Неточные совпадения
Носи, солдатка бедная,
С собой ее по гроб! //…………………………………
Цыфиркин(
с жаром). Я дал бы
себе ухо
отнести, лишь бы этого тунеядца прошколить по-солдатски.
Тогда он не обратил на этот факт надлежащего внимания и даже счел его игрою воображения, но теперь ясно, что градоначальник, в видах собственного облегчения, по временам снимал
с себя голову и вместо нее надевал ермолку, точно так, как соборный протоиерей, находясь в домашнем кругу, снимает
с себя камилавку [Камилавка (греч.) — особой формы головной убор, который
носят старшие по чину священники.] и надевает колпак.
Уже сукна купил он
себе такого, какого не
носила вся губерния, и
с этих пор стал держаться более коричневых и красноватых цветов
с искрою; уже приобрел он отличную пару и сам держал одну вожжу, заставляя пристяжную виться кольцом; уже завел он обычай вытираться губкой, намоченной в воде, смешанной
с одеколоном; уже покупал он весьма недешево какое-то мыло для сообщения гладкости коже, уже…
Кроме страсти к чтению, он имел еще два обыкновения, составлявшие две другие его характерические черты: спать не раздеваясь, так, как есть, в том же сюртуке, и
носить всегда
с собою какой-то свой особенный воздух, своего собственного запаха, отзывавшийся несколько жилым покоем, так что достаточно было ему только пристроить где-нибудь свою кровать, хоть даже в необитаемой дотоле комнате, да перетащить туда шинель и пожитки, и уже казалось, что в этой комнате лет десять жили люди.
Господин скинул
с себя картуз и размотал
с шеи шерстяную, радужных цветов косынку, какую женатым приготовляет своими руками супруга, снабжая приличными наставлениями, как закутываться, а холостым — наверное не могу сказать, кто делает, бог их знает, я никогда не
носил таких косынок.
С интересом легкого удивления осматривалась она вокруг, как бы уже чужая этому дому, так влитому в сознание
с детства, что, казалось, всегда
носила его в
себе, а теперь выглядевшему подобно родным местам, посещенным спустя ряд лет из круга жизни иной.
Мы заклинания
с собой такие
носим —
Покойник оживёт сейчас».
Лариса. А всякие другие цепи — не помеха! Будем
носить их вместе, я разделю
с вами эту
ношу, бульшую половину тяжести я возьму на
себя.
Напевая, Алина ушла, а Клим встал и открыл дверь на террасу, волна свежести и солнечного света хлынула в комнату. Мягкий, но иронический тон Туробоева воскресил в нем не однажды испытанное чувство острой неприязни к этому человеку
с эспаньолкой, каких никто не
носит. Самгин понимал, что не в силах спорить
с ним, но хотел оставить последнее слово за
собою. Глядя в окно, он сказал...
Он уже не слушал возбужденную речь Нехаевой, а смотрел на нее и думал: почему именно эта неприглядная,
с плоской грудью, больная опасной болезнью, осуждена кем-то
носить в
себе такие жуткие мысли?
«Я — напрасно сказал о моих подозрениях Марины. У меня нередко срывается
с языка… лишнее. Это — от моей чистоплотности. От нежелания
носить в
себе… темное, нечестное, дурное, внушаемое людями».
Обычные, многочисленные романы гимназистов
с гимназистками вызывали у него только снисходительную усмешку; для
себя он считал такой роман невозможным, будучи уверен, что юноша, который
носит очки и читает серьезные книги, должен быть смешон в роли влюбленного.
Встает он в семь часов, читает,
носит куда-то книги. На лице ни сна, ни усталости, ни скуки. На нем появились даже краски, в глазах блеск, что-то вроде отваги или, по крайней мере, самоуверенности. Халата не видать на нем: Тарантьев увез его
с собой к куме
с прочими вещами.
