Неточные совпадения
«Эта холодность — притворство чувства, — говорила она себе. — Им нужно только оскорбить меня и измучать ребенка, а я стану покоряться им! Ни за что! Она хуже меня. Я не лгу по крайней мере». И тут же она решила, что завтра же, в самый день рожденья Сережи, она поедет прямо в дом мужа, подкупит людей, будет
обманывать, но во что бы ни стало увидит
сына и разрушит этот безобразный
обман, которым они окружили несчастного ребенка.
Вронский не мог понять, как она, со своею сильною, честною натурой, могла переносить это положение
обмана и не желать выйти из него; но он не догадывался, что главная причина этого было то слово
сын, которого она не могла выговорить.
Она решительно не хочет, чтоб я познакомился с ее мужем — тем хромым старичком, которого я видел мельком на бульваре: она вышла за него для
сына. Он богат и страдает ревматизмами. Я не позволил себе над ним ни одной насмешки: она его уважает, как отца, — и будет
обманывать, как мужа… Странная вещь сердце человеческое вообще, и женское в особенности!
И он, в самом деле, потухал как-то одиноко в своей семье. Возле него стоял его брат, его друг — Петр Васильевич. Грустно, как будто слеза еще не обсохла, будто вчера посетило несчастие, появлялись оба брата на беседы и сходки. Я смотрел на Ивана Васильевича, как на вдову или на мать, лишившуюся
сына; жизнь
обманула его, впереди все было пусто и одно утешение...
Отец и
сын на этот раз расстались мирно. Галактион даже съездил в Прорыв, чтобы повидаться с Емельяном, который не мог приехать в Суслон, потому что его Арина Матвеевна была больна, — она в отсутствие грозного тестя перебралась на мельницу. Михей Зотыч делал вид, что ничего не знает о ее присутствии. Этот
обман тяготил всех, и Галактион от души пожалел молчавшего, по обыкновению, Емельяна.
—
Обманывая казну, вы этим самым наносите вред вашему брату и моему
сыну».
Я ведь хотел же до господина Бурдовского эти десять тысяч на школу употребить, в память Павлищева, но ведь теперь это всё равно будет, что на школу, что господину Бурдовскому, потому что господин Бурдовский, если и не «
сын Павлищева», то ведь почти как «
сын Павлищева»: потому что ведь его самого так злобно
обманули; он сам искренно считал себя
сыном Павлищева!
Ведь если господин Бурдовский окажется теперь не «
сын Павлищева», то ведь в таком случае требование господина Бурдовского выходит прямо мошенническое (то есть, разумеется, если б он знал истину!), но ведь в том-то и дело, что его
обманули, потому-то я и настаиваю, чтоб его оправдать; потому-то я и говорю, что он достоин сожаления, по своей простоте, и не может быть без поддержки; иначе ведь он тоже выйдет по этому делу мошенником.
— Нет! — ласково сказал
сын. — Я тебя
обманывать не могу. Не обойдется!
— Нет, ты зачем же его благородие
обманываешь? нет, ты скажи, как ты Варьку-то тиранила, как ты в послушанье-то ее приводила! ты вот что расскажи, а не то, какие у вас там благочиния в скитах были! эти благочиния-то нам вот как известны! а как ты била-то Варьку, как вы, скитницы смиренные, младенцев выдавливаете, как в городе распутство заводите, как вы с Александрой-то в ту пору купеческого
сына помешанным сделали — вот что ты расскажи!
— Не хотите? — взвизгнула Анфиса Петровна, задыхаясь от злости. — Не хотите? Приехали, да и не хотите? В таком случае как же вы смели
обманывать нас? В таком случае как же вы смели обещать ему, бежали с ним ночью, сами навязывались, ввели нас в недоумение, в расходы? Мой
сын, может быть, благородную партию потерял из-за вас! Он, может быть, десятки тысяч приданого потерял из-за вас!.. Нет-с! Вы заплатите, вы должны теперь заплатить; мы доказательства имеем; вы ночью бежали…
«Полно, варварка, проказничать со мной; я старый воробей, меня не
обманешь, — сказал он, смеясь, — вставай-ка, я новые карточки привез, — и подойдя к постели и подсунув карты под подушку, он прибавил: — вот на зубок новорожденному!» — «Друг мой, Андрей Михайлыч, — говорила Софья Николавна, — ей-богу, я родила: вот мой
сын…» На большой пуховой подушке, тоже в щегольской наволочке, под кисейным, на розовом атласе, одеяльцем в самом деле лежал новорожденный, крепкий мальчик; возле кровати стояла бабушка-повитушка, Алена Максимовна.
