Неточные совпадения
Тщетно я обращался ко всем
властям земным о допущении меня к преподаванию наук сих; тщетно угрожал им карою земною и
небесною; тщетно указывал на растление, царствующее в сердцах чиновнических — тщетно!
И если Мое царствование не возвело еще России на высочайшую степень народного блаженства, то помните, что
власть Государя не есть всемогущество
Небесное, Которого воля есть уже совершение; помните, что Империи цветут веками, и что Провидение требует от Царей только возможного блага.
—
Власть Господня!.. — строго и холодно молвила. — Плачем да слезами делу не пособить, себя только расстроить. Лучше на Бога положиться: вовремя он наказует, вовремя и милует… Не гневите, родные, Царя
Небесного ропотом и отчаяньем!.. Грех!..
—
Власть Господня на то, — строго промолвила Аграфена Петровна. — Не нам судить о том, что
небесный отец положил во
власти своей и печатью тайны от нас запечатал! Грех великий испытывать Создателя!
Иисус знал, что этого надо было ожидать и ему, и он всё предвидел: и ненависть тех,
власть которых он пришел разрушить, и их тайные заговоры, и их насилия, и неблагодарную измену того народа, которого болезнь он излечивал, питая его
небесным хлебом своего слова; он предвидел и крест, и смерть, и оставление своими, еще более горестное, чем самая смерть.
Предвечного решения Божия, которое осталось тайною даже «начальствам и
властям»
небесным, не мог разгадать и искуситель, дух зависти, который уже по тому самому лишен был всякой проницательности в любви: судя по самому себе и не допуская ничего иного и высшего, он мог рассчитывать лишь на то, что Творец, обиженный непослушанием, отвернется от мира, бросит его, как сломанную игрушку, а тогда-то и воцарится в нем сатана.
И это человечество-семья, пребывая в любви
Небесного Отца, не знало бы цепей государственности, а также и железа
власти, по-своему формующего жизнь.
Это разросшееся и дифференцировавшееся тело
власти есть тоже «земля проклятия», растрескавшаяся и иссохшая, и она жаждет
небесной влаги.
— Отлучение от части праведных, отлучение от
небесных сил, отторжение от святейшего сонма поющих хвалебные песни пред агнцем, вечное страданье души в греховном теле, низведение в геенну на нескончаемую
власть врага, — торжественно говорил Николай Александрыч. — Вспомни, сестрица, вспомни, душевная моя.
То рыцари немецкие, искавшие иные опасностей, славы и награды
небесной, другие добычи, земель и вассалов, наступили на нее, окрестили ее мечом и первые ознакомили бедных ее жителей с именем и правами господина, с высокими замками, данью и насилиями; то
власти, ею управлявшие, духовные и светские, епископы и гермейстеры [Гермейстер — глава рыцарских орденов меченосцев и Тевтонского в Ливонии (нем.).], в споре за первенство свое, терзали ее на части.
Боже!
небесные силы! это он… он самый, тот ужасный ненавистный немец, оскорбивший его так жестоко в Риме. Ошибиться нельзя: тот самый, которого преследует месть его столько лет, чьей крови хотел бы он напиться, продав себя хоть сатане, он самый теперь у ног его, в его
власти.
— Земное правосудие часто бывает бессильно, — воскликнул я, — но я умоляю правосудие
небесное, умоляю справедливую жизнь, которая никогда не прощает, умоляю все высшие законы, под
властью которых живет человек, — да не избежит виновный заслуженной им беспощадной кары! кары!