Неточные совпадения
— Ого, вы кусаетесь? Нет, право же, он недюжинный, — примирительно заговорила она. — Я познакомилась с ним года два тому назад, в Нижнем, он там не привился. Город меркантильный и ежегодно полтора месяца сходит с
ума: все купцы, купцы, эдакие
огромные, ярмарка, женщины, потрясающие кутежи. Он там сильно пил, нажил какую-то болезнь. Я научила его как можно больше кушать сладостей, это совершенно излечивает от пьянства. А то он, знаете, в ресторанах философствовал за угощение…
— Помните вы его трагический вопль о необходимости «делать
огромные усилия
ума и совести для того, чтоб построить жизнь на явной лжи, фальши и риторике»?
— Ага, — оживленно воскликнул Бердников. — Да, да, она скупа, она жадная! В делах она — палач. Умная. Грубейший мужицкий
ум, наряженный в книжные одежки. Мне — она — враг, — сказал он в три удара, трижды шлепнув ладонью по своему колену. — Росту промышленности русской — тоже враг. Варягов зовет — понимаете? Продает англичанам
огромное дело. Ростовщица. У нее в Москве подручный есть, какой-то хлыст или скопец, дисконтом векселей занимается на ее деньги, хитрейший грабитель! Раб ее, сукин сын…
— Я всегда робел прежде. Я и теперь вошел, не зная, что говорить. Вы думаете, я теперь не робею? Я робею. Но я вдруг принял
огромное решение и почувствовал, что его выполню. А как принял это решение, то сейчас и сошел с
ума и стал все это говорить… Выслушайте, вот мои два слова: шпион я ваш или нет? Ответьте мне — вот вопрос!
Механик, инженер не побоится упрека в незнании политической экономии: он никогда не прочел ни одной книги по этой части; не заговаривайте с ним и о естественных науках, ни о чем, кроме инженерной части, — он покажется так жалко ограничен… а между тем под этою ограниченностью кроется иногда
огромный талант и всегда сильный
ум, но
ум, весь ушедший в механику.
Затихшее здание гимназии в эти часы представляется мне теперь чем-то вроде
огромного резонатора, в котором педагогический хор настраивает на известный лад
умы и души сотен будущих людей.
«Но ведь я мужчина! Ведь я господин своему слову. Ведь то, что толкнуло меня на этот поступок, было прекрасно, благородно и возвышенно. Я отлично помню восторг, который охватил меня, когда моя мысль перешла в дело! Это было чистое,
огромное чувство. Или это просто была блажь
ума, подхлестнутого алкоголем, следствие бессонной ночи, курения и длинных отвлеченных разговоров?»
В губернии Имплев пользовался большим весом: его
ум, его хорошее состояние, — у него было около шестисот душ, — его способность сочинять изворотливые, и всегда несколько колкого свойства, деловые бумаги, — так что их узнавали в присутственных местах без подписи: «Ну, это имплевские шпильки!» — говорили там обыкновенно, — все это внушало к нему
огромное уважение.
Вставали
огромные города, прекрасные здания, машины, корабли, монументы, неисчислимые богатства, созданные людьми, и поражающее
ум разнообразие творчества природы.
Надобно сказать, что комфорт в
уме моего героя всегда имел
огромное значение.
Он был не велик ростом, широкоплеч и с
огромной головой (
ум любит простор); все черты лица его выражали какую-то важность, что-то торжественное и исполненное сознания своей силы.
Это была страшная и захватывающая картина. Человеческий труд кипел здесь, как
огромный, сложный и точный механизм. Тысячи людей — инженеров, каменщиков, механиков, плотников, слесарей, землекопов, столяров и кузнецов — собрались сюда с разных концов земли, чтобы, повинуясь железному закону борьбы за существование, отдать свои силы, здоровье,
ум и энергию за один только шаг вперед промышленного прогресса.
Иногда молодёжь подходила к тем
огромным и глубоким вопросам, которые, раскрываясь пред человеком, как бездонные пропасти, властно влекут его пытливый
ум и сердце в свою таинственную тьму.
— Золотопромышленность, разумеется, дело солидное, — говорил Тарас спокойно и важно, — но все-таки рискованное и требующее крупного капитала… Очень выгодно иметь дело с инородцами… Торговля с ними, даже поставленная кое-как, дает
огромный процент. Это совершенно безошибочное предприятие… Но — скучное. Оно не требует большого
ума, в нем негде развернуться человеку — человеку крупного почина…
Он не слишком много прочел книг, но во всяком случае гораздо больше, чем Покорский и чем все мы; притом
ум имел систематический, память
огромную, а ведь это-то и действует на молодежь!
«Ну и страшно же на свете жить!» — думает Кузьма Жучок, глядя в беспросветно-темные,
огромные, страдальческие глаза Жегулева и не в силах, по скромному
уму своему, связать с ним воедино улыбку бледных уст. Забеспокоился и одноглазый Слепень, но, не умея словами даже близко подойти к своему чувству, сказал угрюмо...
