Неточные совпадения
Он снова начал
о том, как тяжело ему в
городе. Над полем, сжимая его,
уже густел синий сумрак,
город покрывали огненные облака, звучал благовест ко всенощной. Самгин, сняв очки, протирал их, хотя они в этом
не нуждались, и видел пред собою простую, покорную, нежную женщину. «Какой ты
не русский, — печально
говорит она, прижимаясь к нему. — Мечты нет у тебя, лирики нет, все рассуждаешь».
— Так, — твердо и
уже громко сказала она. — Вы тоже из тех, кто ищет, как приспособить себя к тому, что нужно радикально изменить. Вы все здесь суетливые мелкие буржуа и всю жизнь будете такими вот мелкими. Я —
не умею сказать точно, но вы
говорите только
о городе, когда нужно
говорить уже о мире.
Агриппина Филипьевна посмотрела на своего любимца и потом перевела свой взгляд на Привалова с тем выражением, которое
говорило: «Вы
уж извините, Сергей Александрыч, что Nicolas иногда позволяет себе такие выражения…» В нескольких словах она дала заметить Привалову, что
уже кое-что слышала
о нем и что очень рада видеть его у себя; потом сказала два слова
о Петербурге, с улыбкой сожаления отозвалась об Узле, который, по ее словам, был
уже на пути к известности,
не в пример другим уездным
городам.
Из одного этого можно заключить, что начал выделывать подобный господин в губернском
городе:
не говоря уже о том, что как только дядя давал великолепнейший на всю губернию бал, он делал свой, для горничных — в один раз все для брюнеток, а другой для блондинок, которые, конечно, и сбегались к нему потихоньку со всего
города и которых он так угощал, что многие дамы, возвратившись с бала, находили своих девушек мертвецки пьяными.
В одиннадцать часов, только что он отперся и вышел к домашним, он вдруг от них же узнал, что разбойник, беглый каторжный Федька, наводивший на всех ужас, грабитель церквей, недавний убийца и поджигатель, за которым следила и которого всё
не могла схватить наша полиция, найден чем свет утром убитым, в семи верстах от
города, на повороте с большой дороги на проселок, к Захарьину, и что
о том
говорит уже весь
город.
Слова её падали медленно, как осенние листья в тихий день, но слушать их было приятно. Односложно отвечая, он вспоминал всё, что слышал про эту женщину: в своё время
город много и злорадно
говорил о ней,
о том, как она в первый год по приезде сюда хотела всем нравиться, а муж ревновал её, как он потом начал пить и завёл любовницу, она же со стыда спряталась и точно умерла — давно
уже никто
не говорил о ней ни слова.
Вечерами приходил ее жених — маленький, бойкий человечек, белобрысый, с пушистыми усами на загорелом круглом лице; он,
не уставая, смеялся целый вечер и, вероятно, мог бы смеяться целый день. Они
уже были обручены, и для них строился новый дом в одной из лучших улиц
города — самой чистой и тихой. Горбун никогда
не был на этой стройке и
не любил слушать, когда
говорили о ней. Жених хлопал его по плечам маленькой, пухлой рукой, с кольцами на ней, и
говорил, оскаливая множество мелких зубов...
— Вы извините, что я на вас смотрю так, — сказала она. — Мне много
говорили о вас. Особенно доктор Благово, — он просто влюблен в вас. И с сестрой вашей я
уже познакомилась; милая, симпатичная девушка, но я никак
не могла убедить ее, что в вашем опрощении нет ничего ужасного. Напротив, вы теперь самый интересный человек в
городе.
К тому же я знал очень хорошо, что это высокомерие, с каким он отзывался
о черном труде, имело в своем основании
не столько соображения насчет святого огня, сколько тайный страх, что я поступлю в рабочие и заставлю
говорить о себе весь
город; главное же, все мои сверстники давно
уже окончили в университете и были на хорошей дороге, и сын управляющего конторой Государственного банка был
уже коллежским асессором, я же, единственный сын, был ничем!
