Неточные совпадения
Стал бригадир считать звезды («очень он был прост», — повторяет по этому случаю архивариус-летописец), но на первой же сотне сбился и
обратился за разъяснениями
к денщику. Денщик отвечал, что звезд на
небе видимо-невидимо.
— Врешь ты, деловитости нет, — вцепился Разумихин. — Деловитость приобретается трудно, а с
неба даром не слетает. А мы чуть не двести лет как от всякого дела отучены… Идеи-то, пожалуй, и бродят, —
обратился он
к Петру Петровичу, — и желание добра есть, хоть и детское; и честность даже найдется, несмотря на то, что тут видимо-невидимо привалило мошенников, а деловитости все-таки нет! Деловитость в сапогах ходит.
— Я гляжу в
небо только тогда, когда хочу чихнуть, — проворчал Базаров и,
обратившись к Аркадию, прибавил вполголоса: — Жаль, что помешал.
Я все время поминал вас, мой задумчивый артист: войдешь, бывало, утром
к вам в мастерскую, откроешь вас где-нибудь за рамками, перед полотном, подкрадешься так, что вы, углубившись в вашу творческую мечту, не заметите, и смотришь, как вы набрасываете очерк, сначала легкий, бледный, туманный; все мешается в одном свете: деревья с водой, земля с
небом… Придешь потом через несколько дней — и эти бледные очерки
обратились уже в определительные образы: берега дышат жизнью, все ярко и ясно…
Опасения Дерсу сбылись. Во вторую половину ночи пал стал двигаться прямо на нас, но, не найдя себе пищи, прошел стороной. Вопреки ожиданиям, ночь была теплая, несмотря на безоблачное
небо. В тех случаях, когда я видел что-либо непонятное, я
обращался к Дерсу и всегда получал от него верные объяснения.
Забиякин (Живновскому). И представьте себе, до сих пор не могу добиться никакого удовлетворения. Уж сколько раз
обращался я
к господину полицеймейстеру; наконец даже говорю ему: «Что ж, говорю, Иван Карлыч, справедливости-то, видно, на
небесах искать нужно?» (Вздыхает.) И что же-с? он же меня, за дерзость, едва при полиции не заарестовал! Однако, согласитесь сами, могу ли я оставить это втуне! Еще если бы честь моя не была оскорблена, конечно, по долгу християнина, я мог бы, я даже должен бы был простить…
По степи, вдоль и поперек, спотыкаясь и прыгая, побежали перекати-поле, а одно из них попало в вихрь, завертелось, как птица, полетело
к небу и,
обратившись там в черную точку, исчезло из виду.
И догадался; — с досадой смотрел он на веселую толпу и думал о будущем, рассчитывал дни, сквозь зубы бормотал какие-то упреки… и потом,
обратившись к дому… сказал: так точно! слух этот не лжив… через несколько недель здесь будет кровь, и больше; почему они не заплотят за долголетнее веселье одним днем страдания, когда другие, после бесчисленных мук, не получают ни одной минуты счастья!.. для чего они любимцы
неба, а не я! — о, создатель, если б ты меня любил — как сына, — нет, — как приемыша… половина моей благодарности перевесила бы все их молитвы… — но ты меня проклял в час рождения… и я прокляну твое владычество, в час моей кончины…
К красну солнцу наконец
Обратился молодец:
«Свет наш солнышко! ты ходишь
Круглый год по
небу, сводишь
Зиму с теплою весной,
Всех нас видишь под собой.
Вокруг нее и следом тучки
Теснятся, будто рыцари-вожди,
Горящие любовью; и когда
Чело их
обращается к прекрасной,
Оно блестит, когда же отвернут
К соперникам, то ревность и досада
Его нахмурят тотчас — посмотри,
Как шлемы их чернеются, как перья
Колеблются на шлемах — помнишь — помнишь —
В тот вечер всё так было — кроме
Судьбы Фернандо —
небо и земля
Все те же — только люди! — если б ты
Не причислялась
к ним, то я б их проклял…
И озлобленная братия, униженная поступком Феодора, осыпала его насмешками и бранью; даже несколько камней полетело в юношу; все волновалось и кричало; один обвиненный стоял спокойно; минута волнения прошла, — это был прежний Феодор, то же вдохновенное лицо, и ясно
обращался его взор на братию и
к небу; и когда игумен, боясь тронуться его видом, спросил: «Чего же медлите вы?» — тогда Феодор возвел очи
к небу, говоря: «Господь, теперь я вижу, что ты
обратился ко мне, что грешная молитва дошла до подножия твоего».
Встал Патап Максимыч,
к окну подошел. Ночь темная,
небо черное, пó
небу все звезды, звезды — счету им нет. Тихо мерцают, будто играют в бесконечной своей высоте. Задумчиво глядит Патап Максимыч то в темную даль, то в звездное
небо. Глубоко вздохнув,
обратился к Аксинье Захаровне...
Несомненно веря, что в награду за земные страданья приял он в
небесах венец блаженства, даже
обращалась к нему в молитвах.
— То-то… Ленивые животные эти грузины, а алазанцы и гурийцы особенно. Солнце и
небо за них… И виноград и кукуруза… Верно ли я говорю? —
обратился он неожиданно
к остальным.
Рассказывают, когда в Харбине была получена телеграмма о мире, шел дождь. В одном ресторане офицер
обратился к присутствовавшим, указывая на густо сыпавшиеся с
неба капли...
Ранеев указал на
небо, потом,
обращаясь к Владиславу, прибавил...
Владислав взглянул на пасмурное
небо, едва видное между верхушками дерев, и благоговейно, со слезами на глазах, произнес молитву, потом,
обратись к верному слуге своему, завещал передать Лизе, что в последние минуты его жизни дорогое имя ее было последним словом, которое уста и сердце его сказали на земле.
— Ну, иди! Иди! — кричал Павел, а ветер подхватил его слова и свирепо втискивал их обратно в его горло, и среди грохота
неба не слышно было этих мятежных и молитвенных слов, с которыми маленький человек
обращался к великому неизвестному.
Графиня с ужасом подняла глаза
к небу, всплеснула руками и сердито
обратилась к мужу...
— Aucun, [Никакого,] — возразил виконт. — После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si même ça été un héros pour certaines gens, — сказал виконт,
обращаясь к Анне Павловне, — depuis l’assassinat du duc il y a un martyr de plus dans le ciel, un héros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на
небесах и одним героем меньше на земле.]