Неточные совпадения
И она боялась этого больше всего
на свете и потому скрывала от него всё, что касалось
сына.
По тону Бетси Вронский мог бы понять, чего ему надо ждать от
света; но он сделал еще попытку в своем семействе.
На мать свою он не надеялся. Он знал, что мать, так восхищавшаяся Анной во время своего первого знакомства, теперь была неумолима к ней за то, что она была причиной расстройства карьеры
сына. Но он возлагал большие надежды
на Варю, жену брата. Ему казалось, что она не бросит камня и с простотой и решительностью поедет к Анне и примет ее.
Она чувствовала, что то положение в
свете, которым она пользовалась и которое утром казалось ей столь ничтожным, что это положение дорого ей, что она не будет в силах променять его
на позорное положение женщины, бросившей мужа и
сына и соединившейся с любовником; что, сколько бы она ни старалась, она не будет сильнее самой себя.
Случись же под такую минуту, как будто нарочно в подтверждение его мнения о военных, что
сын его проигрался в карты; он послал ему от души свое отцовское проклятие и никогда уже не интересовался знать, существует ли он
на свете или нет.
Слишком сильные чувства не отражались в чертах лица его, но в глазах был виден ум; опытностию и познанием
света была проникнута речь его, и гостю было приятно его слушать; приветливая и говорливая хозяйка славилась хлебосольством; навстречу выходили две миловидные дочки, обе белокурые и свежие, как розы; выбегал
сын, разбитной мальчишка, и целовался со всеми, мало обращая внимания
на то, рад ли или не рад был этому гость.
Часу в первом утра он, с усилием раскрыв глаза, увидел над собою при
свете лампадки бледное лицо отца и велел ему уйти; тот повиновался, но тотчас же вернулся
на цыпочках и, до половины заслонившись дверцами шкафа, неотвратимо глядел
на своего
сына.
Самгину было трудно с ним, но он хотел смягчить отношение матери к себе и думал, что достигнет этого, играя с
сыном, а мальчик видел в нем человека, которому нужно рассказать обо всем, что есть
на свете.
И он отослал
сына — таков обычай в Германии. Матери не было
на свете, и противоречить было некому.
Женат же был
на одной из высшего
света, но не так богатой, Фанариотовой, и имел от нее
сына и дочь.
— «Не жилец он
на свете, ваш
сын, — промолвил доктор матушке, когда провожала она его до крыльца, — он от болезни впадает в помешательство».
В «Страшном суде» Сикстинской капеллы, в этой Варфоломеевской ночи
на том
свете, мы видим
сына божия, идущего предводительствовать казнями; он уже поднял руку… он даст знак, и пойдут пытки, мученья, раздастся страшная труба, затрещит всемирное аутодафе; но — женщина-мать, трепещущая и всех скорбящая, прижалась в ужасе к нему и умоляет его о грешниках; глядя
на нее, может, он смягчится, забудет свое жестокое «женщина, что тебе до меня?» и не подаст знака.
— Это кузнец! — произнес, схватясь за капелюхи, Чуб. — Слышишь, Солоха, куда хочешь девай меня; я ни за что
на свете не захочу показаться этому выродку проклятому, чтоб ему набежало, дьявольскому
сыну, под обоими глазами по пузырю в копну величиною!
Старушка Рогожина продолжает жить
на свете и как будто вспоминает иногда про любимого
сына Парфена, но неясно: бог спас ее ум и сердце от сознания ужаса, посетившего грустный дом ее.
Добрый помещик поздравлял Ивана Петровича с рождением
сына, явившегося
на свет в селе Покровском 20 августа 1807 года и нареченного Федором в честь святого мученика Феодора Стратилата.
Евгений получил от сестры известие, что его
сыновья князья. Это его ставит в затруднительное положение, потому что Варвара Самсоновна скоро опять должна что-нибудь произвести
на свет и тогда потребуется новый указ сенату. Дело сложное: не будучи князем, он, шутя, делает князей; но все-таки я ему советую подумать о том, что он делает. 6 октября будем праздновать его 60-летие!
От родительницы своей я в самом юном сиротстве остался и ее не помню, потому как я был у нее молитвенный
сын, значит, она, долго детей не имея, меня себе у бога все выпрашивала и как выпросила, так сейчас же, меня породивши, и умерла, оттого что я произошел
на свет с необыкновенною большою головою, так что меня поэтому и звали не Иван Флягин, а просто Голован.
