Неточные совпадения
Затем, при помощи прочитанной еще в отрочестве по настоянию отца «Истории крестьянских войн в Германии» и «Политических движений русского народа», воображение создало мрачную картину: лунной ночью, по извилистым дорогам, среди полей, катятся от деревни к деревне густые, темные толпы, окружают усадьбы помещиков, трутся о них; вспыхивают огромные костры огня, а люди кричат, свистят,
воют, черной массой катятся дальше, все возрастая, как бы поднимаясь из земли; впереди их мчатся табуны испуганных лошадей, сзади умножаются холмы огня, над ними — тучи дыма, неба — не видно, а земля — пустеет, верхний слой ее как бы скатывается ковром, образуя все
новые, живые, черные валы.
Меня подавляет мать; ее слезы и
вой зажгли во мне
новое, тревожное чувство.
Потом, как-то не памятно, я очутился в Сормове, в доме, где всё было
новое, стены без обоев, с пенькой в пазах между бревнами и со множеством тараканов в пеньке. Мать и вотчим жили в двух комнатах на улицу окнами, а я с бабушкой — в кухне, с одним окном на крышу. Из-за крыш черными кукишами торчали в небо трубы завода и густо, кудряво дымили, зимний ветер раздувал дым по всему селу, всегда у нас, в холодных комнатах, стоял жирный запах гари. Рано утром волком
выл гудок...
Казнь должна была совершиться в селе. И, вернувшись в воскресенье от обедни, Маланья, в
новом платье и
новых башмаках, доложила барыне, что строят виселицу и к середе ждут палача из Москвы и что
воют семейные не переставая, по всей деревне слышно.
Чем более сгущалась темнота, тем громче кричали гады. Голоса их составляли как бы один беспрерывный и продолжительный гул, так что ухо к нему привыкало и различало сквозь него и дальний
вой волков, и вопли филина. Мрак становился гуще; предметы теряли свой прежний вид и облекались в
новую наружность. Вода, древесные ветви и туманные полосы сливались в одно целое. Образы и звуки смешивались вместе и ускользали от человеческого понятия. Поганая Лужа сделалась достоянием силы нечистой.
Хозяин молчал, улыбался, — я был очень благодарен ему за то, что он молчит, но со страхом ждал, что и он вступится сочувственно в шум и
вой. Взвизгивая, ахая, женщины подробно расспрашивали Викторушку, как именно сидела дама, как стоял на коленях майор — Виктор прибавлял всё
новые подробности.
Тогда между присутствующими поднялся настоящий
вой. Рукоплескали, стучали ногами, обнимали друг друга, поздравляли с"обновлением", кричали, что Россия не погибнет, а кто-то даже запел:"Коль славен"… Один Ноздрев был как будто смущен: очевидно, он не ожидал, что явится
новый Ян Усмович, который переймет у него славу…
Был ли это клич победы или внезапной радости, как у Колумба, увидевшего
новую землю, но театр обомлел. Когда же через минуту публика пришла в себя, грянули аплодисменты, перешедшие в грохот и дикий
вой.
Литература потянулась как-то сонно и вяло;
новых органов литературных не являлось, да и старые-то едва-едва плелись, мурлыча читателям какие-то сказочки; о живых вопросах вовсе перестали говорить; появились какие-то библиографические стремления в науке; прежние деятели замолкли или стали
выть по-волчьи.
— В трёх местах жил, и везде одинаково содомит деревня, стонет, бьётся — ходит по телу её острая пила и режет надвое. Говорил я с некоторыми мужиками о выделе, так сначала они, как бараны перед
новыми воротами, пучат глаза, а потом
воют, зубами скрипят.
Гараська
воет! Баргамот изумился. «
Новую штуку, должно быть, выдумал», — решил он, но все же заинтересовался, что будет дальше. Дальше Гараська продолжал
выть без слов, по-собачьи.
Наших беллетристов мы успели поглотить если не всех, то многих, включая и старых повествователей и самых тогда
новых, от Нарежного и Полевого до Соллогуба, Гребенки, Буткова, Зинаиды Р-вой, Юрьевой (мать А.Ф.Кони), Вонлярлярского, Вельтмана, графини Ростопчиной, Авдеева — тогда «путейского» офицера на службе в Нижнем.
Магистриан был молодой живописец, который прекрасно расписывал стены роскошных домов. Он шел однажды с своими кистями к той же гетере Азелле, которая велела ему изобразить на стенах
новой беседки в ее саду пир сатиров и нимф, и когда Магистриан проходил полем близ того места, где лежал я во рву, моя Акра узнала его и стала жалостно
выть.