Неточные совпадения
— Что ж могу я сделать? Я должен
воевать с законом. Положим, если бы я даже и решился на это, но ведь князь справедлив, — он ни за что
не отступит.
Кабанова. Что? Ничего. А и честь-то
не велика, потому что воюешь-то ты всю жизнь
с бабами. Вот что.
— Я-то? Я — в людей верю.
Не вообще в людей, а вот в таких, как этот Кантонистов. Я, изредка, встречаю большевиков. Они, брат,
не шутят! Волнуются рабочие, есть уже стачки
с лозунгами против войны, на Дону — шахтеры дрались
с полицией, мужичок устал
воевать, дезертирство растет, — большевикам есть
с кем разговаривать.
— Думаешь: немецкие эсдеки помешают? Конечно, они — сила. Да ведь
не одни немцы воевать-то хотят… а и французы и мы… Демократия, — сказал он, усмехаясь. — Помнишь, мы
с тобой говорили о демократии?
И быстреньким шепотом он поведал, что тетка его, ведьма, околдовала его, вогнав в живот ему червя чревака, для того чтобы он, Дронов, всю жизнь мучился неутолимым голодом. Он рассказал также, что родился в год, когда отец его
воевал с турками, попал в плен, принял турецкую веру и теперь живет богато; что ведьма тетка, узнав об этом, выгнала из дома мать и бабушку и что мать очень хотела уйти в Турцию, но бабушка
не пустила ее.
— Всякий понимает, что лучше быть извозчиком, а
не лошадью, — торопливо истекал он словами, прижимаясь к Самгину. — Но — зачем же на оружие деньги собирать, вот —
не понимаю!
С кем
воевать, если разрешено соединение всех сословий?
Тагильский угрожал войной
с Германией, ему возражали: в рейхстаге большинство социалисты, председатель Шейдеман, — они
не позволят буржуазии
воевать.
— Скажите, господин, правда, что налоги
с нас решено
не брать и на войну нашего брата
не гонять, а чтоб
воевали только одни казаки, нам же обязанность одна — хлеб сеять?
— Ну, — чего там годить? Даже — досадно. У каждой нации есть царь, король, своя земля, отечество… Ты в солдатах служил? присягу знаешь? А я — служил.
С японцами
воевать ездил, — опоздал, на мое счастье, воевать-то. Вот кабы все люди евреи были, у кого нет земли-отечества, тогда — другое дело. Люди, милый человек, по земле ходят, она их за ноги держит, от своей земли
не уйдешь.
— Лапотное, соломенное государство ввязалось в драку
с врагом, закованным в сталь, — а?
Не глупо, а? За одно это правительство подлежит низвержению, хотя я вовсе
не либерал. Ты, дурова голова, сначала избы каменные построй, железом их покрой, ну, тогда и
воюй…
— Немцы считаются самым ученым народом в мире. Изобретательные — ватерклозет выдумали. Христиане. И вот они объявили нам войну. За что? Никто этого
не знает. Мы, русские,
воюем только для защиты людей. У нас только Петр Первый
воевал с христианами для расширения земли, но этот царь был врагом бога, и народ понимал его как антихриста. Наши цари всегда
воевали с язычниками,
с магометанами — татарами, турками…
Потом он выбрал дамские часы
с эмалевой доской,
с цепочкой, подарить от себя Марфеньке, и для этого зашел к Титу Никонычу и занял у него двести рублей до завтра, чтобы
не воевать с бабушкой, которая без боя
не дала бы ему промотать столько на подарок и, кроме того, пожалуй, выдала бы заранее его секрет.
После того Манила
не раз подвергалась нападениям китайцев, даже японских пиратов, далее голландцев, которые завистливым оком заглянули и туда, наконец, англичан. Эти последние,
воюя с испанцами, напали, в 1762 году, и на Манилу и вконец разорили ее. Через год и семь месяцев мир был заключен и колония возвращена Испании.
Оттого китаец делает что хочет: если он чиновник, он берет взятки
с низших и дает сам их высшим; если он солдат, он берет жалованье и ленится и
с поля сражения бегает: он
не думает, что он служит, чтобы
воевать, а чтоб содержать свое семейство.
