Во всем этом является один вопрос,
не совсем понятный. Каким образом то сильное симпатическое влияние, которое Огарев имел на все окружающее, которое увлекало посторонних в высшие сферы, в общие интересы, скользнуло по сердцу этой женщины, не оставив на нем никакого благотворного следа? А между тем он любил ее страстно и положил больше силы и души, чтоб ее спасти, чем на все остальное; и она сама сначала любила его, в этом нет сомнения.
Радость Урманова казалась мне великодушной и прекрасной… В тот же день под вечер я догнал их обоих в лиственничной аллее, вернувшись из Москвы по железной дороге. Они шли под руку. Он говорил ей что-то, наклоняясь, а она слушала с радостным и озаренным лицом. Она взглянула на меня приветливо, но не удерживала, когда я, раскланявшись, обогнал их. Мне показалось, что я прошел через какое-то светлое облако, и долго еще чувствовал легкое волнение от чужого,
не совсем понятного мне счастья.
Неточные совпадения
Милая О… Милый R… В нем есть тоже (
не знаю, почему «тоже», — но пусть пишется, как пишется) — в нем есть тоже что-то,
не совсем мне ясное. И все-таки я, он и О — мы треугольник, пусть даже и неравнобедренный, а все-таки треугольник. Мы, если говорить языком наших предков (быть может, вам, планетные мои читатели, этот язык —
понятней), мы — семья. И так хорошо иногда хоть ненадолго отдохнуть, в простой, крепкий треугольник замкнуть себя от всего, что…
А генерала жалко. Из всех людей, которых я встретил в это время, он положительно самый симпатичнейший человек. В нем как-то все приятно: и его голос, и его манеры, и его тон, в котором
не отличишь иронии и шутки от серьезного дела, и его гнев при угрозе господством «безнатурного дурака», и его тихое: «вот и царского слугу изогнули, как в дугу», и даже его
не совсем мне
понятное намерение идти в дворянский клуб спать до света.
Ераст. Зачем же я буду лгать. Я лгать пробовал, да ничего хорошего
не вышло, так уж я зарок дал. А если бы вы сами настоящую любовь и ласку от мужчины видели,
совсем дело другое-с; душевность ваша
не иссякнет, к людям вы
не в пример мягче и добрей будете, всё вам на свете будет
понятней и доступней, и все ваши благодеяния будут для всякого в десять раз дороже.
Накануне приезда жениха, когда невеста, просидев до полночи с отцом и матерью, осыпанная их ласками, приняв с любовью их родительское благословение, воротилась в свою комнатку и легла спать, — сон в первый раз бежал от ее глаз: ее смущала мысль, что с завтрашнего дня переменится тихий образ ее жизни, что она будет объявленная невеста; что начнут приезжать гости, расспрашивать и поздравлять; что без гостей пойдут невеселые разговоры, а может быть, и чтение книг,
не совсем для нее
понятных, и что целый день надо будет все сидеть с женихом, таким умным и начитанным, ученым, как его называли, и думать о том, чтоб
не сказать какой-нибудь глупости и
не прогневить маменьки…
— А я думала, что вы меня оставите так, — вдруг вырвалось у ней невольно, так невольно, что, может быть, она
совсем и
не заметила, как сказала, а между тем — о, это было самое главное, самое роковое ее слово и самое
понятное для меня в тот вечер, и как будто меня полоснуло от него ножом по сердцу!
Первым впечатлением испуганной и сконфуженной Лары было чувство ужаса, затем весьма
понятный стыд, потому что она была
совсем раздета. Затем первое ее желание было закричать, броситься к тетке и разбудить ее, но это желание осталось одним желанием: открытые уста Ларисы только задули свечу и
не издали ни малейшего звука.
Но никто
не обратил внимания на ее слова и
не поддержал на этот раз Маню; все считали, что напоминание о котлетах в эту торжественную минуту было
совсем некстати. Всех нас охватило новое чувство, вряд ли даже вполне доступное нашему пониманию, но зато вполне
понятное каждому истинно русскому человеку, — чувство глубокого восторга от осветившей нашу душу встречи с обожаемым нами, бессознательно еще, может быть, великим Отцом великого народа.
Желание, конечно, самое простое и
понятное для всякого человека, так как кому же
не хочется выбиться из положения поденного работника и стать более или менее самостоятельным хозяином своего собственного дела; но у Гуго Карловича были к тому еще и другие сильные побуждения, так как у него с самостоятельным хозяйством соединялось расширение прав жизни. Вам, пожалуй,
не совсем понятно, что я этим хочу сказать, но я должен на минуточку удержать пояснение этого в тайне.
Вполне понятно, что перед милыми слушательницами моими я
не столько мудрец, открывший тайну железной решетки, сколько великий страдалец за
не совсем им
понятное, но правое дело; чуждаясь рассуждений отвлеченных, они с жадностью ловят каждое слово сочувствия и ласки и отвечают тем же.