В петербургской службе ему нечего было делать
с своею латынью и
с тонкой теорией вершать по своему произволу правые и неправые дела; а между тем он
носил и сознавал в
себе дремлющую силу, запертую в нем враждебными обстоятельствами навсегда, без надежды на проявление, как бывали запираемы, по сказкам, в тесных заколдованных стенах духи зла, лишенные силы вредить.
Они поселились в тихом уголке, на морском берегу. Скромен и невелик был их дом. Внутреннее устройство его имело так же свой стиль, как наружная архитектура, как все убранство
носило печать мысли и личного вкуса хозяев. Много сами они привезли
с собой всякого добра, много присылали им из России и из-за границы тюков, чемоданов, возов.
— Умрете… вы, —
с запинкой продолжала она, — я буду
носить вечный траур по вас и никогда более не улыбнусь в жизни. Полюбите другую — роптать, проклинать не стану, а про
себя пожелаю вам счастья… Для меня любовь эта — все равно что… жизнь, а жизнь…
«Нет, это не ограниченность в Тушине, — решал Райский, — это — красота души, ясная, великая! Это само благодушие природы, ее лучшие силы, положенные прямо в готовые прочные формы. Заслуга человека тут — почувствовать и удержать в
себе эту красоту природной простоты и уметь достойно
носить ее, то есть ценить ее, верить в нее, быть искренним, понимать прелесть правды и жить ею — следовательно, ни больше, ни меньше, как иметь сердце и дорожить этой силой, если не выше силы ума, то хоть наравне
с нею.
Если когда-нибудь и случалось противоречие, какой-нибудь разлад, то она приписывала его никак не
себе, а другому лицу,
с кем имела дело, а если никого не было, так судьбе. А когда явился Райский и соединил в
себе и это другое лицо и судьбу, она удивилась,
отнесла это к непослушанию внука и к его странностям.
— Я жду, Вера, — шептал и он,
с легкой дрожью нетерпения и, может быть, тяжелого предчувствия. — Вчера я ждал только для
себя, чтоб унять боль; теперь я жду для тебя, чтоб помочь тебе — или снести твою
ношу, или распутать какой-то трудный узел, может быть, спасти тебя…
Он так и говорит со стены: «Держи
себя достойно», — чего: человека, женщины, что ли? нет, — «достойно рода, фамилии», и если, Боже сохрани, явится человек
с вчерашним именем,
с добытым собственной головой и руками значением — «не возводи на него глаз, помни, ты
носишь имя Пахотиных!..» Ни лишнего взгляда, ни смелой, естественной симпатии…
— Нет, всего она не знает. Она не перенесла бы в своем положении. Я теперь
ношу мундир моего полка и при встрече
с каждым солдатом моего полка, каждую секунду, сознаю в
себе, что я не смею
носить этот мундир.
Он схватил ее, бесчувственную,
с неимоверною силою поднял ее к
себе на руки, как перышко, и бессмысленно стал
носить ее по комнате, как ребенка.
Все разговоры мои
с ним
носили всегда какую-то в
себе двусмысленность, то есть попросту какую-то странную насмешку
с его стороны.
Впрочем, простой народ, работающий на воздухе,
носит плетенные из легкого тростника шляпы, конической формы,
с преширокими полями. На Яве я видел малайцев, которые покрывают
себе голову просто спинною костью черепахи.
Я на родине ядовитых перцев, пряных кореньев, слонов, тигров, змей, в стране бритых и бородатых людей, из которых одни не ведают шапок, другие
носят кучу ткани на голове: одни вечно гомозятся за работой, c молотом,
с ломом,
с иглой,
с резцом; другие едва дают
себе труд съесть горсть рису и переменить место в целый день; третьи, объявив вражду всякому порядку и труду, на легких проа отважно рыщут по морям и насильственно собирают дань
с промышленных мореходцев.