Они думают, что мы и
не знаем об этом; что вообще в Европе, как у них, можно утаить, что, например, целая эскадра идет куда-нибудь или что одно государство может
не знать, что другое
воюет с третьим.
Там многие племена соединяются и
воюют с ожесточением, но
не нападают в поле на массы войск, а на отдельные небольшие отряды, истребляют их, берут в плен и прячутся.
«Вот они, эти исторические враги, от которых отсиживался Тит Привалов вот в этом самом доме, — думал Привалов, когда смотрел на башкир. — Они даже
не знают о том славном времени, когда башкиры горячо
воевали с первыми русскими насельниками и
не раз побивали высылаемые против них воинские команды… Вот она, эта беспощадная философия истории!»
— О, если вы разумели деньги, то у меня их нет. У меня теперь совсем нет денег, Дмитрий Федорович, я как раз
воюю теперь
с моим управляющим и сама на днях заняла пятьсот рублей у Миусова. Нет, нет, денег у меня нет. И знаете, Дмитрий Федорович, если б у меня даже и были, я бы вам
не дала. Во-первых, я никому
не даю взаймы. Дать взаймы значит поссориться. Но вам, вам я особенно бы
не дала, любя вас,
не дала бы, чтобы спасти вас,
не дала бы, потому что вам нужно только одно: прииски, прииски и прииски!..
Воевал король Степан
с турчином. Уже три недели
воюет он
с турчином, а все
не может его выгнать. А у турчина был паша такой, что сам
с десятью янычарами мог порубить целый полк. Вот объявил король Степан, что если сыщется смельчак и приведет к нему того пашу живого или мертвого, даст ему одному столько жалованья, сколько дает на все войско. «Пойдем, брат, ловить пашу!» — сказал брат Иван Петру. И поехали козаки, один в одну сторону, другой в другую.
У Григорьева была большая прекрасная библиотека, составленная им исключительно на Сухаревке. Сын его, будучи студентом, участвовал в революции. В 1905 году он был расстрелян царскими войсками. Тело его нашли на дворе Пресненской части, в груде трупов. Отец
не пережил этого и умер. Надо сказать, что и ранее Григорьев считался неблагонадежным и иногда открыто
воевал с полицией и ненавидел сыщиков…
— Каково съездили, Галактион Михеич? Слышали мы, как вы
воевали с Прохоровым… да-с. Что же, будет, поцарствовали, то есть Прохоров и К o. Пора и честь знать.
Не те времена, Галактион Михеич, чтобы, напримерно, разиня рот.
Во-первых, он полагал, что если женщина умеет записать белье и вести домашнюю расходную книгу, то этого совершенно достаточно; во-вторых, он был добрый католик и считал, что Максиму
не следовало
воевать с австрийцами, вопреки ясно выраженной воле «отца папежа».
Природа устала
с собой
воевать —
День ясный, морозный и тихий.
Снега под Нерчинском явились опять,
В санях покатили мы лихо…
О ссыльных рассказывал русский ямщик
(Он знал по фамилии даже):
«На этих конях я возил их в рудник,
Да только в другом экипаже.
Должно быть, дорога легка им была:
Шутили, смешили друг дружку;
На завтрак ватрушку мне мать испекла,
Так я подарил им ватрушку,
Двугривенный дали — я брать
не хотел:
— «Возьми, паренек, пригодится...
Тут все в войне: жена
с мужем — за его самовольство, муж
с женой — за ее непослушание или неугождение; родители
с детьми — за то, что дети хотят жить своим умом; дети
с родителями — за то, что им
не дают жить своим умом; хозяева
с приказчиками, начальники
с подчиненными
воюют за то, что одни хотят все подавить своим самодурством, а другие
не находят простора для самых законных своих стремлений; деловые люди
воюют из-за того, чтобы другой
не перебил у них барышей их деятельности, всегда рассчитанной на эксплуатацию других; праздные шатуны бьются, чтобы
не ускользнули от них те люди, трудами которых они задаром кормятся, щеголяют и богатеют.
