Неточные совпадения
Один из них, например, вот этот, что имеет толстое лицо… не вспомню его фамилии, никак не может обойтись без того, чтобы, взошедши
на кафедру, не сделать гримасу, вот этак (делает гримасу),и
потом начнет рукою из-под галстука утюжить свою бороду.
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой
на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а
потом уже бьют.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится
на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною,
на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да
потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Слуга. Вы изволили в первый день спросить обед, а
на другой день только закусили семги и
потом пошли всё в долг брать.
Марья Антоновна. Право, маменька, все смотрел. И как начал говорить о литературе, то взглянул
на меня, и
потом, когда рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда посмотрел
на меня.
— Нет. Он в своей каморочке
Шесть дней лежал безвыходно,
Потом ушел в леса,
Так пел, так плакал дедушка,
Что лес стонал! А осенью
Ушел
на покаяние
В Песочный монастырь.
Старик, поднявшись
на берег,
На красном, мягком коврике
Долгонько отдыхал,
Потом покос осматривал...
С Агапом пил до вечера,
Обнявшись, до полуночи
Деревней с ним гулял,
Потом опять с полуночи
Поил его — и пьяного
Привел
на барский двор.
И рассказали странники,
Как встретились нечаянно,
Как подрались, заспоривши,
Как дали свой зарок
И как
потом шаталися,
Искали по губерниям
Подтянутой, Подстреленной,
Кому живется счастливо.
Вольготно
на Руси?
Влас слушал — и рассказчиков
Глазами мерял: — Вижу я,
Вы тоже люди странные! —
Сказал он наконец. —
Чудим и мы достаточно.
А вы — и нас чудней...
Казалось, благотворные лучи солнца подействовали и
на него (по крайней мере, многие обыватели
потом уверяли, что собственными глазами видели, как у него тряслись фалдочки).
И повел их вор-новотор сначала все ельничком да березничком,
потом чащей дремучею,
потом перелесочком, да и вывел прямо
на поляночку, а посередь той поляночки князь сидит.
Началось с того, что Волгу толокном замесили,
потом теленка
на баню тащили,
потом в кошеле кашу варили,
потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад), то есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили,
потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили,
потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь;
потом рака с колокольным звоном встречали,
потом щуку с яиц согнали,
потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца
на носу сидел,
потом батьку
на кобеля променяли,
потом блинами острог конопатили,
потом блоху
на цепь приковали,
потом беса в солдаты отдавали,
потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
Потом остановились
на мысли, что будет произведена повсеместная «выемка», и стали готовиться к ней: прятали книги, письма, лоскутки бумаги, деньги и даже иконы — одним словом, все, в чем можно было усмотреть какое-нибудь «оказательство».
Их вывели
на свежий воздух и дали горячих щей; сначала, увидев пар, они фыркали и выказывали суеверный страх, но
потом обручнели и с такою зверскою жадностию набросились
на пищу, что тут же объелись и испустили дух.
Сначала ходили только полицейские, но
потом, глядя
на них, стали ходить и посторонние.
До первых чисел июля все шло самым лучшим образом. Перепадали дожди, и притом такие тихие, теплые и благовременные, что все растущее с неимоверною быстротой поднималось в росте, наливалось и зрело, словно волшебством двинутое из недр земли. Но
потом началась жара и сухмень, что также было весьма благоприятно, потому что наступала рабочая пора. Граждане радовались, надеялись
на обильный урожай и спешили с работами.
И как он
потом, ловко повернувшись
на одном каблуке, обратился к городскому голове и присовокупил...
Взгляни, наконец,
на собственную свою персону — и там прежде всего встретишь главу, а
потом уже не оставишь без приметы брюхо и прочие части.
Видно было, как брызгали
на него искры, словно обливали, как занялись
на нем волосы, как он сначала тушил их,
потом вдруг закружился
на одном месте…
Остановившись в градоначальническом доме и осведомившись от письмоводителя, что недоимок нет, что торговля процветает, а земледелие с каждым годом совершенствуется, он задумался
на минуту,
потом помялся
на одном месте, как бы затрудняясь выразить заветную мысль, но наконец каким-то неуверенным голосом спросил...
