Неточные совпадения
Всех ты привела к
ногам моим: лучших дворян изо всего шляхетства, богатейших панов,
графов и иноземных баронов и все, что ни есть цвет нашего рыцарства.
Ступни его
ног, в рыжих суконных ботинках на пуговицах, заставили Самгина вспомнить огромные, устойчивые ступни Витте, уже прозванного
графом Сахалинским.
Писали, что один заграничный
граф или барон на одной венской железной дороге надевал одному тамошнему банкиру, при публике, на
ноги туфли, а тот был так ординарен, что допустил это.
Сам
граф подушки поправлял,
Медвежью полость в
ноги стлал...
Граф (с достоинством осматривает Подхалимова с
ног до головы).Чем… сударь?
Простой, обыкновенный человек, даже еще и с титулом
графа, человек, у которого две руки, две
ноги, два глаза, два уха и один нос, человек, который, как и все мы, ест, пьет, дышит, сморкается и спит… и вдруг он самыми простыми словами, без малейшего труда и напряжения, без всяких следов выдумки взял и спокойно рассказал о том, что видел, и у него выросла несравненная, недосягаемая, прелестная и совершенно простая повесть.
Вспоминают они, как все девицы, окружив тесным прекрасным роем
графа Олсуфьева, упрашивали его не уезжать так скоро, пробыть еще полчасика на балу, и как он, мелко топчась на своих согнутых подагрой
ногах, точно приплясывая, говорил...
И
граф Олсуфьев вовсе уже не был стар и хил. Бодрая героическая музыка выправила его спину и сделала гибкими и послушными его
ноги. Да! теперь он был лихой гусар прежних золотых, легендарных времен, гусар-дуэлист и кутила, дважды разжалованный в солдаты за дела чести, коренной гусар, приятель Бурцева или Дениса Давыдова.
— Я,
граф, с своей стороны, готов… — шепнул было Митенька, но тотчас же и умолк, потому что
граф окинул его величественным взором с
ног до головы.
Встань, бедный самозванец.
Не мнишь ли ты коленопреклоненьем,
Как девочке доверчивой и слабой
Тщеславное мне сердце умилить?
Ошибся, друг: у
ног своих видала
Я рыцарей и
графов благородных;
Но их мольбы я хладно отвергала
Не для того, чтоб беглого монаха…
И действительно,
граф к вечеру мог уже переехать в карете к себе, а через два дня был на
ногах по-прежнему молодцом и уже не застал Рогожина в доме тещи. Дон-Кихот был выслан из Петербурга в тот же день, как он уронил
графа, потянув из-под его
ног ковер. Княгиня наскоро призвала его и сказала...
— Вы получите две тысячи вместо одной, — отвечала княгиня и сама присутствовала при операции, как
графу по старине намылили
ногу, как его начали тащить люди в одну сторону, а костоправ намыленными по локоть руками в другую: дернул раз, два и в третий что-то глухо щелкнуло, и
граф вскрикнул...
— Я, кажется,
ногу сломал, — отвечал
граф, делая неудачную попытку стать на
ногу.
«Верно, большая люстра оборвалась или статуя с хор упала!» — подумала княгиня и, быстро выбежав в дверь, увидала, что в зале Патрикей поднимал
графа, который никак не мог встать на
ноги.
Тюменев, отобедав, вскоре собрался ехать на дачу: должно быть, его там что-то такое очень беспокоило. При прощании он взял с Бегушева честное слово завтра приехать к нему в Петергоф на целый день. Бегушев обещал. Когда
граф Хвостиков, уезжавший тоже с Тюменевым вместе, садясь в коляску, пошатнулся немного — благодаря выпитому шампанскому, то Тюменев при этом толкнул еще его
ногой: злясь на дочь, он вымещал свой гнев и на отце.
Найдя, как и Бегушев, случайно дверь в подвальный этаж, Хвостиков отмахнул ее с тем, чтобы с сценически-драматическою поспешностью войти к дочери; но сделать это отчасти помешал ему лежащий в передней ягненочек, который при появлении
графа почему-то испугался и бросился ему прямо под
ноги.
Бегушеву было отвратительно и омерзительно слушать вранье
графа Хвостикова. Он очень хорошо знал, что
граф в
ноги бы готов был каждодневно кланяться этим торгашам, если бы только они ему денег давали.
— Ну да, лорд Байрон. Впрочем, может быть, это был и не лорд Байрон, а кто-нибудь другой. Именно, не лорд Байрон, а один поляк! Я теперь совершенно припоминаю. И пре-ори-ги-нальный был этот по-ляк: выдал себя за
графа, а потом оказалось, что он был какой-то кухмистер. Но только вос-хи-ти-тельно танцевал краковяк и, наконец, сломал себе
ногу. Я еще тогда на этот случай стихи сочинил...
— Tu crois? Tu penses? Quelle id́ue!.. — подхватил
граф, пожимая плечами и продолжая отмеривать пол длинными своими
ногами.
