Неточные совпадения
Вронский взял
письмо и записку брата. Это было то самое, что он
ожидал, —
письмо от матери с упреками за то, что он не приезжал, и записка от брата, в которой говорилось, что нужно переговорить. Вронский знал, что это всё о том же. «Что им за делo!» подумал Вронский и, смяв
письма, сунул их между пуговиц сюртука, чтобы внимательно прочесть дорогой. В сенях избы ему встретились два офицера: один их, а другой другого полка.
— Хорошо, — сказала она и, как только человек вышел, трясущимися пальцами разорвала
письмо. Пачка заклеенных в бандерольке неперегнутых ассигнаций выпала из него. Она высвободила
письмо и стала читать с конца. «Я сделал приготовления для переезда, я приписываю значение исполнению моей просьбы», прочла она. Она пробежала дальше, назад, прочла всё и еще раз прочла
письмо всё сначала. Когда она кончила, она почувствовала, что ей холодно и что над ней обрушилось такое страшное несчастие, какого она не
ожидала.
Ей хотелось спросить, где его барин. Ей хотелось вернуться назад и послать ему
письмо, чтобы он приехал к ней, или самой ехать к нему. Но ни того, ни другого, ни третьего нельзя было сделать: уже впереди слышались объявляющие о ее приезде звонки, и лакей княгини Тверской уже стал в полуоборот у отворенной двери,
ожидая ее прохода во внутренние комнаты.
Анна написала
письмо мужу, прося его о разводе, и в конце ноября, расставшись с княжной Варварой, которой надо было ехать в Петербург, вместе с Вронским переехала в Москву.
Ожидая каждый день ответа Алексея Александровича и вслед затем развода, они поселились теперь супружески вместе.
Он останется прав, а меня, погибшую, еще хуже, еще ниже погубит…» «Вы сами можете предположить то, что
ожидает вас и вашего сына», вспомнила она слова из
письма.
Вскоре я выздоровел и мог перебраться на мою квартиру. С нетерпением
ожидал я ответа на посланное
письмо, не смея надеяться и стараясь заглушить печальные предчувствия. С Василисой Егоровной и с ее мужем я еще не объяснялся; но предложение мое не должно было их удивить. Ни я, ни Марья Ивановна не старались скрывать от них свои чувства, и мы заранее были уж уверены в их согласии.
«Я каждый день бродил внизу обрыва,
ожидая тебя по первому
письму. Сию минуту случайно узнал, что в доме нездорово, тебя нигде не видать. Вера, приди или, если больна, напиши скорее два слова. Я способен прийти в старый дом…»
Письмо оканчивалось этой строкой. Райский дочитал — и все глядел на строки, чего-то
ожидая еще, стараясь прочесть за строками. В
письме о самой Вере не было почти ничего: она оставалась в тени, а освещен один он — и как ярко!
Объясню заранее: отослав вчера такое
письмо к Катерине Николаевне и действительно (один только Бог знает зачем) послав копию с него барону Бьорингу, он, естественно, сегодня же, в течение дня, должен был
ожидать и известных «последствий» своего поступка, а потому и принял своего рода меры: с утра еще он перевел маму и Лизу (которая, как я узнал потом, воротившись еще утром, расхворалась и лежала в постели) наверх, «в гроб», а комнаты, и особенно наша «гостиная», были усиленно прибраны и выметены.
План состоял в том, чтобы вдруг, без всяких подходов и наговоров, разом объявить все князю, испугать его, потрясти его, указать, что его неминуемо
ожидает сумасшедший дом, и когда он упрется, придет в негодование, станет не верить, то показать ему
письмо дочери: «дескать, уж было раз намерение объявить сумасшедшим; так теперь, чтоб помешать браку, и подавно может быть».
Прибавлю тоже, что факт существования
письма подействовал также и на Катерину Николаевну несравненно сильнее, чем я сам тогда
ожидал…
С приходом в порт Ллойд у нас было много приятных ожиданий, оттого мы и приближались неравнодушно к новому берегу, нужды нет, что он пустой. Там
ожидали нас: корвет из Камчатки, транспорт из Ситхи и курьеры из России, которые, конечно, привезли
письма. Все волновались этими надеждами.