— Сколько я себя ни помню, — продолжал он, обращаясь больше к Настеньке, — я живу
на чужих хлебах, у благодетеля (
на последнем слове Калинович сделал ударение), у благодетеля, — повторил он с гримасою, — который разорил моего отца, и когда тот умер с горя, так он, по великодушию своему, призрел меня, сироту, а в сущности приставил пестуном к своим двум
сыновьям, болванам, каких когда-либо
свет создавал.
Всей этой простотой Екатерина Филипповна вряд ли не хотела подражать крестьянским избам, каковое намерение ее, однако, сразу же уничтожалось висевшей
на стене прекрасной картиной Боровиковского, изображавшей бога-отца, который взирает с высоты небес
на почившего
сына своего: лучезарный
свет и парящие в нем ангелы наполняли весь фон картины; а также мало говорила о простоте и стоявшая в углу арфа, показавшаяся Егору Егорычу по отломленной голове одного из позолоченных драконов, украшавших рамку, несколько знакомою.
— Надо бы подумать об этом, мой друг! — сказала она словно мимоходом, не глядя
на сына и рассматривая
на свет руки, точно они составляли в эту минуту главный предмет ее внимания.
В самом деле, ведь стоит только вдуматься в положение каждого взрослого, не только образованного, но самого простого человека нашего времени, набравшегося носящихся в воздухе понятий о геологии, физике, химии, космографии, истории, когда он в первый раз сознательно отнесется к тем, в детстве внушенным ему и поддерживаемым церквами, верованиям о том, что бог сотворил мир в шесть дней;
свет прежде солнца, что Ной засунул всех зверей в свой ковчег и т. п.; что Иисус есть тоже бог-сын, который творил всё до времени; что этот бог сошел
на землю за грех Адама; что он воскрес, вознесся и сидит одесную отца и придет
на облаках судить мир и т. п.
В впечатлениях, подобных тем, которые последовали за моим входом, никогда невозможно разобраться… Разве можно запомнить слова, произносимые в первые моменты встречи матерью и
сыном, мужем и женой или двумя влюбленными? Говорятся самые простые, самые обиходные фразы, смешные даже, если их записывать с точностью
на бумаге. Но здесь каждое слово уместно и бесконечно мило уже потому, что говорится оно самым дорогим
на свете голосом.
Лукашка забежал домой, соскочил с коня и отдал его матери, наказав пустить его в казачий табун; сам же он в ту же ночь должен был вернуться
на кордон. Немая взялась свести коня и знаками показывала, что она как увидит человека, который подарил лошадь, так и поклонится ему в ноги. Старуха только покачала головой
на рассказ
сына и в душе порешила, что Лукашка украл лошадь, и потому приказала немой вести коня в табун еще до
света.
— Полегче, молодец, полегче! За всех не ручайся. Ты еще молоденек, не тебе учить стариков; мы знаем лучше вашего, что пригоднее для земли русской. Сегодня ты отдохнешь, Юрий Дмитрич, а завтра чем
свет отправишься в дорогу: я дам тебе грамоту к приятелю моему, боярину Истоме-Туренину. Он живет в Нижнем, и я прошу тебя во всем советоваться с этим испытанным в делах и прозорливым мужем. Пускай
на первый случай нижегородцы присягнут хотя Владиславу; а там… что бог даст! От
сына до отца недалеко…
Так вот, голубушка, какие дела
на свете бывают! Часто мы думаем: девушка да девушка — а
на поверку выходит, что у этой девушки
сын в фельдъегерях служит! Поневоле вспомнишь вашего старого сельского батюшку, как он, бывало, говаривал: что же после этого твои, человече, предположения? и какую при сем жалкую роль играет высокоумный твой разум! Именно так.
— Во имя отца и
сына и святого духа, рассмотрим козни дьяволов при
свете правды, коснёмся их нашим простым русским умом и увидим, как они рассыплются прахом
на глазах наших.
Кручинина (садится у стола). Какое злодейство, какое злодейство! Я тоскую об
сыне, убиваюсь; меня уверяют, что он умер; я обливаюсь слезами, бегу далеко, ищу по
свету уголка, где бы забыть свое горе, а он манит меня ручонками и кличет: мама, мама! Какое злодейство! (Рыдая, опускает голову
на стол.)
