Неточные совпадения
Затем я вовсе не отрицаю существенной помощи, которую может оказать детям педагогика, но не могу примириться с
тем педагогическим произволом, который, нагромождая систему
на систему, ставит последние в зависимость от случайных настроений минуты.
Но этим мои злоключения не ограничились. Вскоре после
того на меня обратила внимание Матрена Ивановна. Я знал ее очень давно — она в свое время была соперницей Дарьи Семеновны по
педагогической части — знал за женщину почтенную, удалившуюся от дел с хорошим капиталом и с твердым намерением открыть гласную кассу ссуд. И вдруг, эта самая женщина начинает заговаривать… скажите, кто же своему благополучию не рад!
Ограниченность применения женского труда в
ту эпоху в России вынуждала девушек стремиться к получению преимущественно
педагогического и медицинского образования.] мать очень мало понимала и гораздо больше бы желала, чтобы она вышла замуж за человека с обеспеченным состоянием, или, если этого не случится, она, пожалуй, не прочь бы была согласиться и
на другое, зная по многим примерам, что в этом положении живут иногда гораздо лучше, чем замужем…
В течение полугода я испытал все разнообразие петербургской жизни: я был в воронинских банях, слушал Шнейдершу, Патти, Бланш Вилэн, ходил в заседания суда, посетил всевозможные трактиры, бывал
на публицистических и других раутах, присутствовал при защите
педагогических рефератов, видел в"Птичках певчих"Монахова и в"Fanny Lear"Паску, заседал в Публичной библиотеке и осмотрел монументы столицы, побывал во всех клубах, а в Артистическом был даже свидетелем скандала; словом сказать, только в парламенте не был, но и
то не потому, чтобы не желал там быть, а потому, что его нет.
А
на педагогических советах он просто угнетал нас своею осторожностью, мнительностью и своими чисто футлярными соображениями насчет
того, что вот-де в мужской и женской гимназиях молодежь ведет себя дурно, очень шумит в классах, — ах, как бы не дошло до начальства, ах, как бы чего не вышло, — и что если б из второго класса исключить Петрова, а из четвертого — Егорова,
то было бы очень хорошо.
Капля за каплей в него внедрялось убеждение, что эти проклятые сорванцы действительно его вечные, беспощадные враги, что их необходимо выслеживать, ловить, обыскивать, стращать, наказывать как можно чаще и кормить как можно реже. Таким образом, собственный мир торжествовал над формалистикой
педагогического совета, и какой-нибудь Грузов с его устрашающим давлением
на малышей, сам
того не зная, становился поперек всей стройной воспитательной системы.
И как это ни покажется странным, но «свой собственный» мальчишеский мирок был настолько прочнее и устойчивее
педагогических ухищрений, что всегда брал над ними перевес. Это уже из одного
того было видно, что если и поступал в число воспитателей свежий, сильный человек с самыми искренними и гуманными намерениями,
то спустя два года (если только он сам не уходил раньше) он опускался и махал рукой
на прежние бредни.
В самом деле, приказание это шло вразрез с установившимися и освященными обычаем понятиями о «боцманском праве» и о
педагогических приемах матросского обучения. Без этого права, казалось, — и не одним только боцманам в
те времена казалось, — немыслим был хороший боцман, наводящий страх
на матросов.
Сирень отцвела и сыпала
на дорожки порыжевшие цветки, по саду яркой бело-розовой волной покатились цветущие розы, шиповник и жасмин. Экзамены кончились. Будет
педагогический совет, нам выдадут аттестаты зрелости, — и прощай, гимназия, навсегда! Портному уже было заказано для меня штатское платье (в
то время у студентов еще не было формы), он два раза приходил примерять визитку и брюки, а серо-голубое новенькое летнее пальто уже висело
на вешалке в передней.
Проходили недели и месяцы, а сестра не оставляла своих мыслей и не садилась у стола. Однажды, весенним вечером, Владимир Семеныч сидел за столом и писал фельетон. Он разбирал повесть о
том, как одна сельская учительница отказывает любимому и любящему ее человеку, богатому и интеллигентному, только потому, что для нее с браком сопряжена невозможность продолжать свою
педагогическую деятельность. Вера Семеновна лежала
на диване и думала о чем-то.
Если это сравнить с заботами педагога, приступающего к принятию в свои руки испорченного мальчика, в
педагогическом романе Ауэрбаха «Дача
на Рейне», или в английском романе «Кенельм Чилингли»,
то выходит, что педагоги чужих стран несравненно больше склонны были думать о сердцах своих воспитанников, чем о себе, или еще о таких вещах, как «светская обстановка» родителей.