Неточные совпадения
И
хотя очевидно, что материализм столь грубый не мог продолжительное время питать
общество, но в качестве новинки он нравился и даже опьянял.
Эффект, производимый речами княгини Мягкой, всегда был одинаков, и секрет производимого ею эффекта состоял в том, что она говорила
хотя и не совсем кстати, как теперь, но простые вещи, имеющие смысл. В
обществе, где она жила, такие слова производили действие самой остроумной шутки. Княгиня Мягкая не могла понять, отчего это так действовало, но знала, что это так действовало, и пользовалась этим.
— Решительно ничего не понимаю, — сказала Анна, пожимая плечами. «Ему всё равно, подумала она. Но в
обществе заметили, и это тревожит его». — Ты нездоров, Алексей Александрович, — прибавила она, встала и
хотела уйти в дверь; но он двинулся вперед, как бы желая остановить ее.
— Муж? Муж Лизы Меркаловой носит за ней пледы и всегда готов к услугам. А что там дальше в самом деле, никто не
хочет знать. Знаете, в хорошем
обществе не говорят и не думают даже о некоторых подробностях туалета. Так и это.
Ты
хочешь, чтобы я поехала к ней, принимала бы ее и тем реабилитировала бы ее в
обществе; но ты пойми, что я не могу этого сделать.
Так как во время речи княгини Мягкой все ее слушали и разговор около жены посланника прекратился, хозяйка
хотела связать всё
общество воедино и обратилась к жене посланника.
Ему необходимо было
общество, и он поставил ее в это ужасное положение, тяжесть которого он не
хотел понимать.
Как ни велик был в
обществе вес Чичикова,
хотя он и миллионщик, и в лице его выражалось величие и даже что-то марсовское и военное, но есть вещи, которых дамы не простят никому, будь он кто бы ни было, и тогда прямо пиши пропало!
— Но все же таки… но как же таки… как же запропастить себя в деревне? Какое же
общество может быть между мужичьем? Здесь все-таки на улице попадется навстречу генерал или князь.
Захочешь — и сам пройдешь мимо каких-нибудь публичных красивых зданий, на Неву пойдешь взглянуть, а ведь там, что ни попадется, все это или мужик, или баба. За что ж себя осудить на невежество на всю жизнь свою?
Впрочем, если слово из улицы попало в книгу, не писатель виноват, виноваты читатели, и прежде всего читатели высшего
общества: от них первых не услышишь ни одного порядочного русского слова, а французскими, немецкими и английскими они, пожалуй, наделят в таком количестве, что и не
захочешь, и наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски в нос и картавя, по-английски произнесут, как следует птице, и даже физиономию сделают птичью, и даже посмеются над тем, кто не сумеет сделать птичьей физиономии; а вот только русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя на даче избу в русском вкусе.
Хотя он и должен был вначале протираться в грязном
обществе, но в душе всегда сохранял чистоту, любил, чтобы в канцеляриях были столы из лакированного дерева и все бы было благородно.
Раскольников не привык к толпе и, как уже сказано, бежал всякого
общества, особенно в последнее время. Но теперь его вдруг что-то потянуло к людям. Что-то совершалось в нем как бы новое, и вместе с тем ощутилась какая-то жажда людей. Он так устал от целого месяца этой сосредоточенной тоски своей и мрачного возбуждения, что
хотя одну минуту хотелось ему вздохнуть в другом мире,
хотя бы в каком бы то ни было, и, несмотря на всю грязь обстановки, он с удовольствием оставался теперь в распивочной.
Конечно, он понимал, что положение Сони есть явление случайное в
обществе,
хотя, к несчастию, далеко не одиночное и не исключительное.
Робинзон. Они пошутить
захотели надо мной; ну, и прекрасно, и я пошучу над ними. Я с огорчения задолжаю рублей двадцать, пусть расплачиваются. Они думают, что мне
общество их очень нужно — ошибаются; мне только бы кредит; а то я и один не соскучусь, я и solo могу разыграть очень веселое. К довершению удовольствия, денег бы занять…
Кнуров. Ничего тут нет похвального, напротив, это непохвально. Пожалуй, с своей точки зрения, он не глуп: что он такое… кто его знает, кто на него обратит внимание! А теперь весь город заговорит про него, он влезает в лучшее
общество, он позволяет себе приглашать меня на обед, например… Но вот что глупо: он не подумал или не
захотел подумать, как и чем ему жить с такой женой. Вот об чем поговорить нам с вами следует.
