Неточные совпадения
— Я государству —
не враг, ежели такое большое дело начинаете, я землю дешево продам. — Человек в поддевке повернул голову, показав Самгину темный глаз, острый нос, седую козлиную бородку, посмотрел, как бородатый в сюртуке
считает поданное ему на тарелке
серебро сдачи со счета, и вполголоса сказал своему собеседнику...
Но так как деньги мои, а ты
не счел нужным сообразоваться с моей волей, то и объявляю тебе, что я к твоему прежнему окладу, тысяче рублей
серебром в год,
не прибавлю ни копейки».
В Петербурге, погибая от бедности, он сделал последний опыт защитить свою честь. Он вовсе
не удался. Витберг просил об этом князя А. Н. Голицына, но князь
не считал возможным поднимать снова дело и советовал Витбергу написать пожалобнее письмо к наследнику с просьбой о денежном вспомоществовании. Он обещался с Жуковским похлопотать и сулил рублей тысячу
серебром. Витберг отказался.
Теперь, решив украсть, я вспомнил эти слова, его доверчивую улыбку и почувствовал, как мне трудно будет украсть. Несколько раз я вынимал из кармана
серебро,
считал его и
не мог решиться взять. Дня три я мучился с этим, и вдруг все разрешилось очень быстро и просто; хозяин неожиданно спросил меня...
Подражая примеру графини, и княгиня Вabette, та самая, у которой на руках умер Шопен (в Европе
считают около тысячи дам, на руках которых он испустил дух), и княгиня Аnnеttе, которая всем бы взяла, если бы по временам, внезапно, как запах капусты среди тончайшей амбры,
не проскакивала в ней простая деревенская прачка; и княгиня Расhеtte, с которою случилось такое несчастие: муж ее попал на видное место и вдруг, Dieu sait pourquoi, прибил градского голову и украл двадцать тысяч рублей
серебром казенных денег; и смешливая княжна Зизи, и слезливая княжна Зозо — все они оставляли в стороне своих земляков, немилостиво обходились с ними…
Богат я, казны
не считаю,
А все
не скудеет добро;
Я царство мое убираю
В алмазы, жемчуг,
серебро.
Рогожин
не любил ничего говорить о себе и, вероятно,
считал себя мелочью, но он, например, живообразно повествовал о честности князя Федора Юрьича Ромодановского, как тот страшные богатства царя Алексея Михайловича, о которых никто
не знал, спрятал и потом, во время турецкой войны, Петру отдал; как князю Ивану Андреевичу Хованскому-Тарарую с сыном головы рубили в Воздвиженском; как у князя Василия Голицына роскошь шла до того, что дворец был медью крыт, а червонцы и
серебро в погребах были ссыпаны, а потом родной внук его, Михайло Алексеич, при Анне Ивановне шутом состоял, за ее собакой ходил и за то при Белгородском мире тремя тысячами жалован, и в посмеяние «Квасником» звался, и свадьба его с Авдотьей-калмычкой в Ледяном доме справлялась…
Решив таким образом, он увидел, что и Андрей Ефимович, тот самый маленький, вечно молчаливый лысый человечек, который помещался в канцелярии за целые три комнаты от места сиденья Семена Ивановича и в двадцать лет
не сказал с ним ни слова, стоит тут же на лестнице, тоже
считает свои рубли
серебром и, тряхнув головою, говорит ему: «Денежки-с!
—
Не считал,
не знаю. Народ и медь кладет, и
серебро, а сколько — мне
не видать.
Человек без вести пропал в доме! Горданов решительно
не знал, что ему думать, и
считал себя выданным всеми… Он потребовал к себе следователя, но тот
не являлся, хотел позвать к себе врача, так как врач
не может отказаться посетить больного, а Горданов был в самом деле нездоров. Но он вспомнил о своем нездоровье только развязав свою руку и ужаснулся: вокруг маленького укола, на ладони, зияла темненькая каемочка, точно бережок из аспидированного
серебра.