Неточные совпадения
И, схватив за руку Дунечку так, что чуть
не вывернул ей руки, он пригнул ее
посмотреть на то, что «вот уж он и очнулся». И мать и сестра
смотрели на Разумихина как
на провидение, с умилением и благодарностью; они уже слышали от Настасьи, чем был для их Роди, во все время
болезни, этот «расторопный молодой человек», как назвала его, в тот же вечер, в интимном разговоре с Дуней, сама Пульхерия Александровна Раскольникова.
Он уже
не слушал возбужденную речь Нехаевой, а
смотрел на нее и думал: почему именно эта неприглядная, с плоской грудью, больная опасной
болезнью, осуждена кем-то носить в себе такие жуткие мысли?
А я, бывало,
не только что
смотреть с любопытством неразумным, я и взглянуть-то
на него боялся. Измучен был я до
болезни, и душа моя была полна слез. Ночной даже сон потерял.
—
Не об том я.
Не нравится мне, что она все одна да одна, живет с срамной матерью да хиреет.
Посмотри,
на что она похожа стала! Бледная, худая да хилая, все
на грудь жалуется. Боюсь я, что и у ней та же
болезнь, что у покойного отца. У Бога милостей много. Мужа отнял, меня разума лишил — пожалуй, и дочку к себе возьмет. Живи, скажет, подлая, одна в кромешном аду!
Были два дня, когда уверенность доктора пошатнулась, но кризис миновал благополучно, и девушка начала быстро поправляться. Отец радовался, как ребенок, и со слезами
на глазах целовал доктора. Устенька тоже
смотрела на него благодарными глазами. Одним словом, Кочетов чувствовал себя в классной больше дома, чем в собственном кабинете, и его охватывала какая-то еще
не испытанная теплота. Теперь Устенька казалась почти родной, и он
смотрел на нее с чувством собственности, как
на отвоеванную у
болезни жертву.
Уговоры матери тоже
не производили никакого действия, как наговоры и нашептывания разных старушек, которых подсылала Анфуса Гавриловна. Был даже выписан из скитов старец Анфим, который отчитывал Серафиму по какой-то старинной книге, но и это
не помогло.
Болезнь шла своим чередом. Она растолстела, опухла и ходила по дому, как тень.
На нее было страшно
смотреть, особенно по утрам, когда ломало тяжелое похмелье.
—
Не понимаю. Мне всегда тяжело и беспокойно
смотреть на такую природу в первый раз; и хорошо, и беспокойно; впрочем, все это еще в
болезни было.
Ты уже должен знать, что 14 августа Иван Дмитриевич прибыл в Иркутск с старшим своим сыном Вячеславом. Дорога ему помогла, но
болезнь еще
не уничтожена. Будет там опять пачкаться. Дай бог, чтоб это шло там удачнее, нежели здесь в продолжение нескольких месяцев. Просто страшно было
на него
смотреть.
Не знаю, можно ли ему будет добраться до вас. Мне это необыкновенно, кажется, удалось, но и тут тебя, добрый друг,
не поймал. Авось когда-нибудь как-нибудь свидимся.
Но зато какая страшная, голая, ничем
не убранная, откровенная правда в этом деловом торге о цене ночи, в этих десяти мужчинах в — вечер, в этих печатных правилах, изданных отцами города, об употреблении раствора борной кислоты и о содержании себя в чистоте, в еженедельных докторских осмотрах, в скверных
болезнях,
на которые
смотрят так же легко и шутливо, так же просто и без страдания, как
на насморк, в глубоком отвращении этих женщин к мужчинам,таком глубоком, что все они, без исключения, возмещают его лесбийским образом и даже ничуть этого
не скрывают.
С самого начала своей
болезни Вихров
не одевался в свое парадное платье и теперь, когда в первый раз надел фрак и посмотрелся в зеркало, так даже испугался, до того показался худ и бледен самому себе, а
на висках явно виднелись и серебрились седины; слаб он был еще до того, что у него ноги даже дрожали; но, как бы то ни было,
на свадьбу он все-таки поехал: его очень интересовало
посмотреть, как его встретит и как отнесется к нему Юлия.
