Неточные совпадения
Угоды наши скудные,
Пески, болота, мхи,
Скотинка ходит впроголодь,
Родится хлеб сам-друг,
А если и раздобрится
Сыра земля-кормилица,
Так
новая беда...
Скоро вокруг подносов и графинов обстановилось ожерелье тарелок — икра,
сыры, соленые грузди, опенки, да
новые приносы из кухни чего-то в закрытых тарелках, сквозь которые слышно было ворчавшее масло.
Промозглый
сырой чулан с запахом сапогов и онуч гарнизонных солдат, некрашеный стол, два скверных стула, с железною решеткой окно, дряхлая печь, сквозь щели которой шел дым и не давало тепла, — вот обиталище, где помещен был наш <герой>, уже было начинавший вкушать сладость жизни и привлекать внимание соотечественников в тонком
новом фраке наваринского пламени и дыма.
Недавно заведенное на
новый лад хозяйство скрипело, как немазаное колесо, трещало, как домоделанная мебель из
сырого дерева.
Он все более часто чувствовал, что из массы
сырого материала, накопленного им, крайне трудно выжать единый смысл, придать ему своеобразную форму, явиться пред людями автором
нового открытия, которое объединит все передовые силы страны.
Самгин не спеша открыл
новую коробку папирос, взял одну — оказалась слишком туго набитой, нужно было размять ее, а она лопнула в пальцах, пришлось взять другую, но эта оказалась
сырой, как все в Петербурге.
Петербург —
сырой город, но в доме центральное отопление, и зимою
новая мебель, наверно, будет сохнуть, трещать по ночам, а кроме того,
новая мебель не нравилась ему по формам.
Он всюду бросался; постучался даже в католическую церковь, но живая душа его отпрянула от мрачного полусвета, от
сырого, могильного, тюремного запаха ее безотрадных склепов. Оставив старый католицизм иезуитов и
новый — Бюше, он принялся было за философию; ее холодные, неприветные сени отстращали его, и он на несколько лет остановился на фурьеризме.
Для Луковникова ясно было одно, что
новые умные люди подбираются к их старозаветному
сырью и к залежавшимся купеческим капиталам, и подбираются настойчиво. Ему делалось даже страшно за то будущее, о котором Ечкин говорил с такою уверенностью. Да, приходил конец всякой старинке и старинным людям. Как хочешь, приспособляйся по-новому. Да, страшно будет жить простому человеку.
История Смита очень заинтересовала старика. Он сделался внимательнее. Узнав, что
новая моя квартира
сыра и, может быть, еще хуже прежней, а стоит шесть рублей в месяц, он даже разгорячился. Вообще он сделался чрезвычайно порывист и нетерпелив. Только Анна Андреевна умела еще ладить с ним в такие минуты, да и то не всегда.
В двенадцать часов Калинович, переодевшись из мундира в черный фрак, в черный атласный шарф и черный бархатный жилет и надев сверх всего
новое пальто, вышел, чтоб отправиться делать визиты, но, увидев присланный ему экипаж, попятился назад: лошадь, о которой Петр Михайлыч так лестно отзывался, конечно, была, благодаря неусыпному вниманию Палагеи Евграфовны, очень раскормленная; но огромная, жирная голова, отвислые уши, толстые, мохнатые ноги ясно свидетельствовали о ее солидном возрасте,
сырой комплекции и кротком нраве.
Мокрая земля, по которой кое-где выбивали ярко-зеленые иглы травы с желтыми стебельками, блестящие на солнце ручьи, по которым вились кусочки земли и щепки, закрасневшиеся прутья сирени с вспухлыми почками, качавшимися под самым окошком, хлопотливое чиликанье птичек, копошившихся в этом кусте, мокрый от таявшего на нем снега черноватый забор, а главное — этот пахучий
сырой воздух и радостное солнце говорили мне внятно, ясно о чем-то
новом и прекрасном, которое, хотя я не могу передать так, как оно сказывалось мне, я постараюсь передать так, как я воспринимал его, — все мне говорило про красоту, счастье и добродетель, говорило, что как то, так и другое легко и возможно для меня, что одно не может быть без другого, и даже что красота, счастье и добродетель — одно и то же.
Не то, чтоб ему было страшно, но он чувствовал, что другому на его месте могло быть страшно, и, с особенным напряжением вглядываясь в туманный,
сырой лес, вслушиваясь в редкие слабые звуки, перехватывал ружье и испытывал приятное и
новое для него чувство.
Мне почему-то показалось, что из всей «академии» только этот Пепко отнесся ко мне с какой-то скрытой враждебностью, и я почувствовал себя неловко. Бывают такие встречи, когда по первому впечатлению почему-то невзлюбишь человека. Как оказалось впоследствии, я не ошибся: Пепко возненавидел меня с первого раза, потому что по природе был ревнив и относился к каждому
новому человеку крайне подозрительно. Мне лично он тоже не понравился, начиная с его длинного носа и кончая холодной
сырой рукой.
Его
новая знакомая, которую мы отныне будем звать Эмилией, ввела его чрез темный и
сырой чуланчик в довольно большую, но низкую и неопрятную комнату, с громадным шкафом у задней стены, клеенчатым диваном, облупившимися портретами двух архиереев в клобуках и одного турка в чалме над дверями и между окон, картонами и коробками по углам, разрозненными стульями и кривоногим ломберным столом, на котором лежала мужская фуражка возле недопитого стакана с квасом.
А если
новая квартира будет
сырая и угарная?
«Топор низом звучал глуше и глуше. Дерево погнулось, послышался треск его в стволе, и, ломая сучья, оно рухнулось макушей на
сырую землю. Звуки топора и шагов затихли… Деревья еще радостнее красовались на
новом просторе своими неподвижными ветвями. Первые лучи солнца пробежали по земле и небу. Роса, блестя, заиграла на зелени. Сочные листья радостно и спокойно шептались на верхушках, и ветви живых дерев медленно, величаво зашевелились над мертвым поникшим деревом».
Только полгода спустя, когда пришли к нему прощаться жена и сын Василий, когда он в тощей, нищенски одетой старушке едва узнал свою когда-то
сырую и солидную Елизавету Трофимовну и когда вместо гимназического платья увидел на сыне куцый, потертый пиджачок и сарпинковые панталоны, он понял, что судьба его уже решена и что, какое бы еще ни было
новое «решение», ему уже не вернуть своего прошлого.
Однажды после завтрака, в большую перемену, гуляя по саду в обществе моих двух
новых подруг, я была удивлена необычайным оживлением, господствовавшим на последней аллее. День был
сырой, промозглый — одним словом, один из тех осенних дней, на которые так щедр петербургский ноябрь. Мы прибавили шагу, желая поскорее узнать, в чем дело.
Чтобы отвлечь свою душевную боль каким-нибудь
новым ощущением или другою болью, не зная, что делать, плача и дрожа, Васильев расстегнул пальто и сюртук и подставил свою голую грудь
сырому снегу и ветру.
Во-первых, в Сибири открылась жестокая цинга, болезнь обыкновенная для
новых пришельцев в климатах
сырых, холодных в местах еще диких, мало населенных. Занемогли стрельцы, от них и казаки, многие лишились силы, многие и жизни.