Муров. Что
сын ваш умер, что его давно нет
на свете, и пора забыть все это дело.
—
Сын мой, надеюсь, будет настолько неглуп, что и без состояния просуществует
на свете, — возразила Елена, — и вы потрудитесь передать князю, что я так же, как и он, по-прежнему его уважаю и почитаю, но
сына моего все-таки не отдам ему.
— Да-с, так-с это, именно так-с, — продолжал Истомин. — И все это так именно потому, что сынове мира сего мудрейши
сынов света суть, всвоем роде. Праздник
на вашей улице. Женщины, не наши одни русские женщины, а все почти женщины, в целом мире, везде они одной с вами религии — одному с вами золотому богу кланяются. Всегда они нас продадут за вас, будьте в этом благонадежны.
Твое спокойствие мне всего дороже: ты не могла им наслаждаться, пока взоры
света были
на нас устремлены. Вспомни всё, что ты вытерпела, все оскорбления самолюбия, все мучения боязни; вспомни ужасное рождение нашего
сына. Подумай: должен ли я подвергать тебя долее тем же волнениям и опасностям? Зачем силиться соединить судьбу столь нежного, столь прекрасного создания с бедственной судьбою негра, жалкого творения, едва удостоенного названия человека?
Не стало у Марфы Андревны ни отца, ни матери, ни мужа, она осталась
на свете молодою тридцатилетнею вдовою с ослепительной красотою, богатым состоянием, заключавшимся в трех тысячах душ, и с единственным однолетним
сыном.
У старика всегда была склонность к семейной жизни, и он любил свое семейство больше всего
на свете, особенно старшего сына-сыщика и невестку. Аксинья, едва вышла за глухого, как обнаружила необыкновенную деловитость и уже знала, кому можно отпустить в долг, кому нельзя, держала при себе ключи, не доверяя их даже мужу, щелкала
на счетах, заглядывала лошадям в зубы, как мужик, и всё смеялась или покрикивала; и, что бы она ни делала, ни говорила, старик только умилялся и бормотал...
В это самое время Иван Ильич провалился, увидал
свет, и ему открылось, что жизнь его была не то, что надо, но что это можно еще поправить. Он спросил себя: что же «то», и затих, прислушиваясь. Тут он почувствовал, что руку его целует кто-то. Он открыл глаза и взглянул
на сына. Ему стало жалко его. Жена подошла к нему. Он взглянул
на нее. Она с открытым ртом и с неотертыми слезами
на носу и щеке, с отчаянным выражением смотрела
на него. Ему жалко стало ее.
Сыновья мои — уж это другое поколение — конечно, также наслышавшиеся от своих наставников, говорили, что любовь есть душа жизни, жизнь природы, изящность восторгов, полный
свет счастья, эссенция из всех радостей; если и причинит неимоверные горести, то одним дуновением благосклонности истребит все и восхитит
на целую вечность. Это роза из цветов, амбра из благоуханий, утро природы… и проч. все такое.
В заключение портрета скажу, что он назывался Григорий Александрович Печорин, а между родными просто Жорж,
на французский лад, и что притом ему было 23 года, — и что у родителей его было 3 тысячи душ в Саратовской, Воронежской и Калужской губернии, — последнее я прибавляю, чтоб немного скрасить его наружность во мнении строгих читателей! — виноват, забыл включить, что Жорж был единственный
сын, не считая сестры, 16-летней девочки, которая была очень недурна собою и, по словам маменьки (папеньки уж не было
на свете), не нуждалась в приданом и могла занять высокую степень в обществе, с помощию божией и хорошенького личика и блестящего воспитания.
Сын. J'en suis 'accord [Я с этим согласен (франц.).],
на что грамматика! Я сам писывал тысячу бильеду, и мне кажется, что
свет мой, душа моя, adieu, ma reine [Прощайте, моя королева (франц.).] можно сказать, не заглядывая в грамматику.
Юные супруги, с милым нетерпением ожидающие плода от брачного нежного союза вашего! Если вы хотите иметь
сына, то каким его воображаете? Прекрасным?.. Таков был Леон. Беленьким, полненьким, с розовыми губками, с греческим носиком, с черными глазками, с кофейными волосками
на кругленькой головке: не правда ли?.. Таков был Леон. Теперь вы имеете об нем идею: поцелуйте же его в мыслях и ласковою улыбкою ободрите младенца жить
на свете, а меня — быть его историком!
