Неточные совпадения
Но Левин, нахмурившись, делал вид, что
не замечает его руки, и
вынимал вальдшнепов.
Он и сам
не заметил, как он, подходя к ним, схватил и проглотил это впечатление, так же как и подбородок купца, продававшего сигары, и спрятал его куда-то, откуда он
вынет его, когда понадобится.
Чичиков,
вынув из кармана бумажку, положил ее перед Иваном Антоновичем, которую тот совершенно
не заметил и накрыл тотчас ее книгою. Чичиков хотел было указать ему ее, но Иван Антонович движением головы дал знать, что
не нужно показывать.
— Укусила оса! Прямо в голову
метит… Что это? Кровь! — Он
вынул платок, чтоб обтереть кровь, тоненькою струйкой стекавшую по его правому виску; вероятно, пуля чуть-чуть задела по коже черепа. Дуня опустила револьвер и смотрела на Свидригайлова
не то что в страхе, а в каком-то диком недоумении. Она как бы сама уж
не понимала, что такое она сделала и что это делается!
Но только Обломов ожил, только появилась у него добрая улыбка, только он начал смотреть на нее по-прежнему ласково, заглядывать к ней в дверь и шутить — она опять пополнела, опять хозяйство ее пошло живо, бодро, весело, с маленьким оригинальным оттенком: бывало, она движется целый день, как хорошо устроенная машина, стройно, правильно, ходит плавно, говорит ни тихо, ни громко,
намелет кофе, наколет сахару, просеет что-нибудь, сядет за шитье, игла у ней ходит мерно, как часовая стрелка; потом она встанет,
не суетясь; там остановится на полдороге в кухню, отворит шкаф,
вынет что-нибудь, отнесет — все, как машина.
Повторяю, я еще
не видал его в таком возбуждении, хотя лицо его было весело и сияло светом; но я
заметил, что когда он
вынимал из портмоне два двугривенных, чтоб отдать офицеру, то у него дрожали руки, а пальцы совсем
не слушались, так что он наконец попросил меня
вынуть и дать поручику; я забыть этого
не могу.
Он сказал, что деньги утащил сегодня у матери из шкатулки, подделав ключ, потому что деньги от отца все его, по закону, и что она
не смеет не давать, а что вчера к нему приходил аббат Риго увещевать — вошел, стал над ним и стал хныкать, изображать ужас и поднимать руки к небу, «а я
вынул нож и сказал, что я его зарежу» (он выговаривал: загхэжу).
Он, по рассеянности же,
не заметил, как я
вынул их оттуда и отдал Афанасью, его камердинеру, положить на свое место.
И он опять кивнул на пачки. Он двинулся было встать кликнуть в дверь Марью Кондратьевну, чтобы та сделала и принесла лимонаду, но, отыскивая чем бы накрыть деньги, чтобы та
не увидела их,
вынул было сперва платок, но так как тот опять оказался совсем засморканным, то взял со стола ту единственную лежавшую на нем толстую желтую книгу, которую
заметил, войдя, Иван, и придавил ею деньги. Название книги было: «Святого отца нашего Исаака Сирина слова». Иван Федорович успел машинально прочесть заглавие.
Яков зарылся у себя в карманах, достал грош и
наметил его зубом. Рядчик
вынул из-под полы кафтана новый кожаный кошелек,
не торопясь распутал шнурок и, насыпав множество мелочи на руку, выбрал новенький грош. Обалдуй подставил свой затасканный картуз с обломанным и отставшим козырьком; Яков кинул в него свой грош, рядчик — свой.
Не говоря ни слова, встал он с места, расставил ноги свои посереди комнаты, нагнул голову немного вперед, засунул руку в задний карман горохового кафтана своего, вытащил круглую под лаком табакерку, щелкнул пальцем по намалеванной роже какого-то бусурманского генерала и, захвативши немалую порцию табаку, растертого с золою и листьями любистка, поднес ее коромыслом к носу и вытянул носом на лету всю кучку,
не дотронувшись даже до большого пальца, — и всё ни слова; да как полез в другой карман и
вынул синий в клетках бумажный платок, тогда только проворчал про себя чуть ли еще
не поговорку: «
Не мечите бисер перед свиньями»…
Багаж главного управляющего заключался всего в одном чемоданчике, что уже окончательно сконфузило Аристашку. Верный слуга настолько растерялся, что даже забыл предупредить конторских служителей о налетевшей грозе, и сам чуть
не проспал назначенные шесть часов. Когда он подал самовар прямо в кабинет, Голиковский
вынул из кармана дешевенькие серебряные часы с копеечною стальною цепочкой и, показывая их Аристашке,
заметил...