Можно судить, что сталось с ним:
не говоря уже о потере дорогого ему существа, он вообразил себя убийцей этой женщины, и только благодаря своему сильному организму он
не сошел с ума и через год физически совершенно поправился; но нравственно, видимо, был сильно потрясен: заниматься чем-нибудь он совершенно
не мог, и для него началась какая-то бессмысленная скитальческая жизнь: беспрерывные переезды из
города в
город, чтобы хоть чем-нибудь себя занять и развлечь; каждодневное читанье газетной болтовни; химическим способом приготовленные обеды в отелях; плохие театры с их несмешными комедиями и смешными драмами, с их высокоценными операми, в которых постоянно появлялись то какая-нибудь дива-примадонна с инструментальным голосом, то необыкновенно складные станом тенора (последних, по большей части, женская половина публики года в три совсем порешала).
Фроим оставался этот год в
городе, но ни с кем из своих товарищей по классу
не сходился
уже так близко, как с нами. Он был тот же веселый, жизнерадостный мальчик, обращавший на себя внимание и часто заставлявший
говорить о себе. Он по-прежнему дружил с моей сестрой, которая постоянно виделась с Маней Мендель. Это была та беззаботная интимность, которая так часто бывает уделом молодости и кидает такой хороший свет на настроение молодых годов…
В
городе уже говорили о нас бог знает что, но из всего, что
говорили,
не было ни одного слова правды.
— Ну, надо
о чем-нибудь
говорить… Люди любят иногда послушать Басю. Бася знает много любопытных историй. Вот, знаете, какая недавно была любопытная история в одном
городе? Это даже недалеко от нас. Мм-мм-мм… Вы, может,
уже слышали ее. Нет?
Не слышали, как один ширлатан хотел жениться на одной еврейской девочке… Ну, он себе был тоже еврей… Вот, как Фроим…
С этим мнением согласился весь
город. Доктора погребли, и
уже никто
не говорил о насильственной смерти. Существование человека, у которого хватило бы низости и гнусности убить доктора, казалось невероятным. Ведь и гнусность имеет свои пределы.
Не так ли?
Положим, их требования от него скромнее, их развлечения грубее: помотаться по
городу и провести время в каком-нибудь кабачке за стаканом водки, но и это отвлечение от однообразной судовой жизни громадное удовольствие,
не говоря уже о том, что даже и беглое мимолетное знакомство с чужой стороной, с другими порядками и нравами, конечно, интересует матросов и невольно производит впечатление, действуя развивающим образом.
Каюсь, и в романе «В путь-дорогу» губернский
город начала 50-х годов все-таки трактован с некоторым обличительным оттенком, но разве то, что я связал с отрочеством и юностью героя,
не говорит уже о множестве задатков, без которых взрыв нашей «Эпохи бури и натиска» был бы немыслим в такой короткий срок?
На наших дачах установился милый обычай: если дачник едет в
город, то,
не говоря уж о его супруге, всякая дачная мразь и тля имеет власть и право навязать ему тьму поручений.
Не говорю уже о богатейшей добыче в
городе салтана Кучума…
На наших дачах установился милый обычай: если дачник едет в
город, то,
не говоря уж о его супруге, всякая дачная мразь имеет власть и право навязать ему тьму поручений.
Поверьте мне, что ни в одном
городе в мире, ни в хваленом Кадиксе, ни в Венеции, ни в Вене, ни даже в Лондоне…
о Париже я
уж не говорю…
не попадается таких прелестных женщин, как в Петербурге.
— Однако, господа, мы здесь
говорим, пьем и едим, — возвысил голос
Городов, — а
о деле, для которого собрались, мало думаем. Надо решить! И на что это похоже — все собрались, а председателя нет. Заставляет себя дожидаться. Странно что-то. Я бы
уже этого
не дозволил себе на его месте. — Он встал и подошел к сгруппировавшимся посреди залы.
Не говоря уже о передовых позициях, но и в
городах, где помещаются главные квартиры главнокомандующего и командующего армией, газеты получаются редко и неисправно.
Ясная декабрьская ночь висела над Петербургом. Полная луна обливала весь
город своим матовым светом. Мириады звезд блестели на темном, казалось, бездонном небосклоне. Окутавший весь
город снежный покров блестел как серебро, и на нем виднелись малейшие черные точки,
не говоря уже о сравнительно темных полосках улиц и пригородных дорог.
—
О, я, —
говорю, — бываю еще гораздо бедовейше, чем это! — И так, знаете, разошелся, что действительно за чаем
уже не стал этой барышне ни в чем покою давать и прямо начал казнить
города и всю городскую учебу и жительство, що там все дорого, и бiсова тiснота, и ни простора, ни тишноты нет.