Утром, ровно в восемь часов, все
общество собиралось к чаю; от чая до завтрака всякий делал что
хотел, сама хозяйка занималась с приказчиком (имение было на оброке), с дворецким, с главною ключницей.
— Я вас знаю мало, — повторил Базаров. — Может быть, вы правы; может быть, точно, всякий человек — загадка. Да
хотя вы, например: вы чуждаетесь
общества, вы им тяготитесь — и пригласили к себе на жительство двух студентов. Зачем вы, с вашим умом, с вашею красотою, живете в деревне?
— Он очень милый старик, даже либерал, но — глуп, — говорила она, подтягивая гримасами веки, обнажавшие пустоту глаз. — Он говорит: мы не торопимся, потому что
хотим сделать все как можно лучше; мы терпеливо ждем, когда подрастут люди, которым можно дать голос в делах управления государством. Но ведь я у него не конституции прошу, а покровительства Императорского музыкального
общества для моей школы.
— Что вы
хотите сказать? Мой дядя такой же продукт разложения верхних слоев
общества, как и вы сами… Как вся интеллигенция. Она не находит себе места в жизни и потому…
— Нет, — как он любит
общество взрослых! — удивлялся отец. После этих слов Клим спокойно шел в свою комнату, зная, что он сделал то, чего
хотел, — заставил взрослых еще раз обратить внимание на него.
«Ведет себя нагло и, кажется,
хочет вызвать скандал, потому что обозлен неудачами. А может быть, это его способ реабилитировать себя в глазах
общества».
«Если я
хочу быть искренним с самим собою — я должен признать себя плохим демократом, — соображал Самгин. — Демос — чернь, власть ее греки называли охлократией. Служить народу — значит руководить народом. Не иначе. Индивидуалист, я должен признать законным и естественным только иерархический, аристократический строй
общества».
— Да, так. Вы — патриот, вы резко осуждаете пораженцев. Я вас очень понимаю: вы работаете в банке, вы — будущий директор и даже возможный министр финансов будущей российской республики. У вас — имеется что защищать. Я, как вам известно, сын трактирщика. Разумеется, так же как вы и всякий другой гражданин славного отечества нашего, я не лишен права открыть еще один трактир или дом терпимости. Но — я ничего не
хочу открывать. Я — человек, который выпал из
общества, — понимаете? Выпал из
общества.
Хотя было уже не рано, но они успели заехать куда-то по делам, потом Штольц захватил с собой обедать одного золотопромышленника, потом поехали к этому последнему на дачу пить чай, застали большое
общество, и Обломов из совершенного уединения вдруг очутился в толпе людей. Воротились они домой к поздней ночи.
— Спрашивала — кто он такой и какой на нем чин? «Это, говорит, в нашем
обществе рассказывать совсем лишнее и не принято; называйте меня Иван Иваныч, а чин на мне из четырнадцати овчин, — какую
захочу, ту вверх шерстью и выворочу».
— Неудивительно, что вы соскучились, — заметил губернатор, — сидя на одном месте, удаляясь от
общества… Нужно развлечение… Вот не
хотите ли со мной прокатиться? Я послезавтра отправляюсь осматривать губернию…
— Да, если
хотите, учили, «чтоб иметь в
обществе приятные таланты», как говаривал мой опекун: рисовать в альбомы, петь романсы в салоне.
— А! испугались полиции: что сделает губернатор, что скажет Нил Андреич, как примет это
общество, дамы? — смеялся Марк. — Ну, прощайте, я есть
хочу и один сделаю приступ…
Но для вас, по некоторым особым соображениям, было сделано снисхождение и об вас были наведены справки: оказалось, что
хотя вы и принадлежали к хорошему
обществу и когда-то служили в гвардии, но из
общества исключены и репутация ваша более чем сомнительна.
Театра нет здесь,
общества тоже, если
хотите в строгом смысле, нет.
На это Нехлюдов возразил, что дело идет не о дележе в одном
обществе, а о дележе земли вообще по разным губерниям. Если землю даром отдать крестьянам, то за что же одни будут владеть хорошей, а другие плохой землей? Все
захотят на хорошую землю.
— Теоретически, а не практически, как я увидал. Суд имеет целью только сохранение
общества в настоящем положении и для этою преследует и казнит как тех, которые стоят выше общего уровня и
хотят поднять его, так называемые политические преступники, так и тех, которые стоят ниже его, так называемые преступные типы.
