Неточные совпадения
— Каторга сигает! — пояснил мне Рудников и крикнул на всю казарму: —
Не бойтесь,
дьяволы! Я один, никого
не возьму, так зашел…
«Разве я ее,
дьявола,
боюсь? — думал он о смерти. — Это мне жизни жалко. Великолепная вещь, что бы там ни говорили пессимисты. А что если пессимиста повесить? Ах, жалко жизни, очень жалко. И зачем борода у меня выросла?
Не росла,
не росла, а то вдруг выросла. И зачем?»
Нина. Я одинока. Раз в сто лет я открываю уста, чтобы говорить, и мой голос звучит в этой пустоте уныло, и никто
не слышит… И вы, бледные огни,
не слышите меня… Под утро вас рождает гнилое болото, и вы блуждаете до зари, но без мысли, без воли, без трепетания жизни.
Боясь, чтобы в вас
не возникла жизнь, отец вечной материи,
дьявол, каждое мгновение в вас, как в камнях и в воде, производит обмен атомов, и вы меняетесь непрерывно. Во вселенной остается постоянным и неизменным один лишь дух.
—
Не понимаю ничего! — восклицает Варя, отбрасывая шитьё и убегая к печи, где вскипел самовар. — Всё у него
не собрано в голове, всё разрознено. Вас он ненавистью ненавидит и
боится, Кузина ругает: старый
дьявол, богоотступник он, дескать, всю душу мне перевернул, жизни лишил, колдун он, крамольник! Он всё знает: и про сходки по деревням, и что у лесника беглый сын воротился — всё сегодня сказал!
—
Не дадут лошадей, — пояснил он. — Титаринские станочники —
не народ, а
дьявол.
Не пишешь —
не дают, пишешь —
боятся. Пиши! Я смотреть буду…
Он умолк и задумался, тяжело глядя в пол: так, вероятно, смотрят люди в глубину собственной могилы. И я понял, чего
боялся этот гений, и еще раз преклонился перед этим сатанинским умом, знавшим в мире только себя и свою волю. Вот Бог, который даже с Олимпом
не пожелает разделить своей власти! И сколько презрения к человечеству! И какое открытое пренебрежение ко мне! Вот проклятая щепотка земли, от которой способен расчихаться даже
дьявол!
Опьяненные вином, они пели песни и смело говорили страшные, отвратительные слова, которых
не решится сказать человек, боящийся бога; безгранично свободные, бодрые, счастливые, они
не боялись ни бога, ни
дьявола, ни смерти, а говорили и делали всё, что хотели, и шли туда, куда гнала их похоть.
— И-и смертушка моя приходит, — заныла в свою очередь старуха, —
боюсь я его, окаянного, глазищи у него огнем горят, как у
дьявола, заприметит он меня, неровен час, живую
не выпустит.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное — добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда
не приходил к ней, нашел на нее. Она
боялась оглянуться; ей чудилось, что кто-то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто-то был он —
дьявол, и он — этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.