С высоты своих длинных
ног и тощего длинного туловища
граф постоянно смотрел тусклыми глазами в какой-то далекий туманный горизонт и время от времени вздыхал, усиленно подымая на лбу то одну бровь, то другую, Меланхолия не покидала
графа даже в тех случаях, когда главный управляющий над конторой вручал ему в конце каждого месяца значительные денежные суммы.
Задумчивое настроение
графа согласовалось, впрочем, как нельзя больше с его внешним видом, замечательно длинным-длинным, как бы всегда расслабленным и чем-то недовольным. Он нарочно носил всегда панталоны из самого толстого трико, чтобы хоть сколько-нибудь скрыть худобу
ног, — и напрасно это делал; по справедливости ему следовало бы даже гордиться худобою
ног, так как она составляла одно из самых характерных, типических родовых отличий всех
графов Листомировых.
— И прекрасно, — подхватил
граф. Потом, обратившись к исправнику, прибавил: — А я вас прошу еще, чтобы
нога ваша не была в усадьбе господина Эльчанинова, иначе мы с вами поссоримся.
Тихими шагами вошел Иван Александрыч, с
ног до головы одетый в новое платье, которое подарил ему Сапега, не могший видеть, по его словам, близ себя человека в таком запачканном фраке.
Граф молча кивнул племяннику головой и протянул руку, которую тот схватил обеими руками и поцеловал с благоговением. Улыбка презрения промелькнула в лице Сапеги, и он снова начал ходить по комнате. Прошло еще четверть часа в молчании.
Граф посмотрел в окно.
Вдова сделала движение, чтобы поворотиться к нему лицом; она еще в первый раз видела
графа. Хозяин и несколько мужчин стояли на
ногах перед Сапегою.
Иван Александрыч вынул из кармана носовой платок, обернул им свой сапог и в таком только виде осмелился поставить свою
ногу на руку
графа, которую тот протянул. Сапега с небольшим усилием поднял его и посадил на шкаф. Иван Александрыч в этом положении стал очень походить на мартышку.
— Вы знаете это? — повторил
граф и слегка притопнул своей небольшой
ногой.
Внутреннее волнение
графа было слишком явно: глаза его горели, лицо покрывалось красными пятнами, руки и
ноги дрожали.
«Вот оно, какую передрягу наделал, — думал Иван Александрыч, — делать нечего, побожился. Охо-хо-хо! Сам, бывало, в полку жиду в
ноги кланялся, чтобы не сказывал! Подсмотрел, проклятый Иуда, как на чердаке целовался. Заехать было к Уситковым, очень просили сказать, если
граф к кому-нибудь поедет!» — заключил он и поехал рысцой.
Владимир Иваныч. За то, что льстил и подличал перед
графом до такой степени, что гадко было видеть это!.. Только что
ноги не целовал у него!..
Граф(пожимая плечами). Какие же я могу принять меры?.. (Насмешливо.) Нынче у нас свобода слова и печати. (Встает и начинает ходить по террасе.) Нечего сказать, — славное время переживаем: всем негодяям даны всевозможные льготы и права, а все порядочные люди связаны по рукам и по
ногам!.. (Прищуривается и смотрит в одну из боковых аллей сада.) Что это за человек ходит у нас по парку?
Граф. Однако и вы, и какой-то генерал Варнуха, и господин Мямлин беспрестанно напоминаете мне то об Алексее Николаиче, то о князе Михайле Семеныче, недостает только назвать еще мне madame Бобрину; и я на это один раз навсегда говорю, что я стою уже одной
ногой в могиле, а потому ни в каких покровителях не нуждаюсь и никаких врагов и соперников не боюсь!
— По-гусарски,
граф, — улыбаясь, сказал один из дворян, по усам, голосу и какой-то энергической развязности в
ногах, очевидно, отставной кавалерист. — Вы здесь долго намерены пробыть,
граф?
— Изволила прибыть, ваше сиятельство! — отвечал квартирьер, указывая фуражкой на кожаный кузов коляски, видневшийся в воротах, и бросаясь вперед в сени избы, набитой крестьянским семейством, собравшимся посмотреть на офицера. Одну старушку он даже столкнул с
ног, бойко отворяя дверь в очищенную избу и сторонясь перед
графом.
Однако на нее записывали, и много, тем более, что
граф по привычке играть большую коммерческую игру играл сдержанно, подводил очень хорошо и никак не понимал толчков под столом
ногой корнета и грубых его ошибок в вистованьи.
Граф схватил купца за шиворот и велел ему плясать в присядку. Купец отказывался.
Граф схватил бутылку шампанского и, перевернув купца
ногами кверху, велел его держать так и, к общему хохоту, медлительно вылил на него всю бутылку.
— Ну, хорошо, — сказал
граф, слезая и расправляя
ноги у старостиной избы. — А что, коляска моя приехала?
