Неточные совпадения
Бабушка была уже
в зале: сгорбившись и опершись на спинку стула, она стояла у стенки и набожно молилась; подле нее стоял папа. Он
обернулся к нам и улыбнулся, заметив, как мы, заторопившись, прятали за спины приготовленные подарки и, стараясь быть незамеченными, остановились у самой
двери. Весь эффект неожиданности, на который мы рассчитывали, был потерян.
Толпа из бесформенной кучи перестроилась
в клин, острый конец его уперся
в стену хлебного магазина, и как раз на самом острие завертелся, точно ввертываясь
в дверь, красненький мужичок. Печник
обернулся лицом к растянувшейся толпе, бросил на головы ее длинную веревку и закричал, грозя кулаком...
Устав стоять, он
обернулся, —
в комнате было темно;
в углу у дивана горела маленькая лампа-ночник, постель на одном диване была пуста, а на белой подушке другой постели торчала черная борода Захария. Самгин почувствовал себя обиженным, — неужели для него не нашлось отдельной комнаты? Схватив ручку шпингалета, он шумно открыл
дверь на террасу, — там,
в темноте, кто-то пошевелился, крякнув.
Захар остановился на дороге, быстро
обернулся и, не глядя на дворню, еще быстрее ринулся на улицу. Он дошел, не оборачиваясь ни на кого, до
двери полпивной, которая была напротив; тут он
обернулся, мрачно окинул взглядом все общество и еще мрачнее махнул всем рукой, чтоб шли за ним, и скрылся
в дверях.
Он
в дверях обернулся: она все глядит ему вслед, на лице все то же изнеможение, та же жаркая улыбка, как будто она не может сладить с нею…
Я тотчас
обернулся к
двери и миг спустя увидел
в дверях Андрея Петровича.
Он приблизил еще раз лицо к стеклу и хотел крикнуть ей, чтобы она вышла, но
в это время она
обернулась к
двери, — очевидно, ее позвал кто-то.
Марья Степановна сидела
в кресле и сквозь круглые очки
в старинной оправе читала «Кириллову книгу».
В трудные минуты жизни она прибегала к излюбленным раскольничьим книгам,
в которых находила всегда и утешение и подкрепление. Шаги Привалова заставили ее
обернуться. Когда Привалов появился
в дверях, она поднялась к нему навстречу, величавая и спокойная, как всегда. Они молча обменялись взглядами.
Вечером я сидел
в кабинете и что-то писал. Вдруг я услышал, что
дверь тихонько скрипнула. Я
обернулся: на пороге стоял Дерсу. С первого взгляда я увидел, что он хочет меня о чем-то просить. Лицо его выражало смущение и тревогу. Не успел я задать вопрос, как вдруг он опустился на колени и заговорил...
— С прохожим мещанином сбежала, — произнес он с жестокой улыбкой. Девочка потупилась; ребенок проснулся и закричал; девочка подошла к люльке. — На, дай ему, — проговорил Бирюк, сунув ей
в руку запачканный рожок. — Вот и его бросила, — продолжал он вполголоса, указывая на ребенка. Он подошел к
двери, остановился и
обернулся.
В руках его уже был ключ. Поднимаясь по лестнице, он
обернулся и погрозил князю, чтобы тот шел тише, тихо отпер
дверь в свои комнаты, впустил князя, осторожно прошел за ним, запер
дверь за собой и положил ключ
в карман.
Князь
обернулся было
в дверях, чтобы что-то ответить, но, увидев по болезненному выражению лица своего обидчика, что тут только недоставало той капли, которая переполняет сосуд, повернулся и вышел молча.
Дверь скрипнула… Платок скользнул по коленям Лизы. Лаврецкий подхватил его, прежде чем он успел упасть на пол, быстро сунул его
в боковой карман и,
обернувшись, встретился глазами с Марфой Тимофеевной.
В белом платье, с нерасплетенными косами по плечам, она тихонько подошла к столу, нагнулась над ним, поставила свечку и чего-то поискала; потом,
обернувшись лицом к саду, она приблизилась к раскрытой
двери и, вся белая, легкая, стройная, остановилась на пороге.
— Нет, а я… — воскликнула Нюра, но, внезапно
обернувшись назад, к
двери, так и осталась с открытым ртом. Поглядев по направлению ее взгляда, Женька всплеснула руками.
В дверях стояла Любка, исхудавшая, с черными кругами под глазами и, точно сомнамбула, отыскивала рукою дверную ручку, как точку опоры.
В такого рода размышлениях Павел, сам того не замечая, дошел с Дмитровки на Тверскую и, порядком устав, запыхавшись, подошел к своему номеру, но когда отворил
дверь, то поражен был: у него перед письменным столом сидела, глубоко задумавшись, m-me Фатеева
в дорожном платье. При его приходе она вздрогнула и
обернулась.