Потом, вникая в устройство судна, в историю всех этих рассказов о кораблекрушениях, видишь, что корабль погибает не легко и не скоро, что он до последней доски борется
с морем и
носит в
себе пропасть средств к защите и самохранению, между которыми есть много предвиденных и непредвиденных, что, лишась почти всех своих членов и частей, он еще тысячи миль носится по волнам, в виде остова, и долго хранит жизнь человека.
В прогулках своих я пробовал было брать
с собою Фаддеева, чтоб
отнести покупки домой, но раскаялся. Он никому спуску не давал, не уступал дороги.
До этой ночи, пока она надеялась на то, что он заедет, она не только не тяготилась ребенком, которого
носила под сердцем, но часто удивленно умилялась на его мягкие, а иногда порывистые движения в
себе. Но
с этой ночи всё стало другое. И будущий ребенок стал только одной помехой.
— Прошу покорно, садитесь, а меня извините. Я буду ходить, если позволите, — сказал он, заложив руки в карманы своей куртки и ступая легкими мягкими шагами по диагонали большого строгого стиля кабинета. — Очень рад
с вами познакомиться и, само
собой, сделать угодное графу Ивану Михайловичу, — говорил он, выпуская душистый голубоватый дым и осторожно
относя сигару ото рта, чтобы не сронить пепел.
Старик остался в гостиной и долго разговаривал
с Приваловым о делах по опеке и его визитах к опекунам. По лицу старика Привалов заметил, что он недоволен чем-то, но сдерживает
себя и не высказывается. Вообще весь разговор
носил сдержанный, натянутый характер, хотя Василий Назарыч и старался казаться веселым и приветливым по-прежнему.
— Какой это замечательно умный человек, Сергей Александрыч. Вы представить
себе не можете! Купцы его просто на руках
носят… И какое остроумие! Недавно на обвинительную речь прокурора он ответил так: «Господа судьи и господа присяжные… Я могу сравнить речь господина прокурора
с тем, если б человек взял ложку, почерпнул щей и пронес ее, вместо рта, к уху». Понимаете: восторг и фурор!..
Но знай, что бы я ни сделал прежде, теперь или впереди, — ничто, ничто не может сравниться в подлости
с тем бесчестием, которое именно теперь, именно в эту минуту
ношу вот здесь на груди моей, вот тут, тут, которое действует и совершается и которое я полный хозяин остановить, могу остановить или совершить, заметь это
себе!
Что означало это битье
себя по груди по этому месту и на что он тем хотел указать — это была пока еще тайна, которую не знал никто в мире, которую он не открыл тогда даже Алеше, но в тайне этой заключался для него более чем позор, заключались гибель и самоубийство, он так уж решил, если не достанет тех трех тысяч, чтоб уплатить Катерине Ивановне и тем снять
с своей груди, «
с того места груди» позор, который он
носил на ней и который так давил его совесть.
Клетчатые панталоны гостя сидели превосходно, но были опять-таки слишком светлы и как-то слишком узки, как теперь уже перестали
носить, равно как и мягкая белая пуховая шляпа, которую уже слишком не по сезону притащил
с собою гость.
Вот если вы не согласитесь
с этим последним тезисом и ответите: «Не так» или «не всегда так», то я, пожалуй, и ободрюсь духом насчет значения героя моего Алексея Федоровича. Ибо не только чудак «не всегда» частность и обособление, а напротив, бывает так, что он-то, пожалуй, и
носит в
себе иной раз сердцевину целого, а остальные люди его эпохи — все, каким-нибудь наплывным ветром, на время почему-то от него оторвались…
После Лаохозена Бикин принимает в
себя справа следующие речки: Сагде-ула, Кангату и Хабагоу, а слева — Чугулянкуни, Давасигчи и Сагде-гэ (по-китайски Ситцихе).
С Давасигчи перевал будет опять-таки на реке Арму, в среднем ее течении. Две высокие сопки
с правой стороны реки
носят название Лао-бей-лаза и Сыфантай.
Мерными шагами дошел он до печки, сбросил свою
ношу, приподнялся, достал из заднего кармана табакерку, вытаращил глаза и начал набивать
себе в нос тертый донник, смешанный
с золой.