«И как ведь скончалась-то, именно только праведники такой кончины удостоиваются! — лгал он самому себе, сам, впрочем,
не понимая, лжет он или говорит правду, — без
болезни, без смуты… так! Вздохнула —
смотрим, а ее уж и нет! Ах, маменька, маменька! И улыбочка
на лице, и румянчик… И ручка сложена, как будто благословить хочет, и глазки закрыла… адье!»
Он беспрестанно приподнимался и
смотрел на нее, клал ей руку
на лоб, находил, что жар уменьшился, и начинал думать, что
не хуже ли это,
не бросилась ли
болезнь внутрь.
Дон-Кихот
не мог взять
на руки своей жены и перенести ее домой: он был еще слаб от
болезни, а она
не слишком портативна, но он зато неподвижно сидел все время, пока «душка» спала, и потом, при обнаружении ею первых признаков пробуждения, переводил ее
на постель, в которой та досыпала свой первый сон, навеянный бредом влюбленного мужа, а он все
смотрел на нее, все любовался ее красотою, вероятно воображая немножко самого себя Торгниром, а ее Ингигердой.
Я совсем
не против народной медицины и верю ей, особенно в соединении с магнетизмом; я давно отрекся от презрительного взгляда, с которым многие
смотрят на нее с высоты своего просвещения и учености; я видел столько поразительных и убедительных случаев, что
не могу сомневаться в действительности многих народных средств; но мне тогда
не помогли они, может быть оттого, что
не попадали
на мою
болезнь, а может быть и потому, что мать
не согласилась давать мне лекарства внутрь.
Этот большой, медно-рыжий человек, конечно, усмехался, он усмехался всегда, о чём бы ни говорилось; он даже о
болезнях и смертях рассказывал с той же усмешечкой, с которой говорил о неудачной игре в преферанс; Артамонов старший
смотрел на него, как
на иноземца, который улыбается от конфуза, оттого, что
не способен понять чужих ему людей; Артамонов
не любил его,
не верил ему и лечился у городского врача, молчаливого немца Крона.
Он очень усердно занимался постановкою своей пиесы, а мы и
не смотрели ее репетиции, потому что все более или менее были отвлечены
болезнью Писарева; когда же увидели «Волкова», превосходно разыгранного
на сцене, то мы ахнули от изумления, признали «Волкова» одним из лучших произведений Шаховского и сознались в своей ошибке.
Галактионовна осторожно поместилась в уголок и вопросительно
посмотрела на меня своими детскими улыбавшимися глазками; она
не изменилась в течение года ни
на волос, хотя перенесла опять какую-то очень мудреную
болезнь, о которой и спешила рассказать.
Пожалуйте. Оспа пристала, да какая! Так отхлестала бедных малюток и так изуродовала, что страшно было
смотреть на них. Маменька когда увидели сих детей своих, то, вздохнувши тяжело, покачали головою и сказали:"А что мне в таких детях? Хоть брось их! Вот уже трех моих рождений выкидываю из моего сердца, хотя и они кровь моя. Как их любить наравне с прочими детьми! Пропали только мои труды и
болезни!"И маменька навсегда сдержали слово: Павлусю, Юрочку и Любочку они никогда
не любили за их безобразие.
Во всю
болезнь матери он
не хотел идти прочь от ее постели; сидел, стоял подле нее; глядел беспрестанно ей в глаза; спрашивал: «Лучше ли тебе, милая?» — «Лучше, лучше», — говорила она, пока говорить могла, —
смотрела на него: глаза ее наполнялись слезами —
смотрела на небо — хотела ласкать любимца души своей и боялась, чтобы ее
болезнь не пристала к нему — то говорила с улыбкою: «Сядь подле меня», то говорила со вздохом: «Поди от меня!..» Ах!
Павел Григ<орич>. Вон скорей из моего дома! и
не смей воротиться, пока
не умрет моя бедная супруга. (Со смехом)
Посмотрим, скоро ли ты придешь?
Посмотрим, настоящая ли
болезнь, ведущая к могиле, или неловкая хитрость наделала столько шуму и заставила тебя забыть почтение и обязанность! Теперь ступай! Рассуди хорошенько о своем поступке, припомни, чтó ты говорил — и тогда, тогда, если осмелишься, покажись опять мне
на глаза! (Злобно взглянув
на сына, уходит и запирает двери за собою.)