На этот призыв выходит из толпы парень и с разбега бросается в пламя. Проходит одна томительная минута, другая. Обрушиваются балки одна за другой, трещит потолок. Наконец парень показывается среди облаков дыма; шапка и полушубок
на нем затлелись, в руках ничего нет. Слышится вопль:"Матренка! Матренка! где ты?" —
потом следуют утешения, сопровождаемые предположениями, что, вероятно, Матренка с испуга убежала
на огород…
Но и
на этот раз ответом было молчание или же такие крики, которые совсем не исчерпывали вопроса. Лицо начальника сперва побагровело,
потом как-то грустно поникло.
На другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но
потом вспомнили, что он совсем не для того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала
на слободу Навозную, а
потом кружить по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.
Но ошибка была столь очевидна, что даже он понял ее. Послали одного из стариков в Глупов за квасом, думая ожиданием сократить время; но старик оборотил духом и принес
на голове целый жбан, не пролив ни капли. Сначала пили квас,
потом чай,
потом водку. Наконец, чуть смерклось, зажгли плошку и осветили навозную кучу. Плошка коптела, мигала и распространяла смрад.
Сверх того, начальство, по-видимому, убедилось, что войны за просвещение, обратившиеся
потом в войны против просвещения, уже настолько изнурили Глупов, что почувствовалась потребность
на некоторое время его вообще от войн освободить.
Тогда градоначальник вдруг вскочил и стал обтирать лапками те места своего тела, которые предводитель полил уксусом.
Потом он закружился
на одном месте и вдруг всем корпусом грохнулся
на пол.
Между тем Амалия Штокфиш распоряжалась: назначила с мещан по алтыну с каждого двора, с купцов же по фунту чаю да по голове сахару по большой.
Потом поехала в казармы и из собственных рук поднесла солдатам по чарке водки и по куску пирога. Возвращаясь домой, она встретила
на дороге помощника градоначальника и стряпчего, которые гнали хворостиной гусей с луга.
На другой день поехали наперерез и, по счастью, встретили по дороге пастуха. Стали его спрашивать, кто он таков и зачем по пустым местам шатается, и нет ли в том шатании умысла. Пастух сначала оробел, но
потом во всем повинился. Тогда его обыскали и нашли хлеба ломоть небольшой да лоскуток от онуч.
Несмотря
на свою расплывчивость, учение Козыря приобрело, однако ж, столько прозелитов [Прозели́т (греч.) — заново уверовавший, новый последователь.] в Глупове, что градоначальник Бородавкин счел нелишним обеспокоиться этим. Сначала он вытребовал к себе книгу «О водворении
на земле добродетели» и освидетельствовал ее;
потом вытребовал и самого автора для освидетельствования.
И стрельцы и пушкари аккуратно каждый год около петровок выходили
на место; сначала, как и путные, искали какого-то оврага, какой-то речки да еще кривой березы, которая в свое время составляла довольно ясный межевой признак, но лет тридцать тому назад была срублена;
потом, ничего не сыскав, заводили речь об"воровстве"и кончали тем, что помаленьку пускали в ход косы.
— Нет, сердце говорит, но вы подумайте: вы, мужчины, имеете виды
на девушку, вы ездите в дом, вы сближаетесь, высматриваете, выжидаете, найдете ли вы то, что вы любите, и
потом, когда вы убеждены, что любите, вы делаете предложение…
— Не понимаю тебя, — сказал Левин, поднимаясь
на своем сене, — как тебе не противны эти люди. Я понимаю, что завтрак с лафитом очень приятен, но неужели тебе не противна именно эта роскошь? Все эти люди, как прежде наши откупщики, наживают деньги так, что при наживе заслуживают презрение людей, пренебрегают этим презрением, а
потом бесчестно нажитым откупаются от прежнего презрения.
Потом, не глядя в окна, он сел в свою обычную позу в коляске, заложив ногу
на ногу и, надевая перчатку, скрылся за углом.
Во французском театре, которого он застал последний акт, и
потом у Татар за шампанским Степан Аркадьич отдышался немножко
на свойственном ему воздухе. Но всё-таки в этот вечер ему было очень не по себе.
Он прикинул воображением места, куда он мог бы ехать. «Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым? Нет, не поеду. Château des fleurs, там найду Облонского, куплеты, cancan. Нет, надоело. Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь. Поеду домой». Он прошел прямо в свой номер у Дюссо, велел подать себе ужинать и
потом, раздевшись, только успел положить голову
на подушку, заснул крепким и спокойным, как всегда, сном.
