Неточные совпадения
— Разве вы
не знаете, что вы для меня вся жизнь; но
спокойствия я
не знаю и
не могу вам дать. Всего себя, любовь… да. Я
не могу думать о вас и о себе отдельно. Вы и я для меня одно. И я
не вижу впереди возможности
спокойствия ни для себя, ни для вас. Я вижу возможность отчаяния, несчастия… или я вижу возможность счастья, какого счастья!.. Разве оно
не возможно? —
прибавил он одними губами; но она слышала.
Баталионный командир, охотно отдающий справедливость всему великому, в заключение своих восторженных панегириков об нем всегда
прибавляет: «Как жаль, что Порфирий Петрович ростом
не вышел: отличный был бы губернатор!» Нельзя сказать также, чтоб и во всей позе Порфирия Петровича было много грации; напротив того, весь он как-то кряжем сложен; но зато сколько
спокойствия в этой позе! сколько достоинства в этом взоре, померкающем от избытка величия!
Калинович поцеловал у ней при этом руку и был как будто бы поласковей с нею; но деньги, видно,
не прибавили ему ни счастия, ни
спокойствия, так что он опять
не выдержал этой нравственной ломки и в одно милое, с дождем и ветром, петербургское утро проснулся совсем шафранный: с ним сделалась желчная горячка!
Крупов подошел к ней, посмотрел, взял руку, покачал головой, сделал два-три вопроса и, — зная, что без этого его
не выпустят, — написал какой-то вздорный рецепт и,
прибавивши: «Пуще всего
спокойствие, а то может быть худо», — ушел.
— Успокойтесь, пожалуйста, ведь мы и без вас что-нибудь едим; женской прислуги я
не взяла с собой, потому что люблю иногда поработать, как кухарка. Гаврило Степаныч ворчит на меня за это, но, видите ли, мне необходимо готовить самой обед, потому что только я знаю, что любит муж и как ему угодить, а полнейшее
спокойствие для него теперь лучшее лекарство. — Переменив тон, она
прибавила: — А пока он придет, вы, во-первых, сходите умыться прямо в речке, а потом я вас напою чаем; вот вам мыло и полотенце.
— Да, это я знаю, я милый ребенок, которого надо успокаивать, — сказала я таким тоном, что он удивленно, как будто в первый раз что увидел, посмотрел на меня. — Я
не хочу
спокойствия, довольно его в тебе, очень довольно, —
прибавила я.
Стал ездить там, где мог пешком пройти, привык к мягкой постели, к нежной, сладкой пище, к роскошному убранству в доме, привык заставлять делать других, что сам можешь сделать, — и нет радости отдыха после труда, тепла после холода, нет крепкого сна и всё больше ослабляешь себя и
не прибавляешь, а убавляешь радости и
спокойствия и свободы.