Когда заиграли плясовую и, дрожа плечами и грудью, прошлась Дуняша и, развернувшись перед
графом, поплыла дальше, Турбин вскочил с места, скинул мундир и, оставшись в одной красной рубахе, лихо прошелся с нею в самый раз и такт, выделывая
ногами такие штуки, что цыгане, одобрительно улыбаясь, переглядывались друг с другом.
«Экая славная девочка! — подумал
граф, снова вставив стеклышко, глядя на нее, и, как будто усаживаясь на окне, стараясь
ногой тронуть ее ножку. — И как она хитро дала мне почувствовать, что я могу увидеть ее в саду у окна, коли захочу». Лиза даже потеряла в его глазах большую часть прелести: так легка ему показалась победа над нею.
Исправник сел по-турецки, хлопнул себя кулаком по груди и закричал: «виват!», а потом, ухватив
графа за
ногу, стал рассказывать, что у него было две тысячи рублей, а теперь всего пятьсот осталось, и что он может сделать всё, что захочет, ежели только
граф позволит. Старый отец семейства проснулся и хотел уехать; но его не пустили. Красивый молодой человек упрашивал цыганку протанцовать с ним вальс. Кавалерист, желая похвастаться своей дружбой с
графом, встал из своего угла и обнял Турбина.
Старый отец семейства, увлеченный к цыганкам неотвязными просьбами господ дворян, которые говорили, что без него всё расстроится и лучше не ехать, лежал на диване, куда он повалился тотчас, как приехал, и никто на него не обращал внимания. Какой-то чиновник, бывший тут же, сняв фрак, с
ногами сидел на столе, ерошил свои волосы и тем сам доказывал, что он очень кутит. Как только вошел
граф, он расстегнул ворот рубашки и подсел еще выше на стол. Вообще с приездом
графа кутеж оживился.
— Вы меня просто обидите, — говорил робко кавалерист, стоя перед
графом, который, задрав
ноги на перегородку, лежал на его постели: — я ведь тоже старый военный и товарищ, могу сказать. Чем вам у кого-нибудь занимать, я вам с радостию готов служить рублей двести. У меня теперь нет их, а только сто; но я нынче же достану. Вы меня просто обидите,
граф!
Старики-посетители, почетные гости Шишковых, заметили меня, и Н. С. Мордвинов (будущий
граф), М. И. Кутузов (будущий светлейший князь Смоленский), М. М. Бакунин, а более всех жена Кутузова, знаменитая своей особенной славой, женщина чрезвычайно умная, образованная и страстная любительница театра (известный друг актрисы Жорж), приветствовали меня уже не казенными похвалами, которыми обыкновенно осыпают с
ног до головы всех без исключения благородных артистов.
Уж стол накрыт; давно пора;
Хозяйка ждет нетерпеливо.
Дверь отворилась, входит
граф;
Наталья Павловна, привстав,
Осведомляется учтиво,
Каков он? что
нога его?
Граф отвечает: ничего.
Идут за стол; вот он садится,
К ней подвигает свой прибор
И начинает разговор:
Святую Русь бранит, дивится,
Как можно жить в ее снегах,
Жалеет о Париже страх.
Граф тогда всю знать к себе в театр пригласил (мест за деньги не продавали), и спектакль поставили самый лучший. Любовь Онисимовна должна была и петь в «подпури», и танцевать «Китайскую огородницу», а тут вдруг еще во время самой последней репетиции упала кулиса и пришибла
ногу актрисе, которой следовало играть в пьесе «герцогиню де Бурблян».
Дарья Ивановна и
граф. Небольшое молчание.
Граф с легкой улыбкой посматривает сбоку на Дарья Ивановну и покачивает
ногой.
Вытащил я из кармана сто рублей, что мне
граф прислал, поглядел на них и давай
ногами топтать…
Я взял шляпу и не простясь вышел. Впоследствии Ольга рассказывала мне, что тотчас же после моего ухода, как только шум от моих шагов смешался с шумом ветра и сада, пьяный
граф сжимал уже ее в своих объятиях. А она, закрыв глаза, зажав себе рот и ноздри, едва стояла на
ногах от чувства отвращения. Была даже минута, когда она чуть было не вырвалась из его объятий и не убежала в озеро. Были минуты, когда она рвала волосы на голове, плакала. Нелегко продаваться.
Какую барыню? Кто убил? Но Илья не дал ответа на эти вопросы… Роль второго вестника выпала на долю человека, которого не ожидали и появлением которого были страшно поражены. Были поразительны и нежданное появление и вид этого человека… Когда
граф увидел его и вспомнил, что Ольга гуляет в лесу, то у него замерло сердце и подогнулись от страшного предчувствия
ноги.
Граф старается завязать с нею «интрижку», трогает под столом
ногою ее
ногу.
— А кто во дворе
графа Гольдаугена вот этим самым хлыстом ударил по лицу старого скрипача? Кто повалил его под
ноги вот этой самой лошади? Мне назвали графиню Гольдауген, а графиня Гольдауген только одна?