— Давайте же поговорим, — сказала она, подходя к нему. — Как вы живете? Что у вас? Как? Я все эти дни думала о вас, — продолжала она нервно, — я хотела послать вам
письмо, хотела сама поехать к вам в Дялиж, и я уже решила поехать, но потом раздумала, — бог знает, как вы теперь ко мне относитесь. Я с таким волнением
ожидала вас сегодня. Ради бога, пойдемте в сад.
Я давеча, как вам прийти, загадала: спрошу у него вчерашнее
письмо, и если он мне спокойно вынет и отдаст его (как и
ожидать от него всегда можно), то значит, что он совсем меня не любит, ничего не чувствует, а просто глупый и недостойный мальчик, а я погибла.
Несколько дней спустя после своего приезда молодой Дубровский хотел заняться делами, но отец его был не в состоянии дать ему нужные объяснения; у Андрея Гавриловича не было поверенного. Разбирая его бумаги, нашел он только первое
письмо заседателя и черновой ответ на оное; из того не мог он получить ясное понятие о тяжбе и решился
ожидать последствий, надеясь на правоту самого дела.
Ma chère Catherine, [Часть
письма — обращение к сестре, Е. И. Набоковой, — в подлиннике (весь этот абзац и первая фраза следующего) по-французски] бодритесь, простите мне те печали, которые я причиняю вам. Если вы меня любите, вспоминайте обо мне без слез, но думая о тех приятных минутах, которые мы переживали. Что касается меня, то я надеюсь с помощью божьей перенести все, что меня
ожидает. Только о вас я беспокоюсь, потому что вы страдаете из-за меня.
Не постигаю, почему ты так долго не получил моего
письма отсюда тотчас по моем приезде: твои листки доходят до меня скорее, нежели мои к тебе; видно, знают, что я нетерпеливее тебя
ожидаю их, — расстояние кажется одинаково.
Приветствуйте за меня Анненковых. Я слышал, что она
ожидает умножения семейства. Дай бог, чтоб это хорошо у них кончилось. К ним не пишу, Федор Федорович им будет рассказывать про нашу жизнь лучше всякого
письма. Может быть, скажет многое, чего и нет…
Человек — странное существо; мне бы хотелось еще от вас получить, или, лучше сказать, получать,
письма, — это первое совершенно меня опять взволновало. Скажите что-нибудь о наших чугунниках, [Чугунники — лицеисты 1-го курса, которым Энгельгардт роздал в 1817 г. чугунные кольца в знак прочности их союза.] об иных я кой-что знаю из газет и по
письмам сестер, но этого для меня как-то мало. Вообразите, что от Мясоедова получил год тому назад
письмо, — признаюсь, никогда не
ожидал, но тем не менее был очень рад.
Сегодня получил от Annette
письмо, 12 августа; она говорит, что послан запрос в Иркутск об моем переводе и соединении с тобой, любезный друг. Теперь можно спокойно
ожидать к зиме разрешения, — вероятно, на Ангаре дадим друг другу руку на житье!
Фотограф возвратился из Смоленска и тотчас отправился в Петербург, откуда теперь его
ожидает жена, по крайней мере она мне это говорит в последнем
письме 12 апреля.
С
письмом этим Вихров предположил послать Ивана и
ожидал доставить ему удовольствие этим, так как он там увидится с своей Машей, но сердце Ивана уже было обращено в другую сторону; приехав в деревню, он не преминул сейчас же заинтересоваться новой горничной, купленной у генеральши, но та сейчас сразу отвергла все его искания и прямо в глаза назвала его «сушеным судаком по копейке фунт».
Старушка стояла передо мной, сложа руки и в страхе
ожидая, что я скажу по прочтении
письма.
Но зная, что Наташа и Анна Андреевна могут измучиться,
ожидая меня понапрасну, решился хоть Наташу уведомить по городской почте
письмом, что сегодня у ней не буду.
