Неточные совпадения
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и
говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович
уж услыхали
об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая,
не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
— Догадываюсь, но
не могу начать
говорить об этом.
Уж поэтому ты можешь видеть, верно или
не верно я догадываюсь, — сказал Степан Аркадьич, с тонкою улыбкой глядя на Левина.
Одни, к которым принадлежал Катавасов, видели в противной стороне подлый донос и обман; другие ― мальчишество и неуважение к авторитетам. Левин, хотя и
не принадлежавший к университету, несколько раз
уже в свою бытность в Москве слышал и
говорил об этом деле и имел свое составленное на этот счет мнение; он принял участие в разговоре, продолжавшемся и на улице, пока все трое дошли до здания Старого Университета.
Второй нумер концерта Левин
уже не мог слушать. Песцов, остановившись подле него, почти всё время
говорил с ним, осуждая эту пиесу за ее излишнюю, приторную, напущенную простоту и сравнивая ее с простотой прерафаелитов в живописи. При выходе Левин встретил еще много знакомых, с которыми он
поговорил и о политике, и о музыке, и
об общих знакомых; между прочим встретил графа Боля, про визит к которому он совсем забыл.
Но для выражения этого желания освобождения
не было у него слов, и потому он
не говорил об этом, а по привычке требовал удовлетворения тех желаний, которые
уже не могли быть исполнены.
Не раз давно
уже он
говорил со вздохом: «Вот бы куда перебраться: и граница близко, и просвещенные люди, а какими тонкими голландскими рубашками можно обзавестись!» Надобно прибавить, что при этом он подумывал еще
об особенном сорте французского мыла, сообщавшего необыкновенную белизну коже и свежесть щекам; как оно называлось, бог ведает, но, по его предположениям, непременно находилось на границе.
Чичиков никогда
не чувствовал себя в таком веселом расположении, воображал себя
уже настоящим херсонским помещиком,
говорил об разных улучшениях: о трехпольном хозяйстве, о счастии и блаженстве двух душ, и стал читать Собакевичу послание в стихах Вертера к Шарлотте, [Вертер и Шарлотта — герои сентиментального романа И.-В.
И в одиночестве жестоком
Сильнее страсть ее горит,
И
об Онегине далеком
Ей сердце громче
говорит.
Она его
не будет видеть;
Она должна в нем ненавидеть
Убийцу брата своего;
Поэт погиб… но
уж его
Никто
не помнит,
уж другому
Его невеста отдалась.
Поэта память пронеслась,
Как дым по небу голубому,
О нем два сердца, может быть,
Еще грустят… На что грустить?..
Не говоря уже ни слова
об обидном и странном сопоставлении, на одну доску, между мной и… заносчивым юношей, словами вашими вы допускаете возможность нарушения данного мне обещания.
Сказав это, он вдруг смутился и побледнел: опять одно недавнее ужасное ощущение мертвым холодом прошло по душе его; опять ему вдруг стало совершенно ясно и понятно, что он сказал сейчас ужасную ложь, что
не только никогда теперь
не придется ему успеть наговориться, но
уже ни
об чем больше, никогда и ни с кем, нельзя ему теперь
говорить. Впечатление этой мучительной мысли было так сильно, что он, на мгновение, почти совсем забылся, встал с места и,
не глядя ни на кого, пошел вон из комнаты.
Разумихин, разумеется, был смешон с своею внезапною, спьяну загоревшеюся страстью к Авдотье Романовне; но, посмотрев на Авдотью Романовну, особенно теперь, когда она ходила, скрестив руки, по комнате, грустная и задумчивая, может быть, многие извинили бы его,
не говоря уже об эксцентрическом его состоянии.