Все это для Бельтовой было совсем не легко; она хотя любила
сына, но не имела тех способностей, как засекинская барыня, — всегда готовая к снисхождению, всегда позволявшая себя
обманывать не по небрежности, не по недогадке, а по какой-то нежной деликатности, воспрещавшей ей обнаружить, что она видит истину.
— Ты молчишь? — продолжал Авраамий. — Колеблешься?.. Да простит тебя господь! ты надругался над моими сединами: ты
обманул меня. Юноша! ты не
сын Милославского!..
В ауле, на своих порогах,
Черкесы праздные сидят.
Сыны Кавказа говорят
О бранных, гибельных тревогах,
О красоте своих коней,
О наслажденьях дикой неги;
Воспоминают прежних дней
Неотразимые набеги,
Обманы хитрых узденей,
Удары шашек их жестоких,
И меткость неизбежных стрел,
И пепел разоренных сел,
И ласки пленниц чернооких.
Он старался придумать способ к бегству, средство, какое бы оно ни было… самое отчаянное казалось ему лучшим; так прошел час, прошел другой… эти два удара молотка времени сильно отозвались в его сердце; каждый свист неугомонного ветра заставлял его вздрогнуть, малейший шорох в соломе, произведенный торопливостию большой крысы или другого столь же мирного животного, казался ему топотом злодеев… он страдал, жестоко страдал! и то сказать: каждому свой черед; счастие — женщина: коли полюбит вдруг сначала, так разлюбит под конец; Борис Петрович также иногда вспоминал о своей толстой подруге… и волос его вставал дыбом: он понял молчание
сына при ее имени, он объяснил себе его трепет… в его памяти пробегали картины прежнего счастья, не омраченного раскаянием и страхом, они пролетали, как легкое дуновение, как листы, сорванные вихрем с березы, мелькая мимо нас,
обманывают взор золотым и багряным блеском и упадают… очарованы их волшебными красками, увлечены невероятною мечтой, мы поднимаем их, рассматриваем… и не находим ни красок, ни блеска: это простые, гнилые, мертвые листы!..
Как юрист, ты говоришь: своими ли глазами ты смотрел? своими ли руками брал?.. — а он, как
сын отечества, возражает: и все-таки ты меня
обманул, зубы мне заговорил!
— Ну-с, а тут уж что ж, приехали домой и говорят Алексею Никитичу: «А ты,
сын мой, говорят, выходишь дурак, что смел свою мать
обманывать, да еще полицейского ярыжку, квартального приводил», и с этим велели укладываться и уехали.
Марфа Андревна не ответила ему ни слова. Она была взволнована, потрясена и почти убита. Ей жаль было
сына и стало еще жалче после его покорности, возбранявшей ему
обмануть ее в определенном ею наказании. Она стыла, зябла, умирала от немощи и страданья, но хранила немое молчание.
Если вы, любимые
сыны счастия, хотите доказать Провидению свою признательность за дары Его; если чувствительное сердце ваше имеет нужду излиться в благотворениях, то не на стогнах ищите предмета для оных — там нередко вредная праздность одевается рубищем бедности, чтобы
обмануть жалость и сострадание; но спешите в сей храм добродетели, принести ей чистые жертвы уделением вашего избытка, ибо Екатерина позволила вам благотворить вместе с Нею; там каждый дар ваш процветет и украсится сторичным плодом для святой пользы человечества.
Возможно ль? Радость блещет
В твоих очах? Ужель ты вправду веришь,
Что жив твой
сын? Ужель мне сомневаться?
Ужели был и Клешниным и Шуйским
Обманут я?
Матрена. Ты погоди говорить, у меня язык помягче, дай я скажу. Жил это малый-то наш до тебя, сам ведать, на чугунке. И привяжись там к нему девка, так, ведашь, немудрящая, Маринкой звать, — куфаркой у них в артели жила. Так вот, показывает она, эта самая девка, на
сына на нашего, что, примерно, он, Микита, будучи, ее
обманул.
Барыня. Стыдились бы вы! Вы седой, а вас, как мальчишку,
обманывают и смеются над вами. Жалеете для
сына какие-нибудь триста рублей для его общественного положения, а самих вас, как дурака, проводят на тысячи.
— Я им чистосердечно во всем признаюсь, что я их по вашей милости
обманывал и что у меня
сына Никиты нет, а есть даже два
сына, и оба немца. Пусть и отец, и дядя это узнают, и они меня пожалеют и отпишут свое наследство, находящееся в России, детям моей сестры, русским и православным, а не моим детям-немцам, Роберту и Бертраму.
Княгиня. Какое милосердие, христианская высота! Нет, господин Сарынцев, меня-то вы не
обманете. Знаем вас теперь.