Отец несколько раз предлагал ей ехать в Петербург к тетке, но она настаивала в своем упорстве. Теперь уж не представление о долге приковывало ее к деревне, а какая-то тупая боязнь. Она боялась встретить его, боялась за себя, за свое чувство. Наверное, ее
ожидает какое-нибудь жестокое разочарование, какая-нибудь новая жестокая игра. Она еще не хотела прямо признать деревянным
письмо своего минутного жениха, но внутренний голос уже говорил ей об этом.
Да что тут! На днях получаю
письмо из Пензы — и тут разочарование!"Спешу поделиться с вами радостной весточкой, — сообщает местный публицист, — и мы, пензяки, начали очищать нечистоты не с помощью свиней, а на законном основании. Первый, как и следовало
ожидать, подал пример наш уважаемый"и т. д. Ну, разумеется, порадоваться-то я порадовался, но потом сообразил: какое же, однако, будет распоряжение насчет"тамбовской хлебной ветчины"? Ведь этак, чего доброго, она с рынка совсем исчезнуть должна!
В шесть часов пришел почтальон. На этот раз Вера Николаевна узнала почерк Желткова и с нежностью, которой она в себе не
ожидала, развернула
письмо.
— Это
письмо я получила вчера, — покраснев и торопясь стала объяснять нам Лиза, — я тотчас же и сама поняла, что от какого-нибудь глупца; и до сих пор еще не показала maman, чтобы не расстроить ее еще более. Но если он будет опять продолжать, то я не знаю, как сделать. Маврикий Николаевич хочет сходить запретить ему. Так как я на вас смотрела как на сотрудника, — обратилась она к Шатову, — и так как вы там живете, то я и хотела вас расспросить, чтобы судить, чего еще от него
ожидать можно.
Отправив накануне это
письмо и в лихорадочном нетерпении
ожидая вызова, болезненно рассчитывая шансы к тому, то надеясь, то отчаиваясь, он на всякий случай еще с вечера припас себе секунданта, а именно Маврикия Николаевича Дроздова, своего приятеля, школьного товарища и особенно уважаемого им человека.
Камергер, впрочем, думал было еще как-нибудь уладить дело и даже написал с некоторым пылким оттенком
письмо к Миропе Дмитриевне, в котором изъяснял, что вчера он вспылил по той причине, что совершенно не
ожидал услышать от нее требования такой быстрой уплаты долга, который он, тем не менее, считает священным для себя долгом и возвратит ей непременно.
Успокоенная сими точными сведениями, Миропа Дмитриевна решилась поверить камер-юнкеру десять тысяч, о чем и объявила ему, когда он приехал к ней вместе с Максинькой. Решением сим камер-юнкер и Максинька были обрадованы несказанно, так как они никак не
ожидали выцарапать у Миропы Дмитриевны столь крупную цифру. В гражданской палате, когда стали писать заемное
письмо, то Миропа Дмитриевна должна была назвать свою фамилию, услыхав которую камер-юнкер точно как бы встрепенулся.
Термосесов взял конверт, но не раскрывал его: он играл роль простяка и как будто
ожидал пояснения, что ему с этим
письмом делать?
Николай Афанасьевич не напрасно ничего не
ожидал от
письма, с которым поскакал дьякон. Ахилла проездил целую неделю и, возвратясь домой с опущенною головой и на понуром коне, отвечал, что ничего из того
письма не было, да и ничего быть не могло.
Письма все не было, а дни шли за днями. Матвей больше сидел дома,
ожидая, когда, наконец, он попадет в американскую деревню, а Дыма часто уходил и, возвращаясь, рассказывал Матвею что-нибудь новое.
Он отвечал мне всегда как-то темно и странно и в каждом
письме старался только заговаривать о науках,
ожидая от меня чрезвычайно много впереди по ученой части и гордясь моими будущими успехами.
Старики вовсе не
ожидали такого
письма и были, им поражены.
Очевидно было, что
письмо ожидали с нетерпеньем, потому что все встрепенулись.