Тихо и важно подвигался «братец», Сенатор и мой отец пошли ему навстречу. Он нес
с собою, как
носят на свадьбах и похоронах, обеими руками перед грудью — образ и протяжным голосом, несколько в нос, обратился к братьям
с следующими словами...
Теперь вообразите
себе мою небольшую комнатку, печальный зимний вечер, окна замерзли, и
с них течет вода по веревочке, две сальные свечи на столе и наш tête-à-tête. [разговор наедине (фр.).] Далес на сцене еще говорил довольно естественно, но за уроком считал своей обязанностью наиболее удаляться от натуры в своей декламации. Он читал Расина как-то нараспев и делал тот пробор, который англичане
носят на затылке, на цезуре каждого стиха, так что он выходил похожим на надломленную трость.
При этом необходимо сказать, что Карл Иванович, пребезобразнейший из смертных, был страшный волокита, считал
себя Ловласом, одевался
с претензией и
носил завитую золотисто-белокурую накладку. Все это, разумеется, давно было взвешено и оценено моим отцом.
С тех пор Федос поселился внизу вместе
с собакой Трезоркой, которую как-то необыкновенно быстро приучил к
себе. Горничные со смехом рассказывали, что он
с собакой из одной посудины и пьет и ест, что он ее в самое рыло целует, поноску
носить выучил и т. д.
Прежде, бывало, в Миргороде один судья да городничий хаживали зимою в крытых сукном тулупах, а все мелкое чиновничество
носило просто нагольные; теперь же и заседатель и подкоморий отсмалили
себе новые шубы из решетиловских смушек
с суконною покрышкою.
Учитель российской грамматики, Никифор Тимофеевич Деепричастие, говаривал, что если бы все у него были так старательны, как Шпонька, то он не
носил бы
с собою в класс кленовой линейки, которою, как сам он признавался, уставал бить по рукам ленивцев и шалунов.
С известного момента моей жизни, которого я не мог бы
отнести к определенному дню моей жизни, я сознал
себя христианином и вошел в путь христианства.
Вообще весь он был какой-то выхоленный, щеголеватый и чистый,
носил цветные жилетки, кольца на руках и цепочки
с брелоками и распространял вокруг
себя запах помады, крепкого табаку и крахмала.
Эпизод этот залег в моей памяти каким-то странным противоречием, и порой, глядя, как капитан развивает перед Каролем какой-нибудь новый план, а тот слушает внимательно и спокойно, — я спрашивал
себя: помнит ли Кароль, или забыл? И если помнит, то винит ли капитана? Или
себя? Или никого не винит, а просто
носит в душе беспредметную горечь и злобу? Ничего нельзя было сказать, глядя на суховатое морщинистое лицо,
с колючей искоркой в глазах и
с тонкими губами, сжатыми, точно от ощущения уксуса и желчи…
Видимо, Штофф побаивался быстро возраставшей репутации своего купеческого адвоката, который быстро шел в гору и забирал большую силу. Главное, купечество верило ему. По наружности Мышников остался таким же купцом, как и другие,
с тою разницей, что
носил золотые очки. Говорил он
с рассчитанною грубоватою простотой и вообще старался держать
себя непринужденно и
с большим гонором. К Галактиону он отнесся подозрительно и
с первого раза заявил...
Он показывал мышат, которые под его команду стояли и ходили на задних лапах, волоча за
собою длинные хвосты, смешно мигая черненькими бусинами бойких глаз.
С мышами он обращался бережно,
носил их за пазухой, кормил изо рта сахаром, целовал и говорил убедительно...
И это было правда. Тайна этой поэзии состояла в удивительной связи между давно умершим прошлым и вечно живущей, и вечно говорящею человеческому сердцу природой, свидетельницей этого прошлого. А он, грубый мужик в смазных сапогах и
с мозолистыми руками,
носил в
себе эту гармонию, это живое чувство природы.