Юрий, выскакав на дорогу, ведущую в село Палицыно, приостановил усталую лошадь и поехал рысью; тысячу предприятий и еще более опасений теснилось в
уме его; но спасти Ольгу или по крайней мере погибнуть возле нее было первым чувством, господствующею мыслию его; любовь, сначала очень обыкновенная, даже не заслуживавшая имя страсти, от нечаянного стечения обстоятельств возросла в его груди до необычайности: как в тени
огромного дуба прячутся все окружающие его скромные кустарники, так все другие чувства склонялись перед этой новой властью, исчезали в его потоке.
Вадим, сказал я, почувствовал сострадание к нищим, и становился, чтобы дать им что-нибудь; вынув несколько грошей, он каждому бросал по одному; они благодарили нараспев, давно затверженными словами и даже не подняв глаз, чтобы рассмотреть подателя милостыни… это равнодушие напомнило Вадиму, где он и с кем; он хотел идти далее; но костистая рука вдруг остановила его за плечо; — «постой, постой, кормилец!» пропищал хриплый женский голос сзади его, и рука нищенки всё крепче сжимала свою добычу; он обернулся — и отвратительное зрелище представилось его глазам: старушка, низенькая, сухая, с большим брюхом, так сказать, повисла на нем: ее засученные рукава обнажали две руки, похожие на грабли, и полусиний сарафан, составленный из тысячи гадких лохмотьев, висел криво и косо на этом подвижном скелете; выражение ее лица поражало
ум какой-то неизъяснимой низостью, какой-то гнилостью, свойственной мертвецам, долго стоявшим на воздухе; вздернутый нос,
огромный рот, из которого вырывался голос резкий и странный, еще ничего не значили в сравнении с глазами нищенки! вообразите два серые кружка, прыгающие в узких щелях, обведенных красными каймами; ни ресниц, ни бровей!.. и при всем этом взгляд, тяготеющий на поверхности души; производящий во всех чувствах болезненное сжимание!..
Ворочают крепкими руками малые рычаги, и всюду — вокруг людей, над головами у них — покорно и страшно двигаются челюсти и лапы
огромных машин, пережёвывая железо… Трудно понять, чей
ум, чья воля главенствуют здесь! Иной раз кажется, что человек взнуздал завод и правит им, как желает, а иногда видишь, что и люди и весь завод повинуются дьяволу, а он — торжественно и пакостно хохочет, видя бессмыслицу тяжкой возни, руководимой жадностью.
Что же далее? Насмотрелся он всего по походам в России: ему не понравился дом, где батенька жили и померли. Давай строить новый, да какой? В два этажа, с ужасно великими окнами, с
огромными дверями. И где же? Совсем не на том месте, где был наш двор, а вышел из деревни и говорит: тут вид лучше. Тьфу ты, пропасть! Да разве мы для видов должны жить? Было бы тепло да уютно, а на виды я могу любоваться в картинах. На все его затеи я молчал, — не мое дело, — но видел, что и великие
умы могут впадать в слабость!
Ну, думаю себе, я не хорош, не могу равняться с этими красавцами, вот что по улицам на рысаках скачут, но зато, думаю себе,
ум огромный, сила характера, чистота либерального характера, честность…
Он внимательно разглядывал Христа и Иуду, сидевших рядом, и эта странная близость божественной красоты и чудовищного безобразия, человека с кротким взором и осьминога с
огромными, неподвижными, тускло-жадными глазами угнетала его
ум, как неразрешимая загадка.
Все мы очень похожи на одного жида, которого я знал в Варшаве, который нажил
огромное состояние и под старость лет с
ума сошел: не знал ни счету деньгам, ни употребления, а только сидел в своей кладовой и дрожал, чтобы его не обокрали…
— Впереди никакой высокой цели, в
уме — никакого высокого помысла и, при всем этом, силы
огромные.
— Да, как не он! — отрицал старик, — вы из
ума выжили: Висленев белобрысый, а этот, слышите вы, говорят,
огромный, черный и бородастый, и потом еще сумасшедший… Это не кто иной, как Водопьянов… то есть я хотел сказать «Сумасшедший Бедуин».
Да, я еще не знаю, куда вы обратите вашу волю, на что вы захотите истратить вашу энергию, в неистощимости которой я убеждаюсь с каждым новым днем, к каким замыслам и целям приведет вас или уже привел ваш опыт и
ум, — но одно для меня несомненно: это будут
огромные дела, это будут великие цели.
Был он будто бы большой умница, с
огромным, но исключительно разрушительным
умом, не способным ни на какое творчество Иногда — бывало это, когда он был выпивши, — Соколов вдруг отбрасывал сознательно проводимую им систему голого сообщения фактов и хронологии, выцветшие глаза загорались насмешливым огоньком, и он начинал...
Из полумрака на меня смотрели
огромные глаза с бледного, прекрасного, восторженного лица. Охватывал душу безумный восторг от какой-то чудовищной, недоступной
уму правды. Я взглянул на Катру.
У женщины же дело не в
уме, не в ее «малом умственном хозяйстве», которое Толстой ставит очень невысоко, а в могучей и
огромной силе иррационального чувствования.
— Немудрено, что пан так щедр, — ввернул тут свое замечание пузатенький господин, — он родился под счастливыми созвездиями Венеры и Меркурия: эмблемы понятны — любовь и торг. Он нашел неистощимый клад в сердце одной вдовы-купчихи, которой муж оставил
огромное денежное состояние. Старушка от него без
ума: что ни визит, то, думаю, тысяча.