Сына любит она более всего
на свете и между тем должна от него почти отказаться, видеть изредка, и то
на короткое время.
Матушка, спаси твоего бедного
сына! урони слезинку
на его больную головушку! посмотри, как мучат они его! прижми ко груди своей бедного сиротку! ему нет места
на свете! его гонят!
И всем, с кем ни приходилось говорить жене Ивана Саввича, она жаловалась, что нет у нее
на свете таких врагов, как муж и
сын: оба гордецы и статистики.
— О
сын мой, разве твоя душа не дрожит и не рвется мне навстречу? Это я — тот, кто дал тебе жизнь и
свет. Это я, твой несчастный, больной, старый отец. Отвори же, отвори скорее:
на улицах голодные псы воют
на луну, а мои слабые ноги подкашиваются от усталости…
Подай, Фелица! наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
Как укрощать страстей волненье
И счастливым
на свете быть?
Меня твой голос возбуждает,
Меня твой
сын препровождает;
Но им последовать я слаб.
Мятясь житейской суетою,
Сегодня властвую собою,
А завтра прихотям я раб.
Недаром царь любит Псару, недаром все люди ходят в
свете Псару, недаром все кланяются Псару! Кто, кроме Псару, сумел бы так ловко спровадить бездельников! А теперь узнайте, что сейчас здесь будет сам божественный
сын Ра! Приготовьте пути сокрушителю врагов, могущественному быку, который любит истину! Ибо он уже появился под порталом Пирауи, подобно солнцу, восходящему утром
на востоке неба, чтобы залить весь мир своими лучами!
Брызнул Ярило
на камни молоньей, облил палючим взором деревья дубравные. И сказал Матери-Сырой Земле: «Вот я разлил огонь по камням и деревьям. Я сам в том огне. Своим умом-разумом человек дойдет, как из дерева и камня
свет и тепло брать. Тот огонь — дар мой любимому
сыну. Всей живой твари будет
на страх и ужас, ему одному
на службу».
По сем возвещаем любви вашей о Божием посещении,
на дом наш бывшем, ибо сего января в 8 день
на память преподобного отца нашего Георгия Хозевита возлюбленнейший
сын наш Герасим Никитич от сего тленного
света отъиде и преселися в вечный покой.
Кроме дней обрядных, лишь только выдастся ясный тихий вечер, молодежь, забыв у́сталь дневной работы, не помышляя о завтрашнем труде, резво бежит веселой гурьбой
на урочное место и дó
свету водит там хороводы, громко припевая, как «Вокруг города Царева ходил-гулял царев
сын королев», как «В Арзамасе
на украсе собиралися молодушки в един круг», как «Ехал пан от князя пьян» и как «Селезень по реченьке сплавливал, свои сизые крылышки складывал»…
— Ох, сударыня!.. Велико наше несчастье!.. — со слезами сказала Аграфена Ивановна. — Такое несчастье выпало нам, что горше его
на свете, кажется, нет. Двадцать годов теперь уж прошло, как хизнул наш богатый дом. Хозяина да двух
сынов работников: одному было двадцать, другому девятнадцать лет — женить было обоих сбирались — по царскому указу
на поселенье в Сибирь сослали.
Припадем коленами
на мать сыру землю,
Пролием мы слезы, как быстрые реки,
Воздохнем в печали к создателю
света:
«Боже ты наш, Боже, Боже отец наших,
Услыши ты, Боже, сию ти молитву,
Сию ти молитву, как блудного
сына,
Приклони ты ухо к сердечному стону,
Прими ты к престолу текущие слезы,
Пожалей, создатель, бедное созданье,
Предели нас, Боже, к избранному стаду,
Запиши, родитель, в животную книгу,
Огради нас, бедных, своею оградой,
Приди в наши души с небесной отрадой,
Всех поставь нас, Боже,
Здесь
на крепком камне,
Чтоб мы были крепки во время печали...
Она чувствовала, что то положение в
свете, — которым она пользовалась, — что это положение дорого ей, что она не будет в силах променять его
на позорное положение женщины, бросившей мужа и
сына и соединившейся с любовником, что, сколько бы она ни старалась, не будет сильнее самой себя.
Он, говорят, был красив: я его не видал, — когда я познакомился с его
сыном, его уже не было
на этом
свете.