Сына моего вы погубили, вам все равно, а сами задаете балы, и невеста моего
сына, ваша дочь, выходит замуж, партию делает, какая вам приятна. А вы здесь притворяетесь, что опростились, столярничаете. Как вы мне отвратительны с своим фарисейством новым!
Москва, Москва!.. люблю тебя как
сын,
Как русский, — сильно, пламенно и нежно!
Люблю священный блеск твоих седин
И этот Кремль зубчатый, безмятежный.
Напрасно думал чуждый властелин
С тобой, столетним русским великаном,
Померяться главою и —
обманомТебя низвергнуть. Тщетно поражал
Тебя пришлец: ты вздрогнул — он упал!
Вселенная замолкла… Величавый,
Один ты жив, наследник нашей славы.
«Так я никогда не был
обманут, — думал игумен. — Это — искушение дьявола… Но как добр, как восторжен он был сначала и все семь лет! Я его любил, как
сына, более, нежели как
сына… Но как же он читал письмо так спокойно? Надобно быть очень порочну, чтоб скрывать пороки. Его погубила, увлекла эта женщина, а он еще защищал их, порождение ехидны, лишившее рая первого человека… И в самое то время, как он признавался, в моем сердце кричал голос: „Он невинен!“
Пускай вдумаются в смысл тех рассказов Библии, когда Бог, для целей религиозного строительства или для испытания веры, разрешал или даже повелевал деяния, нравственности заведомо противоречившие: жертвоприношение единственного
сына, кровавое истребление целых народов,
обман, воровство.
У Анны есть
сын Сережа. В него она пытается вложить весь запас женской силы, которым ее наделила природа. Она пытается стать только матерью, — единственное, что для нее осталось. Но мать и жена неразъединимо слиты в женщине. Жажда любви не может быть возмещена материнством. Анна только
обманывает себя. «Роль матери, живущей для
сына, — замечает Толстой, — роль, которую она взяла на себя в последние годы, была отчасти искрення, хотя и много преувеличена».
«Неужели они не простят меня, не поймут, как все это не могло быть иначе? — думала Анна, с внутренним ужасом глядя на
сына. — Пришло время, я поняла, что я не могу больше себя
обманывать, что я живая, что я не виновата, что бог меня сделал такою, что мне нужно любить и жить… Я не могу раскаиваться в том, что я дышу, что я люблю»…
Так же неестественна второстепенная и точно такая же завязка: отношений Глостера с своими
сыновьями. Положение Глостера и Эдгара вытекает из того, что Глостер точно так же, как и Лир, сразу верит самому грубому
обману и даже не пытается спросить обманутого
сына, правда ли то, что на него возводится, а проклинает и изгоняет его.
Великий князь поспешил в Зимний дворец в сопровождении своего адъютанта и друга детства Владимира Федоровича Адлерберга и нашел свою несчастную мать в таком отчаянии, что все его попытки успокоить и утешить ее были напрасны. Она была убеждена, что ее
обманывают, и что ее возлюбленный
сын уже не существует.
— Успокойтесь, барышня, Егор вас слишком любит и уважает, чтобы осмелиться вас
обманывать… Ваш
сын жив… Я клянусь вам в этом памятью моей бедной Арины… счастьем моей дочери…
После того смел ли барон, весь во власти честолюбия, думавший только о возвышении своем, допустить до себя и мысль, чтоб признанием сына-лекаря, отчужденного от него с малолетства, омрачить навеки фамильный щит свой, который он сам сочетал с щитом одной венчанной особы; смел ли открытием
обмана раздражить своего повелителя?
Если ты
обманываешь его в этом случае, то
обманываешь, как нежный
сын, может быть сберегая ему то сокровище, которым сам дорожишь.
Я выполнил точно волю своего благодетеля, потому что хранить тайну умел с детских лет. Ах! почему не мог я назвать тогда своею матерью пригожую женщину, посещавшую меня тайком, в которой узнал я со временем Кропотову, жену Семена Ивановича? Она кормила меня своею грудью, любила меня, как
сына, и, может статься, была настоящая моя… Нет, не хочу
обманывать себя этою приятною мечтою. Скольких бедствий избавился бы я тогда!
Христос показал мне, что единство
сына человеческого, любовь людей между собой не есть, как мне прежде казалось, цель, к которой должны стремиться люди, но что это единство, эта любовь людей между собой есть их естественное блаженное состояние, то, в котором родятся дети, по словам его, и то, в котором живут всегда все люди до тех пор, пока состояние это не нарушается
обманом, заблуждением, соблазнами.
Обман говорит Христу, что он не
сын бога, если не может из камней сделать хлебы.
— Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, — говорила она
сыну, — не могу тебе описать! Да, и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! — Она замолкала на минуту. — И как мне жалко ее maman, — продолжала она, — нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так
обманывают!