— Уйдем, матушка, перестань… оставь их… пойдем лучше посидим где-нибудь… что кричать-то… брось… они лучше без нас уймутся… — шептала она, силясь увести старушку, которая хотя и поддавалась, но с каждым шагом, приближавшим ее к двери, оборачивалась назад, подымала бескровные кулаки свои и посылала
новые проклятия на головы двух приятелей.
Неточные совпадения
Я лежал лицом к стене и вдруг в углу увидел яркое, светлое пятно заходящего солнца, то самое пятно, которое я с таким
проклятием ожидал давеча, и вот помню, вся душа моя как бы взыграла и как бы
новый свет проник в мое сердце.
За ее гордость он грозил ей наказанием и
проклятием и кончал требованием, чтоб она немедленно и покорно возвратилась домой, и тогда, только тогда, может быть, после покорной и примерной
новой жизни «в недрах семейства», мы решимся простить тебя, писал он.
Но мечтания эти покуда еще не представляли ничего серьезного и улетучивались, не задерживаясь в его мозгу. Масса обыденных пустяков и без того была слишком громадна, чтоб увеличивать ее еще
новыми, в которых покамест не настояло насущной потребности. Порфирий Владимирыч все откладывал да откладывал, и только после внезапной сцены
проклятия спохватился, что пора начинать.
Всё это только мелькнуло передо мной в этот первый, безотрадный вечер моей
новой жизни — мелькнуло среди дыма и копоти, среди ругательств и невыразимого цинизма, в мефитическом воздухе, при звоне кандалов, среди
проклятий и бесстыдного хохота.
Друг твоего отца отрыл старинную тяжбу о землях и выиграл ее и отнял у него всё имение; я видал отца твоего перед кончиной; его седая голова неподвижная, сухая, подобная белому камню, остановила на мне пронзительный взор, где горела последняя искра жизни и ненависти… и мне она осталась в наследство; а его
проклятие живо, живо и каждый год пускает
новые отрасли, и каждый год всё более окружает своею тенью семейство злодея… я не знаю, каким образом всё это сделалось… но кто, ты думаешь, кто этот нежный друг? — как, небо!.. в продолжении 17-ти лет ни один язык не шепнул ей: этот хлеб куплен ценою крови — твоей — его крови! и без меня, существа бедного, у которого вместо души есть одно только ненасытимое чувство мщения, без уродливого нищего, это невинное сердце билось бы для него одною благодарностью.
Онтологическая основа мира заключается именно в сплошной, метафизически непрерывной софийности его основы: ведь эта же земля
проклятия будет раем, когда станет «
новою землею» [И увидел я
новое небо и
новую землю (Откр. 21:1).].
Мы видим: перестрадав сверх меры, люди только сходят у Достоевского с ума, убивают себя, умирают, захлебываясь
проклятиями. Там, где идея эта должна проявиться, Достоевский как раз замолкает. Раскольников на каторге очистился страданием, для него началась
новая жизнь, «обновление» и «перерождение», но… Но «это могло составить тему
нового рассказа, теперешний же рассказ наш окончен». То же и относительно Подростка.
Он будет глубоко и блаженно дышать свежим воздухом чистой,
новой жизни, а в это время она, эта больная, измученная женщина, будет где-то в одиночестве озлобленно исходить в
проклятиях и хулениях на жизнь, а возможно, — будет уже лежать в земле, изрезанная в куски колесами увезшего его поезда, — как Анна Каренина, «жестоко-мстительная, торжествующая, свершившая угрозу никому ненужного, но неизгладимого раскаяния».
Русский священник, приготовив ее к переходу в
новое исповедание, совершил над нею тайну миропомазания. Католики подняли гвалт и готовы были, если бы могли, закидать ее камнями, но ограничились в кругу своих единоверных одними насмешками и
проклятиями… Никто из католической родни ее матери не приехал на нашу свадьбу, зато в русском соборе, где мы венчались, было избранное русское общество.
«Я принужден теперь сделаться вором, — неслось далее в голове Алфимова. — Дорого приходится расплачиваться за любовь. И кто знает, сколько еще
новых безобразий поведет это за собой? Дурные дела тем и ужасны, что ведут за собою всегда еще много дурных дел. Это-то и составляет их
проклятие».
Одна жизнь за другою бросается под колесницу этого бога: колесница проезжает, раздирая их жизни, и
новые и
новые жертвы со стонами и воплями и
проклятиями валятся под нее!
Но тогда я не понимал этого, смерть матери показалась мне одним из жесточайших проявлений мировой несправедливости и вызвала
новый поток бесцельных и кощунственных
проклятий.