— Нельзя же было кричать на все комнаты о том, что мы здесь
говорили. Я вовсе
не насмехаюсь; мне только
говорить этим языком надоело. Ну куда вы такая пойдете? Или вы хотите предать его? Вы его доведете до бешенства, и он предаст себя сам. Знайте, что
уж за ним следят,
уже попали на след. Вы только его выдадите. Подождите: я видел его и
говорил с ним сейчас; его еще можно спасти. Подождите, сядьте, обдумаем вместе. Я для того и звал вас, чтобы
поговорить об этом наедине и хорошенько обдумать. Да сядьте же!
«Конечно, — пробормотал он про себя через минуту, с каким-то чувством самоунижения, — конечно, всех этих пакостей
не закрасить и
не загладить теперь никогда… а стало быть, и думать
об этом нечего, а потому явиться молча и… исполнить свои обязанности… тоже молча, и… и
не просить извинения, и ничего
не говорить, и… и
уж, конечно, теперь все погибло!»
А главное,
об этом ни слова никому
не говорить, потому что бог знает еще что из этого выйдет, а деньги поскорее под замок, и,
уж конечно, самое лучшее во всем этом, что Федосья просидела в кухне, а главное, отнюдь, отнюдь, отнюдь
не надо сообщать ничего этой пройдохе Ресслих и прочее и прочее.
Да мы
об этом
уже не раз
говорили.
«Слышь ты, Василиса Егоровна, — сказал он ей покашливая. — Отец Герасим получил,
говорят, из города…» — «Полно врать, Иван Кузмич, — перервала комендантша, — ты, знать, хочешь собрать совещание да без меня потолковать
об Емельяне Пугачеве; да лих, [Да лих (устар.) — да нет
уж.]
не проведешь!» Иван Кузмич вытаращил глаза. «Ну, матушка, — сказал он, — коли ты
уже все знаешь, так, пожалуй, оставайся; мы потолкуем и при тебе». — «То-то, батька мой, — отвечала она, —
не тебе бы хитрить; посылай-ка за офицерами».
Не плачь, я дело
говорю:
Уж об твоем ли
не радели
Об воспитаньи! с колыбели!
— Я
уже не говорю о том, что я, например,
не без чувствительных для себя пожертвований, посадил мужиков на оброк и отдал им свою землю исполу. [«Отдать землю исполу» — отдавать землю в аренду за половину урожая.] Я считал это своим долгом, самое благоразумие в этом случае повелевает, хотя другие владельцы даже
не помышляют
об этом: я
говорю о науках,
об образовании.
«
Об отце она
говорит, как будто его
уже нет», — отметил Клим, а она, оспаривая кого-то, настойчиво продолжала, пристукивая ногою; Клим слышал, что стучит она плюсной,
не поднимая пятку.
— Ах, да…
Говорят, — Карповича
не казнят, а пошлют на каторгу. Я была во Пскове в тот день, когда он стрелял, а когда воротилась в Петербург,
об этом
уже не говорили. Ой, Клим, как там живут, в Петербурге!
— Послан сюда для испытания трезвости ума и благонамеренности поведения. Но, кажется,
не оправдал надежд. Впрочем, я
об этом
уже говорил.
— Мы проиграли в Польше потому, что нас предают евреи.
Об этом еще
не пишут газеты, но
об этом
уже говорят.
— Окажите услугу, —
говорил Лютов, оглядываясь и морщась. — Она вот опоздала к поезду… Устройте ей ночевку у вас, но так, чтоб никто
об этом
не знал. Ее тут
уж видели; она приехала нанимать дачу; но —
не нужно, чтоб ее видели еще раз. Особенно этот хромой черт, остроумный мужичок.
Белотелова. Я
уж не знаю,
об чем
говорить. Нет ли по Москве разговору какого?
— Ну, вот он к сестре-то больно часто повадился ходить. Намедни часу до первого засиделся, столкнулся со мной в прихожей и будто
не видал. Так вот, поглядим еще, что будет, да и того… Ты стороной и
поговори с ним, что бесчестье в доме заводить нехорошо, что она вдова: скажи, что
уж об этом узнали; что теперь ей
не выйти замуж; что жених присватывался, богатый купец, а теперь прослышал, дескать, что он по вечерам сидит у нее,
не хочет.