— Сейчас оттуда… Вместе
с Кожиным были. Ну, там Мамай
воевал: как учали бабы реветь, как учали причитать — святых вон понеси. Ну, да ты
не сумлевайся, Фенюшка… И
не такая беда изнашивается. А главное, оборудуй мне деляночку…
Где и что
с нашими добрыми товарищами? Я слышал только о Суворочке, что он
воюет с персианами —
не знаю, правда ли это, — да сохранит его бог и вас; доброй моей Марье Яковлевне целую ручку. От души вас обнимаю и желаю всевозможного счастия всему вашему семейству и добрым товарищам. Авось когда-нибудь узнаю что-нибудь о дорогих мне.
В настоящее время я как бы вижу подтверждение этой молвы об нем: ему уже
с лишком пятьдесят лет, он любит меня, сына нашего, — но когда услыхал о своем назначении в Севастополь, то
не только
не поморщился, но как будто бы даже помолодел, расторопней и живей сделался — и собирается теперь, как он выражается, на этот кровавый пир так же весело и спокойно, как будто бы он ехал на какой-нибудь самый приятнейший для него вечер; ясно, что
воевать — это его дело, его призвание, его сущность: он воин по натуре своей, воин органически.
Правда, что через него прошла, так сказать, целая катастрофа; но все же, если б повести дело умненько… да, именно, если б умненько повести!.. если б
не воевать с дворовыми,
не полемизировать
с Анпетовым, если б сразу обрезать себя по-новому, если бы
не вверяться Антошке, если б…
— А
не знаю, право, как вам сказать… Я ведь много что происходил, мне довелось быть-с и на конях, и под конями, и в плену был, и
воевал, и сам людей бил, и меня увечили, так что, может быть,
не всякий бы вынес.
— Нет-с,
не болен; а все по тому же случаю, что скоро надо будет
воевать.
— Как они подскочили, братцы мои, — говорил басом один высокий солдат, несший два ружья за плечами, — как подскочили, как крикнут: Алла, Алла! [Наши солдаты,
воюя с турками, так привыкли к этому крику врагов, что теперь всегда рассказывают, что французы тоже кричат «Алла!»] так так друг на друга и лезут. Одних бьешь, а другие лезут — ничего
не сделаешь. Видимо невидимо… — Но в этом месте рассказа Гальцин остановил его.
— Я сравняю тебя
с начальными людьми. Будет тебе идти корм и всякий обиход противу начальных людей. Да у тебя, я вижу, что-то на языке мотается, говори без зазору, проси чего хочешь! — Государь!
не заслужил я твоей великой милости, недостоин одежи богатой, есть постарше меня. Об одном прошу, государь. Пошли меня
воевать с Литвой, пошли в Ливонскую землю. Или, государь, на Рязань пошли, татар колотить!
Вот ты, поп, уже и потребовался.
Воевал ты
с расколом —
не сладил;
воевал с поляками —
не сладил, теперь ладь
с этою дуростью, ибо это уже плод от чресл твоих возрастает. Сладишь ли?.. Погадай на пальцах.
Что же, пусть
воюет, я его
не боюсь, но я
с этих пор знаю, что делать.
И вот
с тех пор я
не переставая
воевал с русскими.
Так что предсказание о том, что придет время, когда все люди будут научены богом, разучатся
воевать, перекуют мечи на орала и копья на серпы, т. е., переводя на наш язык, все тюрьмы, крепости, казармы, дворцы, церкви останутся пустыми и все виселицы, ружья, пушки останутся без употребления, — уже
не мечта, а определенная, новая форма жизни, к которой
с всё увеличивающейся быстротой приближается человечество.
Не потому присоединена Ницца к Франции, Лотарингия к Германии, Чехия к Австрии;
не потому раздроблена Польша;
не потому Ирландия и Индия подчиняются английскому правлению;
не потому
воюют с Китаем и убивают африканцев,
не потому американцы изгоняют китайцев, а русские теснят евреев;
не потому землевладельцы пользуются землей, которую они
не обрабатывают, и капиталисты произведениями труда, совершаемого другими, что это — добро, нужно и полезно людям и что противное этому есть зло, а только потому, что те, кто имеет власть, хотят, чтобы это так было.
— Нет, папочка,
не из Ломоносова, — сказала Сашенька, едва подавляя свой смех, — а так как вы были военный и
воевали с неприятелями, то Илюша и выучил стихи про военное… Осаду Памбы, папочка.