Помню, я стоял спиной к
дверям и брал со стола шляпу, и вдруг
в это самое мгновение мне пришло на мысль, что когда я
обернусь назад, то непременно увижу Смита: сначала он тихо растворит
дверь, станет на пороге и оглядит комнату; потом тихо, склонив голову, войдет, станет передо мной, уставится на меня своими мутными глазами и вдруг засмеется мне прямо
в глаза долгим, беззубым и неслышным смехом, и все тело его заколышется и долго будет колыхаться от этого смеха.
Она
обернулась к чему — и с таким отчаянием
в голосе, во взгляде,
в движении сжатой руки, судорожно поднесенной к бледной щеке, произнесла: «Да идите же, идите!» — что он тотчас ринулся за нею
в раскрытую
дверь.
В эту минуту Отте наклонил свою пышную волосатую с проседью голову к уху Михина и стал что-то шептать. Михин
обернулся на
дверь. Она была полуоткрыта, и десятки стриженых голов, сияющих глаз и разинутых ртов занимали весь прозор сверху донизу.
— Кто обыскивал? — встрепенулся и опомнился совершенно Лембке и вдруг весь покраснел. Он быстро
обернулся к полицеймейстеру.
В сию минуту
в дверях показалась согбенная, длинная, неуклюжая фигура Блюма.
— Извольте повторить, что вы сказали! Мы
обернулись:
в дверях стояло гороховое пальто. Спектр это был или не спектр?
Горожане встали и молча пошли вон, но
в дверях Базунов
обернулся, говоря...
Когда она отвернулась, уходя с Ботвелем, ее лицо — как я видел его профиль — стало озабоченным и недоумевающим. Они прошли, тихо говоря между собой,
в дверь, где оба одновременно
обернулись взглянуть на меня; угадав это движение, я сам повернулся уйти. Я понял, как дорога мне эта, лишь теперь знакомая девушка. Она ушла, но все еще как бы была здесь.
Привязав лошадь к плетню, я вошел
в хату. Сначала мне показалось, что Олеси нет дома, и у меня даже
в груди и во рту похолодело от страха, но спустя минуту я ее увидел, лежащую на постели, лицом к стене, с головой, спрятанной
в подушки. Она даже не
обернулась на шум отворяемой
двери.
В это время
в коридоре послышались чьи-то неуверенные шаги и шуршание руки, отыскивающей
в темноте
дверь. Мать и оба мальчика — все трое даже побледнев от напряженного ожидания —
обернулись в эту сторону.
Четверть седьмого! Как долго еще приходилось ждать! Он снова зашагал взад и вперед. Солнце склонялось к закату, небо зарделось над деревьями, и алый полусвет ложился сквозь узкие окна
в его потемневшую комнату. Вдруг Литвинову почудилось, как будто
дверь растворилась за ним тихо и быстро, и так же быстро затворилась снова… Он
обернулся; у
двери, закутанная
в черную мантилью, стояла женщина…
Илья поднялся со стула,
обернулся к
двери: пред ним стояла высокая, стройная женщина и смотрела
в лицо ему спокойными голубыми глазами. Запах духов струился от её платья, щёки у неё были свежие, румяные, а на голове возвышалась, увеличивая её рост, причёска из тёмных волос, похожая на корону.
— Я ко всенощной пойду, — сказал он,
обернувшись к
двери. Хозяйка стояла как раз
в двери, держась руками за косяки, и смотрела на него с любопытством. Илью смутил её пристальный взгляд, и, как бы извиняясь пред нею, он проговорил...
— раздавалось за стеной. Потом околоточный густо захохотал, а певица выбежала
в кухню, тоже звонко смеясь. Но
в кухне она сразу замолчала. Илья чувствовал присутствие хозяйки где-то близко к нему, но не хотел
обернуться посмотреть на неё, хотя знал, что
дверь в его комнату отворена. Он прислушивался к своим думам и стоял неподвижно, ощущая, как одиночество охватывает его. Деревья за окном всё покачивались, а Лунёву казалось, что он оторвался от земли и плывёт куда-то
в холодном сумраке…
Один стал
в дверях спиною к костру и, заложив руки назад, стал рассказывать что-то, должно быть очень интересное, потому что, когда Самойленко подложил хворосту и костер вспыхнул, брызнул искрами и ярко осветил сушильню, было видно, как из
дверей глядели две физиономии, спокойные, выражавшие глубокое внимание, и как те, которые сидели
в кружок,
обернулись и стали прислушиваться к рассказу.
Эта комната или маленькая зала, с белым матовым светом одной люстры, — настоящего жемчужного убора из прозрачных шаров, свесившихся опрокинутым конусом, — совершенно остановила мое внимание; я засмотрелся
в ее прекрасный уют, и,
обернувшись наконец взглянуть, нет ли еще чего сзади меня, увидел, что Дюрок встал, протянув руку к
дверям, где на черте входа остановилась девушка
в белом и гибком, как она сама, платье, с разгоревшимся, нервно спокойным лицом, храбро устремив взгляд прямо вперед.