— Ба! О, я, вандал, и
не заметил! — воскликнул князь и,
вынув лорнет, стал рассматривать Полину.
Оно, конечно, коли
не бить —
не будет добра! — хладнокровно и методически
заметил Черевин, опять
вынимая рожок.
— А между тем нет ничего проще, excellence. Здесь мы поступаем в этих случаях следующим образом: берем письмо, приближаем его к кипящей воде и держим над паром конверт тою его стороной, на которой имеются заклеенные швы, до тех пор, пока клей
не распустится. Тогда мы вскрываем конверт,
вынимаем письмо, прочитываем его и
помещаем в конверт обратно. И никаких следов нескромности
не бывает.
Аристарх (
не замечая Силана). Ишь хитрит, ишь лукавит. Погоди ж ты, я тебя перехитрю. (
Вынимает удочку и поправляет). Ты хитра, а я хитрей тебя; рыба хитра, а человек премудр, божьим произволением… (Закидывает удочку). Человеку такая хитрость дана, что он надо всеми, иже на земле и под землею и в водах… Поди сюда! (Тащит удочку). Что? Попалась? (Снимает рыбу с крючка и сажает в садок).
— Да, конечно, можно, — отвечала Анна Михайловна. Проводив Долинского до дверей, она вернулась и стала у окна. Через минуту на улице показался Долинский. Он вышел на середину мостовой, сделал шаг и остановился в раздумье; потом перешагнул еще раз и опять остановился и
вынул из кармана платок. Ветер рванул у него из рук этот платок и покатил его по улице. Долинский как бы
не заметил этого и тихо побрел далее. Анна Михайловна еще часа два ходила по своей комнате и говорила себе...
—
Не бойся! Я умру
не от нее. Ступай скорее! Ямщик, который нас привез, верно, еще
не уехал. Чтоб чрез полчаса нас здесь
не было. Ни слова более! — продолжал Рославлев,
замечая, что Егор готовился снова возражать, — я приказываю тебе! Постой!
Вынь из шкатулки лист бумаги и чернильницу. Я хочу, я должен отвечать ей. Теперь ступай за лошадьми, — прибавил он, когда слуга исполнил его приказание.
Все мои умные разговоры сразу вспорхнули, как стая испуганных воробьев, и я опять почувствовал себя совершенно беспомощным, если бы она захотела подойти ко мне. Поэтому я свернул в сторону и сел на скамейку под нависшими ветвями. Она меня
не заметила и, обойдя клумбу другой стороной, тоже села на скамью.
Вынув из красивой сумочки письмо в очень большом конверте, она нетерпеливо разорвала его и стала читать при наступающем легком сумраке.
Наконец Иван Иванович
вынул носовой платок и начал сморкаться; а Иван Никифорович осмотрелся вокруг и остановил глаза на растворенной двери. Городничий тотчас
заметил это движение и велел затворить дверь покрепче. Тогда каждый из друзей начал кушать и уже ни разу
не взглянули друг на друга.
— Здравствуйте, — проговорил он сиплым голосом и с теми особенными подергиваньями плеч и головы, которые я всегда
замечал у избаловавшихся и самоуверенных молодых людей. — Думал в университет, а попал к вам. Грудь что-то заложило. Дайте-ка сигарку. — Он прошел через всю комнату, вяло волоча ноги и
не вынимая рук из карманов панталон, и грузно бросился на диван.
Наш генерал солидно и важно подошел к столу; лакей бросился было подать ему стул, но он
не заметил лакея; очень долго
вынимал кошелек, очень долго
вынимал из кошелька триста франков золотом, поставил их на черную и выиграл.
Он разговаривал с ними очень долго и, нарочно
вынувши табакерку, набивал пред ними весьма долго свой нос с обоих подъездов, приговаривая про себя: «Вот,
мол, вам, бабье, куриный народ! а на дочке всё-таки
не женюсь.
Только завидит болотница человека — старого или малого — это все равно, — тотчас зачнет сладким тихим голосом, да таково жалобно, ровно сквозь слезы, молить-просить
вынуть ее из болота, вывести на белый свет, показать ей красно солнышко, которого сроду она
не видывала.