— К дядюшке-то? А плюньте на того, кто вам это сказал! Вы думаете, я постоянный человек, выдержу? В том-то и горе мое, что я тряпка, а
не человек! Недели
не пройдет, а я опять туда поплетусь. А зачем? Вот подите: сам
не знаю зачем, а поеду; опять буду
с Фомой
воевать. Это уж, батюшка, горе мое! За грехи мне Господь этого Фомку в наказание послал. Характер у меня бабий, постоянства нет никакого! Трус я, батюшка, первой руки…
— Ничего, результат важнецкий… хоть бы Коробочке! Только ведь Коробочка а la Pierre le Grand
не действовала,
с Сводом законов
не воевала, общин
не упраздняла, а плодила и прикапливала,
не выходя из той сферы, которая вполне соответствовала ее разумению!
«Нет, а ты, — говорит, — еще подожди, что будет?» И потом он целый день все со мной
воевал и после обеда и, слава богу, заснул, а я, плачучи, вынула из сундука кусочек холстинки, что
с похорон дали, да и стала ему исподние шить; а он вдруг как вскочит. «Стой, говорит, злодейка! что ты это делаешь?» — «Тебе, говорю, Маркел Семеныч, исподние шью». — «Врешь, говорит, ты это
не мне шьешь, а ты это дьякону».
Славный Моро [Моро Жан Виктор (1761–1813) — французский полководец, сражался под началом Наполеона; после конфликта
с ним уехал в 1805 г. в Америку; восемь лет спустя вернулся в Европу и в мундире русского генерала
воевал против наполеоновской армии.], поспешая
с берегов Миссисипи на помощь Европе, восставшей против своего победителя,
не мог проехать мимо уженья трески,
не посвятив ему нескольких часов, драгоценных для ожидавшего его вооруженного мира, — так страстно любил он эту охоту!
Он знает, что в то время, когда его мысли носятся вместе
с охлажденною землей вокруг солнца, рядом
с докторской квартирой, в большом корпусе томятся люди в болезнях и физической нечистоте; быть может, кто-нибудь
не спит и
воюет с насекомыми, кто-нибудь заражается рожей или стонет от туго положенной повязки; быть может, больные играют в карты
с сиделками и пьют водку.
Голубчик,
не воюйте вы в одиночку
с тысячами,
не сражайтесь
с мельницами,
не бейтесь лбом о стены…
— Первая, самая грубая форма войны — есть набег, то есть когда несколько хищных лентяев кидаются на более трудолюбивых поселян, грабят их, убивают; вторые войны государственные,
с целью скрепить и образовать государство, то есть когда сильнейшее племя завоевывает и присоединяет к себе слабейшее племя и навязывает формы жизни, совершенно
не свойственные тому племени; наконец, войны династические, мотив которых, впрочем, кажется, в позднейшее время и
не повторялся уже больше в истории: за неаполитанских Бурбонов [Бурбоны неаполитанские — королевская династия, правившая Неаполитанским королевством в 1735—1806 и 1815—1860 годах.] никто и
не думал
воевать!
— Я дворянский сын-с, — мое дело конем
воевать, а
не торгом торговать, — отвечал на это
с каким-то даже удальством Бегушев.
Самое отдаленное, самое последнее соображение Петра в это время
не простиралось, кажется, далее возможности успешно
воевать с турками.
Воюем, как всегда, для отвода глаз от собственной глупости;
воевать с глупостью —
не умеем, нет сил.
И они ушли. Я остался
воевать с хлебами и никак
не ожидал Коновалова ранее утра; но, к немалому моему изумлению, часа через три он явился. Мое изумление еще больше увеличилось, когда, взглянув на него в чаянии видеть на его лице сияние радости, я увидел, что оно только кисло, скучно и утомлено.
— В турецкую кампанию…
не помню где… такой же гвалт был. Гроза, ливень, молнии, пальба залпами из орудий, пехота бьёт врассыпную… поручик Вяхирев вынул бутылку коньяку, горлышко в губы — буль-буль-буль! А пуля трах по бутылке — вдребезги! Поручик смотрит на горло бутылки в своей руке и говорит: «Чёрт возьми, они
воюют с бутылками!» Хо-хо-хо! А я ему: «Вы ошибаетесь, поручик, турки стреляют по бутылкам, а
воюете с бутылками — вы!»