— Хотя Арина Васильевна и ее дочери знали, на какое дело шли, но известие, что Парашенька обвенчана, чего они так скоро не
ожидали, привело их в ужас: точно спала пелена с их глаз, точно то случилось, о чем они и не думали, и они почувствовали, что ни мнимая смертельная болезнь родной бабушки, ни
письмо ее — не защита им от справедливого гнева Степана Михайловича.
— Я
ожидала, что в
письме будет признано право и счастье моего мужа видеть все, что он хочет и видит, — там, где хочет.
Известив доктора
письмом о своем возвращении, я, не дожидаясь ответа, уехал в Сан-Риоль, где месяца три был занят с Лерхом делами продажи недвижимого имущества, оставшегося после отца. Не так много очистилось мне за всеми вычетами по закладным и векселям, чтобы я, как раньше, мог только телеграфировать Лерху. Но было одно дело, тянувшееся уже пять лет, в отношении которого следовало
ожидать благоприятного для меня решения.
Пепко расстегнул свою военную курточку, сел на стул, как-то особенно широко расставив ноги, и сделал паузу,
ожидая от меня знаков восторга. Увы! он их не дождался, а даже, наоборот, почувствовал, что мы сейчас были гораздо дальше друг от друга, чем до его отъезда в Сербию. Достаточно сказать, что я даже не ответил ему на его белградское
письмо. Вид у него был прежний, с заметной военной выправкой, — он точно постоянно хотел сделать налево кругом. Подстриженные усы придавали вид сторожа при клинике.
— А ведь он совсем порядочный, ваш Пепко, — удивлялась Аграфена Петровна, перечитывая мне вслух
письма сестры. — Кто бы мог
ожидать… Анюта совершенно счастлива. Глупая она, хоть и образованная. Нашла в кого влюбиться… Удивляюсь я этим образованным девицам, как они ничего не понимают.
Gigot был вынужден исполнить требование Рогожина и доставил графине конверт, который та и распечатала,
ожидая найти в нем
письмо от княжны.
Письмо это, как и надобно было
ожидать, очень встревожило княгиню, тем более, что она считала себя уже несколько виновною против мужа, так как сознавала в душе, что любит Миклакова, хоть отношения их никак не дошли дальше того, что успела подсмотреть в щелочку г-жа Петицкая.
Жуквич, войдя к Елене, которая приняла его в большой гостиной, если не имел такого подобострастного вида, как перед князем, то все-таки довольно низко поклонился Елене и подал ей
письмо Миклакова. Она, при виде его, несколько даже сконфузилась, потому что никак не
ожидала в нем встретить столь изящного и красивого господина. Жуквич, с своей стороны, тоже, кажется, был поражен совершенно как бы южною красотой Елены. Не зная, с чего бы начать разговор с ним, она проговорила ему...
Прочитав
письмо, Елена страшно изменилась в лице. Князь никак не
ожидал даже, чтобы это так сильно ее поразило.
Анна Юрьевна, взглянув на адрес, изменилась немного в лице и проворными руками распечатала
письмо. Оно было, как и
ожидала она, об Елене.
Домна Осиповна опустилась тогда на свое кресло и, услыхав, что за Бегушевым горничная заперла дверь, она взяла себя за голову и произнесла с рыданием в голосе: «Несчастная, несчастная я женщина, никто меня не понимает!» Ночь Домна Осиповна всю не спала, а на другой день ее
ожидала еще новая радость: она получила от Бегушева
письмо, в котором он писал ей: «Прощайте, я уезжаю!..
На другой день, увидя идущего Германна, Лизавета Ивановна встала из-за пяльцев, вышла в залу, отворила форточку и бросила
письмо на улицу, надеясь на проворство молодого офицера. Германн подбежал, поднял его и вошел в кондитерскую лавку. Сорвав печать, он нашел свое
письмо и ответ Лизаветы Ивановны. Он того и
ожидал и возвратился домой, очень занятый своей интригою.
Письмо, обнародованное Штелином, составляет, по всей вероятности, им же самим сочиненную аллегорию, чего от него, как от профессора аллегории, и
ожидать следовало.