Неточные совпадения
Это меня — не обижает: всех деловых
людей вначале жульём зовут, а после — ходят пред ними
на четвереньках и — предо мной тоже — в свою пору —
на четвереньки встанут-с; но — это между прочим-с!
А Лунёв подумал о жадности
человека, о том, как много пакостей делают
люди ради денег. Но тотчас же представил, что у него — десятки, сотни тысяч, о, как бы он показал себя
людям! Он заставил бы их
на четвереньках ходить пред собой, он бы… Увлечённый мстительным чувством, Лунёв ударил кулаком по столу, — вздрогнул от удара, взглянул
на дядю и увидал, что горбун смотрит
на него, полуоткрыв рот, со страхом в глазах.
Мне рассказывал много лет спустя один верный
человек, что Плавильщиков, доходивший в роли „Эдипа в Афинах“ до такого неистовства, что ползал
на четвереньках по сцене, отыскивая Антигону, — один раз играл эту роль, будучи очень слаб после горячки, и привел в восхищение всех московских знатоков.
И опять Мишка остался один, ему хотелось есть, и дом был страшно далек, и не было возле близких
людей, — все это было так ужасно, что он поднялся, всхлипнул и, опустившись
на четвереньки, пополз куда глаза глядят. Меркулов поднял его и понес; Мишка сразу успокоился и, покачиваясь
на руках, сверху вниз, серьезно и самодовольно смотрел
на страшную и теперь веселую улицу и ни разу до самого дома не взглянул
на незнакомого
человека, спасшего его.
Мы продрались через лазейку, сделанную довольно высоко в стене, нашли за стеной другого
человека, нас ожидавшего, заклали искусно отверстие каменьями, поползли
на четвереньках по каким-то темным извилинам, очутились в башне; с помощью веревочной лестницы, тут приготовленной, взлезли
на высоту, в узкое окно, оттуда
на крышу, карабкались по ней, подражая между тем мяуканью кошек, и потом впрыгнули в слуховое окно.
Хором, качаясь в такт, поют они данные им доктором заветы: «мы
люди! мы не должны драть кору с деревьев, не ходить
на четвереньках, не втягивать воду губами» — поют, гипнотизируют себя, даже верят, что они
люди, а внутри рычит все тот же зверь и при малейшей оплошности вырывается
на свободу.
Ведь доказывать это — всё равно, что доказывать
человеку, что ему не надо делать то, что противно, несвойственно его природе: не надо зимою ходить голому, не надо питаться содержимым помойной ямы, не надо ходить
на четвереньках.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, булдыхнулся в нее так, что брызги полетели и, скрывшись
на мгновенье, выбрался
на четвереньках, весь черный от воды, и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.