— Не знаю, возвышает ли это душу, — перервал с улыбкою артиллерийской офицер, — но на всякой случай я уверен, что это поунизит гордость всемирных победителей и, что всего лучше, заставит русских
ненавидеть французов еще более. Посмотрите, как народ примется их душить! Они, дескать, злодеи, сожгли матушку Москву! А правда ли это или нет, какое нам до этого дело! Лишь только бы их резали.
— В таком случае, monsieur, я не понимаю, — говорит француз, вскакивая и сверкая глазами, — если вы
ненавидите французов, то зачем вы меня держите?
— Боже мой! — вскричал Рославлев, закрыв рукою глаза. — Боже мой! — повторил он с невольным содроганием. — Я сам… да, я
ненавижу французов; но расстреливать хладнокровно беззащитных пленных!.. Нет! это ужасно!..
Неточные совпадения
Вы так же их
ненавидите, как я, и, может быть, скоро придет время, что и для вас будет наслажденьем зарезать из своих рук хотя одного
француза.
Привыкший считать себя видимой судьбою народов, представителем всех сил, всего могущества Европы, император
французов должен был
ненавидеть Россию.
— О! что касается до этого, — отвечал Рославлев, — то
французы должны пенять на самих себя: они заставили себя
ненавидеть, а ненависть не знает сострадания и жалости. Испанцы доказали это.
Учителя немецкого языка, все как на подбор, были педантичны, строги и до смешного скупы на хорошие отметки. Их
ненавидели и травили. Зато с живыми, веселыми
французами жили по-дружески, смеялись, острили на их уроках, хлопали их по плечу. Если французский язык был в начале и в конце классных занятий, то особенным шиком считалось вместо молитвы до и после ученья прочитать, например, «Чижика» или «Эндер бэндер козу драл».
А читаешь сочинение
француза — дрожишь за героев, жалеешь их,
ненавидишь, хочешь драться, когда они дерутся, плачешь, когда погибают…
Например, наш сегодняшний дикий спор с Сашей. Я всегда гордился своей гуманностью, которую считаю обязательной для интеллигентного человека, и никогда не делал различия между национальностями, немец ли это,
француз или даже еврей. А между тем и эти газеты, и вся наша контора вот уже два месяца стараются внушить мне, что я должен
ненавидеть немцев, и вот сегодня то же самое в чрезвычайно грубой форме заявила Саша: «Если ты еще и теперь любишь немцев, то ты настоящий подлец!»