Неточные совпадения
Пузатый комод и
на нем трюмо в форме лиры, три неуклюжих стула, старенькое
на низких ножках кресло у
стола, под окном, — вот и вся обстановка комнаты. Оклеенные белыми обоями стены холодны и голы, только против кровати — темный квадрат небольшой
фотографии: гладкое, как пустота, море, корма баркаса и
на ней, обнявшись, стоят Лидия с Алиной.
Он сморщился и навел радужное пятно
на фотографию матери Клима,
на лицо ее; в этом Клим почувствовал нечто оскорбительное. Он сидел у
стола, но, услыхав имя Риты, быстро и неосторожно вскочил
на ноги.
Он ожидал увидеть глаза черные, строгие или по крайней мере угрюмые, а при таких почти бесцветных глазах борода ротмистра казалась крашеной и как будто увеличивала благодушие его, опрощала все окружающее. За спиною ротмистра, выше головы его,
на черном треугольнике — бородатое, широкое лицо Александра Третьего, над узенькой, оклеенной обоями дверью — большая
фотография лысого, усатого человека в орденах,
на столе, прижимая бумаги Клима, — толстая книга Сенкевича «Огнем и мечом».
Часа через два, разваренный, он сидел за
столом, пред кипевшим самоваром, пробуя написать письмо матери, но
на бумагу сами собою ползли из-под пера слова унылые, жалобные, он испортил несколько листиков, мелко изорвал их и снова закружился по комнате, поглядывая
на гравюры и
фотографии.
Он взял со
стола и мне подал. Это тоже была
фотография, несравненно меньшего размера, в тоненьком, овальном, деревянном ободочке — лицо девушки, худое и чахоточное и, при всем том, прекрасное; задумчивое и в то же время до странности лишенное мысли. Черты правильные, выхоленного поколениями типа, но оставляющие болезненное впечатление: похоже было
на то, что существом этим вдруг овладела какая-то неподвижная мысль, мучительная именно тем, что была ему не под силу.
Она привела его в свою комнату, убранную со всей кокетливостью спальни публичного дома средней руки: комод, покрытый вязаной — скатертью, и
на нем зеркало, букет бумажных цветов, несколько пустых бонбоньерок, пудреница, выцветшая фотографическая карточка белобрысого молодого человека с гордо-изумленным лицом, несколько визитных карточек; над кроватью, покрытой пикейным розовым одеялом, вдоль стены прибит ковер с изображением турецкого султана, нежащегося в своем гареме, с кальяном во рту;
на стенах еще несколько
фотографий франтоватых мужчин лакейского и актерского типа; розовый фонарь, свешивающийся
на цепочках с потолка; круглый
стол под ковровой скатертью, три венских стула, эмалированный таз и такой же кувшин в углу
на табуретке, за кроватью.
В комнате, с тремя окнами
на улицу, стоял диван и шкаф для книг,
стол, стулья, у стены постель, в углу около нее умывальник, в другом — печь,
на стенах
фотографии картин.
— Это заманчиво, — сказал он, — но… но… но… — Его взгляд одно мгновение задержался
на небольшом портрете, стоявшем среди бронзовых вещиц письменного
стола. Только теперь увидел и я этот портрет —
фотографию красивой молодой женщины, смотрящей в упор, чуть наклонив голову.
Я стоял у
стола, склонясь над картой. Раскладывая ее, Синкрайт отвел верхний угол карты рукой, сделав движение вправо от меня, и, машинально взглянув по этому направлению, я увидел сбоку чернильного прибора
фотографию под стеклом. Это было изображение девушки, сидевшей
на чемоданах.
Дорогие ковры, громадные кресла, бронза, картины, золотые и плюшевые рамы;
на фотографиях, разбросанных по стенам, очень красивые женщины, умные, прекрасные лица, свободные позы; из гостиной дверь ведет прямо в сад,
на балкон, видна сирень, виден
стол, накрытый для завтрака, много бутылок, букет из роз, пахнет весной и дорогою сигарой, пахнет счастьем, — и все, кажется, так и хочет сказать, что вот-де пожил человек, потрудился и достиг наконец счастья, возможного
на земле.
— У вас нет водки? — громко спросил я. Она не ответила, раскладывая по
столу карты. Человек, которого я привел, сидел
на стуле, низко наклонив голову, свесив вдоль туловища красные руки. Я положил его
на диван и стал раздевать, ничего не понимая, живя как во сне. Стена предо мною над диваном была сплошь покрыта
фотографиями, среди них тускло светился золотой венок в белых бантах ленты,
на конце ее золотыми буквами было напечатано...
Опрятная постель с красным шерстяным одеялом, подушка в белой наволочке, даже башмачок для часов,
стол, покрытый пеньковою скатертью, а
на нем чернильница молочного цвета, перья, бумага,
фотографии в рамочках, все как следует, и другой
стол, черный,
на котором в порядке лежали часовые инструменты и разобранные часы.
На столе странник разложил весь свой святой припас. Тут были раковины с «Мертвого моря», собранные
на морском берегу в Одессе, были пузырьки с ижехерувимскими каплями, восковые огарки из-под святого огня, картины и
фотографии.
— Ну, куда я эту гадость дену? Ведь я
на частной квартире живу! У меня артистки бывают! Это не
фотография, в
стол не спрячешь!
Множество картин и
фотографий, висевших
на стенах, статуэток и безделушек, стоявших
на письменном
столе и этажерке, салфеток
на столах и большой ковер
на полу уничтожали казенный вид меблированной комнаты и придавали ей уютность.
Была поздняя ночь, когда они приехали. Марья Сергеевна поспешила в детскую, доктор с Ширяевым вошли в кабинет.
На письменном
столе были навалены медицинские книги, пачками лежали номера «Врача» в бледно-зеленых обложках. Ширяев, потирая руки, прошелся по кабинету. Остановился перед большою
фотографией над диваном.