Я, право,
не знаю, как это было, но он рассказал мне все
об той ночи: он
говорил, что вы, даже едва очнувшись, упоминали
уже ему обо мне и…
об вашей преданности ко мне.
Я
говорил об этом Версилову, который с любопытством меня выслушал; кажется, он
не ожидал, что я в состоянии делать такие замечания, но заметил вскользь, что это явилось у князя
уже после болезни и разве в самое только последнее время.
— Мне
говорили; и
об этом, кажется,
уже говорят; наверно, впрочем,
не знаю.
Читатель поймет теперь, что я, хоть и был отчасти предуведомлен, но
уж никак
не мог угадать, что завтра или послезавтра найду старого князя у себя на квартире и в такой обстановке. Да и
не мог бы я никак вообразить такой дерзости от Анны Андреевны! На словах можно было
говорить и намекать
об чем угодно; но решиться, приступить и в самом деле исполнить — нет, это, я вам скажу, — характер!
Уж одно слово, что он фатер, — я
не об немцах одних
говорю, — что у него семейство, он живет как и все, расходы как и у всех, обязанности как и у всех, — тут Ротшильдом
не сделаешься, а станешь только умеренным человеком. Я же слишком ясно понимаю, что, став Ротшильдом или даже только пожелав им стать, но
не по-фатерски, а серьезно, — я
уже тем самым разом выхожу из общества.
Говорю это я ему раз: «Как это вы, сударь, да при таком великом вашем уме и проживая вот
уже десять лет в монастырском послушании и в совершенном отсечении воли своей, — как это вы честного пострижения
не примете, чтоб
уж быть еще совершеннее?» А он мне на то: «Что ты, старик,
об уме моем
говоришь; а может, ум мой меня же заполонил, а
не я его остепенил.
Женщина, то есть дама, — я
об дамах
говорю — так и прет на вас прямо, даже
не замечая вас, точно вы
уж так непременно и обязаны отскочить и уступить дорогу.
По иным вариантам, Катерина Николавна ужасно любила свою падчерицу и теперь, как оклеветанная перед нею, была в отчаянии,
не говоря уже об отношениях к больному мужу.
Давеча князь крикнул ему вслед, что
не боится его вовсе:
уж и в самом деле
не говорил ли Стебельков ему в кабинете
об Анне Андреевне; воображаю, как бы я был взбешен на его месте.
Не говорю уже о том, как раскудахтались газеты
об успехах американцев в Японии, о торговом трактате.
— Сенат
не имеет права сказать этого. Если бы Сенат позволял себе кассировать решения судов на основании своего взгляда на справедливость самих решений,
не говоря уже о том, что Сенат потерял бы всякую точку опоры и скорее рисковал бы нарушать справедливость, чем восстановлять ее, — сказал Селенин, вспоминая предшествовавшее дело, —
не говоря об этом, решения присяжных потеряли бы всё свое значение.
В глубине, в самой глубине души он знал, что поступил так скверно, подло, жестоко, что ему, с сознанием этого поступка, нельзя
не только самому осуждать кого-нибудь, но смотреть в глаза людям,
не говоря уже о том, чтобы считать себя прекрасным, благородным, великодушным молодым человеком, каким он считал себя. А ему нужно было считать себя таким для того, чтобы продолжать бодро и весело жить. А для этого было одно средство:
не думать
об этом. Так он и сделал.
В-третьих, подвергаясь постоянной опасности жизни, —
не говоря уже об исключительных случаях солнечных ударов, утопленья, пожаров, — от постоянных в местах заключения заразных болезней, изнурения, побоев, люди эти постоянно находились в том положении, при котором самый добрый, нравственный человек из чувства самосохранения совершает и извиняет других в совершении самых ужасных по жестокости поступков.