Всё, что меня любит, то заражается этой
болезнью несчастия, которую я принужден называть жизнию!» Тут Арбенин
посмотрел на меня пристально, как будто ожидая ответа… я догадалась… но ты
не слышишь?
Недель через шесть Анатоль выздоравливал в лазарете от раны, но история с пленными
не проходила так скоро. Все время своей
болезни он бредил о каких-то голубых глазах, которые
на него
смотрели в то время, как капитан командовал: «Вторая ширинга, вперед!» Больной спрашивал, где этот человек, просил его привести, — он хотел ему что-то объяснить, и потом повторял слова Федосеева: «Как поляки живучи!»
Шредер ее
не очень осматривал (эти медики бывают иногда свысока небрежны), а только сказал мне в другой комнате, что это осталось после
болезни и что с весной недурно куда-нибудь съездить к морю или, если нельзя, то просто переселиться
на дачу. Одним словом, ничего
не сказал, кроме того, что есть слабость или там что-то. Когда Шредер вышел, она вдруг сказала мне опять, ужасно серьезно
смотря на меня...
Я
не говорю уже об аугсбургской газете,
на нее я с самого начала
смотрел не как
на суетный дневник всякой всячины, а как
на всеобщий бюллетень разных богоугодных заведений для несчастных, страждущих душевными
болезнями.
Сениста лежал
на спине, до подбородка укрытый серым больничным одеялом, и упорно
смотрел на Сазонку; ему хотелось чтобы Сазонка подольше
не уходил из больницы и чтобы своим ответным взглядом он еще раз подтвердил обещание
не оставлять его в жертву одиночеству,
болезни и страху.
— Надивиться
не могу я вашей
болезни, сударыня, — молвила Манефа. — Кажись, и лежать
не лежите, и боли, как сказываете, нет никакой, а ровно свечка вы таете; жалость даже
смотреть,
на себя
не похожи стали…
Они проводили дни и ночи в созерцании, в чтении книг и лечении
болезней,
на всё же остальное
смотрели как
на пошлость и
не имели времени говорить лишних слов.
— Аксюша, а Аксюша! — визжала смотрительская дочь, накинув
на голову кацавейку и топчась
на грязном заднем крыльце, — пойдем ширкинскую барыню
посмотрим, говорят, от грудной
болезни за границу везут. Я никогда еще
не видала, какие в чахотке бывают.
И он уходил, а покупатель без него начинал еще зорче
смотреть на ножку,
на которой действительно никакой
болезни никогда
не было, — и
не видал того, где заключались пороки.
—
Не смогу хутор отстоять от огня,
не смогу? — горячо возразил Юрка. — Да
не сгореть же хутору! Забыть
болезнь надо в такое время! Ах, господи! Вот несчастье! Бедный папа! Митька, беги, разбуди сейчас же женщин, да
смотри,
не испугай их зря-то. А только чтобы наготове были… да все ценные вещи вынесли подальше от дома
на всякий случай… Да Аркашку мне сюда! Аркашка смирный и
не сбросит, как Востряк. Скорее Аркашку, а потом беги будить!
— Я моложе вас и крепче! — говорила Зоя Никитишна. —
Посмотрите,
на кого вы стали похожи; в эти шесть недель вы исхудали до неузнаваемости, и еле ходите. Отдохните, если
не для себя, так для вашего сына, которому неприятно будет, что его
болезнь так страшно отразилась
на вашем здоровье.
Он продолжал
посматривать на «красавицу-барышню», как он звал Марью Андреевну, масляно-плотоядными глазами, но та, под впечатлением обрушившего
на нее горя и опасения за исход
болезни любимой няни,
не замечала этого, как
не замечала и некоторой фамильярности обращения с ней, которую стал позволять себе горбун.
—
Не болезнь привела тебя ко мне, сын мой, — пристальным, пронизывающим душу взглядом
смотря на графа, произнес патер Вацлав.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс,
смотрел язык и,
не обращая внимания
на ее убитое лицо, шутил с нею. Но за то, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что хотя и есть опасность, он надеется
на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и
посмотреть; что
болезнь больше нравственная, но…