Только потому Нехлюдов мог заключить, что предложение его им выгодно, что когда зашла речь о том, кто берет землю — всё ли
общество или товарищество, то начались жестокие споры между теми крестьянами, которые
хотели выключить слабосильных и плохих плательщиков из участия в земле, и теми, которых
хотели выключить.
— Не могу согласиться, во-первых, с тем, чтобы преступники, так называемые политические, были казнимы потому, что они стоят выше среднего уровня. Большей частью это отбросы
общества, столь же извращенные,
хотя несколько иначе, как и те преступные типы, которых вы считаете ниже среднего уровня.
Назначенный же от суда защитник доказывал, что кража совершена не в жилом помещении, и что потому,
хотя преступление и нельзя отрицать, но всё-таки преступник еще не так опасен для
общества, как это утверждал товарищ прокурора.
— Это мой узник, — объяснила Антонида Ивановна мужу, показывая глазами на Привалова. — Представь себе, когда Сергей Александрыч узнал, что тебя нет дома, он
хотел сейчас же незаметным образом скрыться. В наказание я заставила его проскучать целый час в моем
обществе…
Привалов начинал ездить в коши все чаще и чаще; ему нравилось
общество Зоси, которая держала себя просто и непринужденно,
хотя иногда и капризничала по своему обыкновению.
Этим, конечно, Хиония Алексеевна ничего не
хотела сказать дурного о Привалове, который стоит выше всех этих сплетен и разных толков, но ведь в провинции ему покажется страшно скучно, и он может увлечься, а если попадет в такое
общество…
Никто не мог с достаточной отчетливостью объяснить, что
хотят сказать, когда говорят, что идеология и духовная культура есть «надстройка» над экономикой и классовым строем
общества.
Марксизм в значительной степени
хочет быть разоблачением иллюзий сознания, отражающих экономическое рабство человека и классовую структуру
общества.
Но единственное оправдание социализма заключается в том, что он
хочет создать
общество, в котором ни один человек не будет объектом и вещью, каждый будет субъектом и личностью.
Восстановление смысла слов, правдивого, реального и полновесного употребления слов ведет к тому сознанию, что
общество наше должно не переодеться,
хотя бы в самый радикальный костюм, не покровы переменить, а действительно переродиться, изменить ткань свою.
Коллективизм не
хочет знать живого отношения человека к человеку, он знает лишь отношение человека к
обществу, к коллективу, который уже определяет отношение человека к человеку.
Эта метафизика основана на примате
общества над человеческой личностью,
хотя и при предположении, что человек может от этого примата только выиграть.
Впрочем, он был весьма хорошего
общества, хорошей фамилии, хорошего воспитания и хороших чувств и
хотя жуир, но весьма невинный и всегда приличный.
В
обществе за благотворительную деятельность стали его уважать,
хотя и боялись все строгого и мрачного характера его, но чем более стали уважать его, тем становилось ему невыносимее.
Стал я тогда, еще в офицерском мундире, после поединка моего, говорить про слуг в
обществе, и все-то, помню, на меня дивились: «Что же нам, говорят, посадить слугу на диван да ему чай подносить?» А я тогда им в ответ: «Почему же и не так,
хотя бы только иногда».
Но ведь есть же и еще кое-кто из показывающих: это некоторое,
хотя и неясное брожение в
обществе какого-то вопроса, какого-то подозрения, слышен какой-то неясный слух, чувствуется, что существует какое-то ожидание.
В нем, кажется мне, как бы бессознательно, и так рано, выразилось то робкое отчаяние, с которым столь многие теперь в нашем бедном
обществе, убоясь цинизма и разврата его и ошибочно приписывая все зло европейскому просвещению, бросаются, как говорят они, к «родной почве», так сказать, в материнские объятия родной земли, как дети, напуганные призраками, и у иссохшей груди расслабленной матери жаждут
хотя бы только спокойно заснуть и даже всю жизнь проспать, лишь бы не видеть их пугающих ужасов.
Вспомни первый вопрос; хоть и не буквально, но смысл его тот: «Ты
хочешь идти в мир и идешь с голыми руками, с каким-то обетом свободы, которого они, в простоте своей и в прирожденном бесчинстве своем, не могут и осмыслить, которого боятся они и страшатся, — ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого
общества невыносимее свободы!