На счастье Левина, старая княгиня прекратила его страдания тем, что сама встала и посоветовала Кити итти спать. Но и тут не обошлось без нового страдания для Левина. Прощаясь с хозяйкой, Васенька опять хотел поцеловать ее руку, но Кити, покраснев, с наивною грубостью, за которую ей
потом выговаривала мать, сказала, отстраняя руку...
«Да и вообще, — думала Дарья Александровна, оглянувшись
на всю свою жизнь за эти пятнадцать лет замужества, — беременность, тошнота, тупость ума, равнодушие ко всему и, главное, безобразие. Кити, молоденькая, хорошенькая Кити, и та так подурнела, а я беременная делаюсь безобразна, я знаю. Роды, страдания, безобразные страдания, эта последняя минута…
потом кормление, эти бессонные ночи, эти боли страшные»…
— Я вас познакомила с ним как с Landau, — сказала она тихим голосом, взглянув
на Француза и
потом тотчас
на Алексея Александровича, — но он собственно граф Беззубов, как вы, вероятно, знаете. Только он не любит этого титула.
И он стал, сначала осторожно, а
потом более и более увлекаясь, обращать ее внимание
на разные подробности украшения дома и сада. Видно было, что, посвятив много труда
на улучшение и украшение своей усадьбы, Вронский чувствовал необходимость похвастаться ими пред новым лицом и от души радовался похвалам Дарьи Александровны.
Потом, вспоминая брата Николая, он решил сам с собою, что никогда уже он не позволит себе забыть его, будет следить за ним и не выпустит его из виду, чтобы быть готовым
на помощь, когда ему придется плохо.
Сначала полагали, что жених с невестой сию минуту приедут, не приписывая никакого значения этому запозданию.
Потом стали чаще и чаще поглядывать
на дверь, поговаривая о том, что не случилось ли чего-нибудь.
Потом это опоздание стало уже неловко, и родные и гости старались делать вид, что они не думают о женихе и заняты своим разговором.
— Однако и он, бедняжка, весь в
поту, — шопотом сказала Кити, ощупывая ребенка. — Вы почему же думаете, что он узнает? — прибавила она, косясь
на плутовски, как ей казалось, смотревшие из-под надвинувшегося чепчика глаза ребенка,
на равномерно отдувавшиеся щечки и
на его ручку с красною ладонью, которою он выделывал кругообразные движения.
Потом полковой командир, уже несколько ослабевши, сел
на дворе
на лавку и начал доказывать Яшвину преимущество России пред Пруссией, особенно в кавалерийской атаке, и кутеж
на минуту затих.
Когда чтец кончил, председатель поблагодарил его и прочел присланные ему стихи поэта Мента
на этот юбилей и несколько слов в благодарность стихотворцу.
Потом Катавасов своим громким, крикливым голосом прочел свою записку об ученых трудах юбиляра.
Любовь к женщине он не только не мог себе представить без брака, но он прежде представлял себе семью, а
потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому не были похожи
на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было главным делом жизни, от которогo зависело всё ее счастье. И теперь от этого нужно было отказаться!
Потом посылали его в спальню к княгине принесть образ в серебряной, золоченой ризе, и он со старою горничной княгини лазил
на шкапчик доставать и разбил лампадку, и горничная княгини успокоивала его о жене и о лампадке, и он принес образ и поставил в головах Кити, старательно засунув его за подушки.
― Да, да, maman хочет, чтобы мы, les beaux-frères [шурья,], напали
на него, ― сказал он, краснея и улыбаясь. ― И
потом, почему же я?
На этом кругу были устроены девять препятствий: река, большой, в два аршина, глухой барьер пред самою беседкой, канава сухая, канава с водою, косогор, ирландская банкетка, состоящая (одно из самых трудных препятствий), из вала, утыканного хворостом, за которым, невидная для лошади, была еще канава, так что лошадь должна была перепрыгнуть оба препятствия или убиться;
потом еще две канавы с водою и одна сухая, — и конец скачки был против беседки.
Вспоминал
потом историю с шулером, которому он проиграл деньги, дал вексель и
на которого сам подал жалобу, доказывая, что тот его обманул.
— Да что же в воскресенье в церкви? Священнику велели прочесть. Он прочел. Они ничего не поняли, вздыхали, как при всякой проповеди, — продолжал князь. —
Потом им сказали, что вот собирают
на душеспасительное дело в церкви, ну они вынули по копейке и дали. А
на что — они сами не знают.