И Ольга боялась, чтоб он не
обернулся к
дверям и не заметил ее любопытства; маленькая гордость дышала
в этом опасении…
Настя не слыхала, как кузнечиха встала с постели и отперла мужу сеничные
двери,
в которые тот вошел и сам отпер ворота своего дворика. Она проснулась, когда
в избе уж горел огонь и приехавшие отряхивались и скребли с бород намерзшие ледяные сосульки. Увидя между посетителями брата, Настя словно обмерла и,
обернувшись к стене, лежала, не обнаруживая никакого движения.
— Можно убрать, — сказали за спиною, он круто
обернулся;
в двери стояла старуха с одним глазом, с половой щёткой и тряпками
в руках. Он молча вышел
в коридор и наткнулся на человека
в тёмных очках,
в чёрной шляпе; человек сказал
в щель неприкрытой
двери...
Она вдруг перестала говорить и страшно побледнела, устремив глаза ко входу
в мастерскую. Я
обернулся.
В дверях стоял Бессонов.
Я вошла
в комнату, притворила за собой
дверь,
обернулась…
— Доктор Поляков! — раздалось мне вслед. Я
обернулся, держась за ручку
двери. — Вот что, — заговорил он, — одумайтесь. Поймите, что вы все равно попадете
в психиатрическую лечебницу, ну, немножко попозже… И притом попадете
в гораздо более плохом состоянии. Я с вами считался все-таки как с врачом. А тогда вы придете уже
в состоянии полного душевного развала. Вам, голубчик,
в сущности, и практиковать нельзя, и, пожалуй, преступно не предупредить ваше место службы.
Пошли.
В дверях Панков
обернулся и сказал мне...
В третьем этаже,
в их коридоре, меня что-то как толкнуло. Я
обернулся и
в двадцати шагах или более увидел выходящую из
двери Полину. Она точно выжидала и высматривала меня и тотчас же к себе поманила.
— Ах ты ж, господи… —
в ужасе
обернувшись на
дверь, забормотал Пантелеймон, — говорю вам, нельзя. Нельзя, товарищ!
С горьким предчувствием он вышел из комнаты: пройдя залу,
обернулся, княгиня стояла
в дверях, неподвижно смотрела ему вослед: заметив его движение, она исчезла.
Пошатываясь, Аян открыл
дверь. Девушка-сон задумчиво смотрела на его лицо, полное благодарности. Повинуясь неведомому, он вышел на галерею; только что пережитое лежало
в его душе мучительной сладкой тяжестью. На пороге он
обернулся, последние сказанные им слова дышали безграничным доверием...
Приотворив
дверь, он сунул свой острый нос
в образовавшуюся щель и, по своему обыкновению, наблюдал, увлечённый до такой степени, что
обернулся только тогда, когда Орлов дёрнул его за ухо.
Спустя час после всей этой тревоги
дверь каморки растворилась, и показался Герасим. На нем был праздничный кафтан; он вел Муму на веревочке. Ерошка посторонился и дал ему пройти. Герасим направился к воротам. Мальчишки и все бывшие на дворе проводили его глазами молча. Он даже не
обернулся, шапку надел только на улице. Гаврило послал вслед за ним того же Ерошку,
в качестве наблюдателя. Ерошка увидал издали, что он вошел
в трактир вместе с собакой, и стал дожидаться его выхода.
Обернулся я, встал
в двери — странно мне. Согнувшись, она уже плещет водой и скользит по мокрому полу, сверкая белыми икрами. Смущённо отошёл прочь, и с того дня легла она мне на душу.
А теперь — знаю: Черт жил
в комнате Валерии, потому что
в комнате Валерии,
обернувшись книжным шкафом, стояло древо познания добра и зла, плоды которого — «Девочки» Лухмановой, «Вокруг света на Коршуне» Станюковича, «Катакомбы» Евгении Тур, «Семейство Бор-Раменских» и целые годы журнала «Родник» я так жадно и торопливо, виновато и неудержимо пожирала, оглядываясь на
дверь, как те на Бога, но никогда не предав своего змея.
Наконец однажды, ночью, после представления, на котором первый
в свете дрессировщик был освистан за то, что чересчур сильно ударил хлыстом собаку, Менотти прямо сказал Норе, чтобы она немедленно убиралась от него ко всем чертям. Она послушалась, но у самой
двери номера остановилась и
обернулась назад с умоляющим взглядом. Тогда Менотти быстро подбежал к
двери, бешеным толчком ноги распахнул ее и закричал...
Реалист взял наугад одну из толстых, переплетенных
в шагрень нотных тетрадей и раскрыл ее. Затем,
обернувшись к
дверям,
в которых стояла Лидия, резко выделяясь своим белым атласным платьем на черном фоне неосвещенной гостиной, он спросил...
Когда кончилась процедура поцелуев, Лариса, как разбитая,
обернулась назад и попятилась: пред нею,
в дверях, стояла совсем одетая Форова.
Чрез минуту внизу засвистел блок и щелкнула
дверь, а когда Горданов снова подошел к окну, то мальчик
в серой шляпе и черной шинели перешел уже через улицу и, зайдя за угол,
обернулся, погрозил пальцем и скрылся.