Агриппина Филипьевна посмотрела на своего любимца и потом перевела свой взгляд на Привалова с тем выражением, которое
говорило: «Вы
уж извините, Сергей Александрыч, что Nicolas иногда позволяет себе такие выражения…» В нескольких словах она дала заметить Привалову, что
уже кое-что слышала о нем и что очень рада видеть его у себя; потом сказала два слова о Петербурге, с улыбкой сожаления отозвалась
об Узле, который, по ее словам, был
уже на пути к известности,
не в пример другим уездным городам.
— Я думал
об этом, Надежда Васильевна, и могу вам сказать только то, что Зося
не имеет никакого права что-нибудь
говорить про вас, — ответил доктор. — Вы, вероятно, заметили
уже, в каком положении семейные дела Зоси… Я с своей стороны только могу удивляться, что она еще до сих пор продолжает оставаться в Узле. Самое лучшее для нее — это уехать отсюда.
Я
не говорю уже об оскорбительном безвкусии таких объяснений духовной жизни.
«Ну, а обложка денег, а разорванный на полу пакет?» Давеча, когда обвинитель,
говоря об этом пакете, изложил чрезвычайно тонкое соображение свое о том, что оставить его на полу мог именно вор непривычный, именно такой, как Карамазов, а совсем
уже не Смердяков, который бы ни за что
не оставил на себя такую улику, — давеча, господа присяжные, я, слушая, вдруг почувствовал, что слышу что-то чрезвычайно знакомое.
— Какому? Быдто
не знаешь? Бьюсь
об заклад, что ты сам
уж об этом думал. Кстати, это любопытно: слушай, Алеша, ты всегда правду
говоришь, хотя всегда между двух стульев садишься: думал ты
об этом или
не думал, отвечай?
Об остальных слезах человеческих, которыми пропитана вся земля от коры до центра, я
уж ни слова
не говорю, я тему мою нарочно сузил.
— Брат Иван
об Митином деле со мной
не говорит, — проговорил он медленно, — да и вообще со мною он во все эти два месяца очень мало
говорил, а когда я приходил к нему, то всегда бывал недоволен, что я пришел, так что я три недели к нему
уже не хожу. Гм… Если он был неделю назад, то… за эту неделю в Мите действительно произошла какая-то перемена…
— Да в английском парламенте
уж один член вставал на прошлой неделе, по поводу нигилистов, и спрашивал министерство:
не пора ли ввязаться в варварскую нацию, чтобы нас образовать. Ипполит это про него, я знаю, что про него. Он на прошлой неделе
об этом
говорил.
—
Говорил, что, дескать, к Тютюреву вечером заедет и вас будет ждать. Нужно, дескать, мне с Васильем Николаичем
об одном деле переговорить, а о каком деле —
не сказывал:
уж Василий Николаич,
говорит, знает.
— Эка!
не знает небось? я
об Татьяне
говорю. Побойтесь Бога, — за что мстите? Стыдитесь: вы человек женатый, дети у вас с меня
уже ростом, а я
не что другое… я жениться хочу, я по чести поступаю.
Но через четыре дня было
уже очевидно для нее, что больной почти перестал быть больным, улики ее скептицизму были слишком ясны: в этот вечер они втроем играли в карты, Лопухов
уже полулежал, а
не лежал, и
говорил очень хорошим голосом. Кирсанов мог прекратить свои сонные дежурства и объявил
об этом.
— Вот мы теперь хорошо знаем друг друга, — начала она, — я могу про вас сказать, что вы и хорошие работницы, и хорошие девушки. А вы про меня
не скажете, чтобы я была какая-нибудь дура. Значит, можно мне теперь
поговорить с вами откровенно, какие у меня мысли. Если вам представится что-нибудь странно в них, так вы теперь
уже подумаете
об этом хорошенько, а
не скажете с первого же раза, что у меня мысли пустые, потому что знаете меня как женщину
не какую-нибудь пустую. Вот какие мои мысли.