— Из окольных, — ответила Манефа. — Нанимал в токари, да ровно он обошел его: недели, говорю,
не жил — в приказчики. Парень умный, смиренный и грамотник, да все-таки разве можно человека узнать, когда у него губы еще
не обросли? Двадцать лет с чем-нибудь… Надо бы, надо бы постарше… Да что с нашим Патапом Максимычем поделаешь, сами знаете, каков. Нравный человек — чего захочет,
вынь да положь, никто перечить
не смей. Вот хоть бы насчет этого Алексея…
«Надо бы как-нибудь поосторожнее
вынуть его оттуда и уничтожить, лишь бы только
не заметили», — домекнулся Ардальон Михайлович и, улучив минутку, по-видимому, самую удобную, запустил руку в карман и сжал в кулак скомканное письмо, с намерением при первой возможности бросить его куда-нибудь в сторону, когда станут уходить из квартиры или садиться в карету.
У него жених тоже упорствовать стал, в приданом
заметил что-то как будто
не то, так он, Клякин-то, завел его в кладовую, заперся,
вынул, знаете ли, из кармана большой револьвер с пулями, как следует заряженный, и говорит: «Побожись, говорит, перед образом, что женишься, а то, говорит, убью сию минуту, подлец этакой.
Всё
не замечая Волдырева, чиновник поймал на губе муху, посмотрел на нее со вниманием и бросил. Помещик кашлянул и громко высморкался в свой клетчатый платок. Но и это
не помогло. Его продолжали
не слышать. Минуты две длилось молчание. Волдырев
вынул из кармана рублевую бумажку и положил ее перед чиновником на раскрытую книгу. Чиновник сморщил лоб, потянул к себе книгу с озабоченным лицом и закрыл ее.
Почернел гость залетный в лице, ан тут
не взовьешься. Потерял голову — поиграй желвачком. Однако сообразил: из тылового кармана билет свой отпускной
вынул. Так,
мол, и так, занапрасно позорить изволите. А насчет племянницы, бог ей судья. Либо я перепил, либо недопил, — наваждение такое вышло, что и сам начальник главного штаба карандаш пососет.
Трудно описать выражение лица Борецкой при этом известии; оно
не сделалось печальным, взоры
не омрачились, и ни одно слово
не вырвалось из полуоткрытого рта, кроме глухого звука, который тотчас и замер. Молча, широко раскрытыми глазами глядела она на рокового вестника, точно вымаливала от него повторения слова: «
месть». Зверженовский с злобной радостью, казалось, проникал своими сверкающими глазами в ее душу и также молча
вынул из ножен саблю и подал ее ей.
Петр Иннокентьевич
не заметил шедшего по его пятам своего друга. Он сел к письменному столу,
вынул револьвер и положил его перед собою.
Выстрелы
не повторялись; все было тихо. Конечно, Марс
не вынимал еще грозного
меча из ножен?
не скрылся ли он в засаде, чтобы лучше напасть на важную добычу свою?
не хочет ли, вместо железа или огня, употребить силки татарские? Впрочем, пора бы уж чему-нибудь оказаться! — и оказалось. Послышались голоса, но это были голоса приятельские, именно цейгмейстеров и Фрицев. Первый сердился, кричал и даже грозился выколотить душу из тела бедного возничего; второй оправдывался, просил помилования и звал на помощь.
Он
не заметил этой улыбки, с минуту постоял в задумчивости, затем подошел к одному из аптечных шкафов,
вынул закупоренный и запечатанный пузырек с какой-то жидкостью; затем из ящика достал кисточку и, завернув все это в бумажку, подал дожидавшейся Агафонихе.
Государь
не продолжал вопроса,
вынул часы и
заметил...
Вскоре после захода солнца отворилась дверь и в избу быстро проскользнул Иван. «Ну, что, надумался?» — спросил он, поздоровавшись с братом. «Надумался, идет!» — отвечал тот. «Вот это по-нашему, по-молодцовски!» — воскликнул Иван и бросился обнимать брата. Тот
не противился. «Надо бы уговор-то запить…» —
заметил Петр. «И то дело! А разве есть?» — «Припас», — ответил Петр,
вынимая из-под стола, под которым лежал и топор, четвертную бутыль. «Ну, парень, да ты
не брат, а золото!» — восхитился Иван.
— Та-ак… — Бася
вынула свои записи. — Вот. Я твою работу подробно записала, как будто
не заметила, что ты дурака валяешь. И выходит, что при такой работе, какую ты делал передо мною тогда, ты в день отлакируешь никак
не больше трехсот-четырехсот пар. Ты сам себя, Царапкин, обличил. Стыдись!