник своих родителей; а мы…» Тут господин антикварий, вероятно бы, замолчал, не находя слов для выражения своего душевного негодования; а мы, вместо ответа, пропели бы ему забавные куплеты насчет русской старины и, посматривая
на какой-нибудь прелестный домик с цельными стеклами, построенный
на самом том
месте, где некогда стояли неуклюжие терема и толстые стены с зубцами, заговорили бы в один голос: «Как это мило!..
Знаешь ли, что недавно была тут же другая царская вышка, гораздо просторнее и величественнее, и что благодаря преступному равнодушию людей, подобных тебе, не осталось и
развалин на том
месте, где она стояла?
«Раишко» — бывшая усадьба господ Воеводиных, ветхий, темный и слепой дом — занимал своими
развалинами много
места и
на земле и в воздухе. С реки его закрывает густая стена ветел, осин и берез, с улицы — каменная ограда с крепкими воротами
на дубовых столбах и тяжелой калиткой в левом полотнище ворот. У калитки, с вечера до утра, всю ночь,
на скамье, сложенной из кирпича, сидел большой, рыжий, неизвестного звания человек, прозванный заречными — Четыхер.
Господский дом стоял в начале XVIII столетия
на том самом
месте, где он стоит ныне, именно против
развалин замка, разделенный с ними обширным двором и обращенный главным фасом в поле, и вообще построен был без большого уважения к архитектуре, по вечно однообразному плану немецких сельских и городских домов.
Перед изумленными путешественниками
на месте, где за семьдесят лет перед тем была лишь пустынная степь и
развалины, предстала крепость, арсенал со множеством пушек, три готовых
на верфях корабля, несколько церквей, красивые здания, купеческие суда в прекрасном порту, словно как из земли выросший новый город, богатый и многолюдный.
Пушки выдвинули жерла свои из
развалин замка и раскатов, воздвигнутых по сторонам ее и уступами в разных
местах горы; бегущие из-за них струйки дыма показывали, что они всегда готовы изрыгнуть огонь и смерть
на смелых пришельцев из Ливонии.
Несмотря
на то, что день был страшно зноен и раскаленные скалы еще более увеличивали жар в воздухе, слабая и измученная Тения быстро достигла
развалин, указанных ей разбойником Анастасом, раскопала в сказанном
месте щебень — достала сокровище и сейчас же опять пустилась с ним обратно в город. Она пришла в тот самый миг, когда Евлогий сказал свою речь и когда Милий хотел вступать в темницу. Золота было много, но Тения его не весила и не считала, а все, сколько там было, бросила к ногам Милия и сказала...