Неточные совпадения
Шаркали по крыше тоскливые вьюги, за дверью
на чердаке гулял-гудел ветер, похоронно пело в трубе, дребезжали вьюшки, днем каркали вороны, тихими ночами с
поля доносился заунывный вой волков, — под эту музыку и росло сердце.
Но дня через два, войдя зачем-то
на чердак к нему, я увидал, что он, сидя
на полу пред открытой укладкой, разбирает в ней бумаги, а
на стуле лежат его любимые святцы — двенадцать листов толстой серой бумаги, разделенных
на квадраты по числу дней в месяце, и в каждом квадрате — фигурки всех святых дня.
Я, с полатей, стал бросать в них подушки, одеяла, сапоги с печи, но разъяренный дед не замечал этого, бабушка же свалилась
на пол, он бил голову ее ногами, наконец споткнулся и упал, опрокинув ведро с водой. Вскочил, отплевываясь и фыркая, дико оглянулся и убежал к себе,
на чердак; бабушка поднялась, охая, села
на скамью, стала разбирать спутанные волосы. Я соскочил с полатей, она сказала мне сердито...
На время, пока
чердак устраивали, постоялка с сыном переселилась вниз, в ту комнату, где умерла Палага; Кожемякин сам предложил ей это, но как только она очутилась
на одном
полу с ним, — почувствовал себя стеснённым этой близостью, чего-то испугался и поехал за пенькой.
Первый месяц жизни постоялки прошёл незаметно быстро, полный новых маленьких забот: Шакир уговорил хозяина переложить
на чердаке печь, перестлать рассохшийся
пол, сделать ещё целую кучу маленьких поправок, — хозяин морщился и жаловался...
Вздохнув, она рассказала, что, когда
на чердаке затопили печь, — весь дым повалил в горницу, так что постоялка с сыном
на пол легли, чтобы не задохнуться.
А зимою, тихими морозными ночами, когда в
поле, глядя
на город, завистливо и жалобно выли волки,
чердак отзывался волчьему вою жутким сочувственным гудением, и под этот непонятный звук вспоминалось страшное: истекающая кровью Палага, разбитый параличом отец, Сазан, тихонько ушедший куда-то, серый мозг Ключарёва и серые его сны; вспоминалась Собачья Матка, юродивый Алёша, и настойчиво хотелось представить себе — каков был видом Пыр Растопыр?
Отпечатки грязных ног явственно обозначались
на полу сеней и каморы. Комки мокрой грязи висели еще
на перекладинах лестницы, ведшей
на чердак. Спинка сундука, кой-как прислоненная, обвалилась сама собою во время ночи. Подле лежали топор и замок. Окно было отворено!.. Но кто ж были воры? Старушка и Дуня долго не решались произнести окончательного приговора. Отсутствие Гришки, прогулки в лодке, бражничество, возобновленная дружба с Захаром обличили приемыша. Надо было достать откуда-нибудь денег.
В случае важной таинственной новости все уходили в маленькую девичью, в которой, отворивши дверь
на морозный
чердак, можно было видеть между ступеньками лестницы засунутый войлок и подушку каждой девушки, в том числе и Елизаветы Николаевны. Все эти постели, пышащие морозом, вносились в комнату и расстилались
на пол, между прочим перед нашими кроватками и колыбельками.
Кончится беседа, — я иду к себе,
на чердак, и сижу там, у открытого окна, глядя
на уснувшее село и в
поля, где непоколебимо властвует молчание. Ночная мгла пронизана блеском звезд, тем более близких земле, чем дальше они от меня. Безмолвие внушительно сжимает сердце, а мысль растекается в безграничии пространства, и я вижу тысячи деревень, так же молча прижавшихся к плоской земле, как притиснуто к ней наше село. Неподвижность, тишина.
Я ушел к себе,
на чердак, сел у окна. Над
полями вспыхивали зарницы, обнимая половину небес; казалось, что луна испуганно вздрагивает, когда по небу разольется прозрачный, красноватый свет. Надрывно лаяли и выли собаки, и, если б не этот вой, можно было бы вообразить себя живущим
на необитаемом острове. Рокотал отдаленный гром, в окно вливался тяжелый поток душного тепла.
Из окна
чердака видна часть села, овраг против нашей избы, в нем — крыши бань, среди кустов. За оврагом — сады и черные
поля; мягкими увалами они уходили к синему гребню леса,
на горизонте. Верхом
на коньке крыши бани сидел синий мужик, держа в руке топор, а другую руку прислонил ко лбу, глядя
на Волгу, вниз. Скрипела телега, надсадно мычала корова, шумели ручьи. Из ворот избы вышла старуха, вся в черном, и, оборотясь к воротам, сказала крепко...