Неточные совпадения
— А кто сплошал, и
надо бы
Того тащить к помещику,
Да все испортит
он!
Мужик богатый… Питерщик…
Вишь, принесла нелегкая
Домой
его на грех!
Порядки наши чудные
Ему пока в диковину,
Так смех и разобрал!
А мы теперь расхлебывай! —
«Ну…
вы его не трогайте,
А лучше киньте жеребий.
Заплатим мы: вот пять рублей...
Его послушать
надо бы,
Однако вахлаки
Так обозлились, не дали
Игнатью слова вымолвить,
Особенно Клим Яковлев
Куражился: «Дурак же ты!..»
— А ты бы прежде выслушал… —
«Дурак же ты…»
— И все-то
вы,
Я вижу, дураки!
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте!
Он еще не приехал.
Вы оттого говорите, что не простит, что
вы не знаете
его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело стало.
Его глаза,
надо знать, у Сережи точно такие же, и я
их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все забудут.
Он бы не забыл.
Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с
ним лечь.
— В кого же дурной быть? А Семен рядчик на другой день вашего отъезда пришел.
Надо будет порядиться с
ним, Константин Дмитрич, — сказал приказчик. — Я
вам прежде докладывал про машину.
— Да вот я
вам скажу, — продолжал помещик. — Сосед купец был у меня. Мы прошлись по хозяйству, по саду. «Нет, — говорит, — Степан Васильич, всё у
вас в порядке идет, но садик в забросе». А
он у меня в порядке. «На мой разум, я бы эту липу срубил. Только в сок
надо. Ведь
их тысяча лип, из каждой два хороших лубка выйдет. А нынче лубок в цене, и струбов бы липовеньких нарубил».
Титулярный советник опять смягчается: «Я согласен, граф, и я готов простить, но понимаете, что моя жена, моя жена, честная женщина, подвергается преследованиям, грубостям и дерзостям каких-нибудь мальчишек, мерз…» А
вы понимаете, мальчишка этот тут, и мне
надо примирять
их.
— Я очень рад, поедем. А
вы охотились уже нынешний год? — сказал Левин Весловскому, внимательно оглядывая
его ногу, но с притворною приятностью, которую так знала в
нем Кити и которая так не шла
ему. — Дупелей не знаю найдем ли, а бекасов много. Только
надо ехать рано.
Вы не устанете? Ты не устал, Стива?
— Да,
он легкомыслен очень, — сказала княгиня, обращаясь к Сергею Ивановичу. — Я хотела именно просить
вас поговорить
ему, что ей (она указала на Кити) невозможно оставаться здесь, а непременно
надо приехать в Москву.
Он говорит выписать доктора…
—
Вы вступаете в пору жизни, — продолжал священник, — когда
надо избрать путь и держаться
его. Молитесь Богу, чтоб
он по своей благости помог
вам и помиловал, — заключил
он. «Господь и Бог наш Иисус Христос, благодатию и щедротами своего человеколюбия, да простит ти чадо»… И, окончив разрешительную молитву, священник благословил и отпустил
его.
— Это
надо рассказать
вам. Я был занят, и чем? Даю
вам это из ста, из тысячи… не угадаете. Я мирил мужа с оскорбителем
его жены. Да, право!
«Да, я должен был сказать
ему:
вы говорите, что хозяйство наше нейдет потому, что мужик ненавидит все усовершенствования и что
их надо вводить властью; но если бы хозяйство совсем не шло без этих усовершенствований,
вы бы были правы; но
оно идет, и идет только там, где рабочий действует сообразно с своими привычками, как у старика на половине дороги.
— Однако
надо написать Алексею, — и Бетси села за стол, написала несколько строк, вложила в конверт. — Я пишу, чтоб
он приехал обедать. У меня одна дама к обеду остается без мужчины. Посмотрите, убедительно ли? Виновата, я на минутку
вас оставлю.
Вы, пожалуйста, запечатайте и отошлите, — сказала она от двери, — а мне
надо сделать распоряжения.
— Ах, это
надо рассказать
вам! — смеясь обратилась Бетси к входившей в ее ложу даме. —
Он так насмешил меня.
— Как же новые условия могут быть найдены? — сказал Свияжский, поев простокваши, закурив папиросу и опять подойдя к спорящим. — Все возможные отношения к рабочей силе определены и изучены, сказал
он. — Остаток варварства — первобытная община с круговою порукой сама собой распадается, крепостное право уничтожилось, остается только свободный труд, и формы
его определены и готовы, и
надо брать
их. Батрак, поденный, фермер — и из этого
вы не выйдете.
— Это
вы захватываете область княгини Мягкой. Это вопрос ужасного ребенка, — и Бетси, видимо, хотела, но не могла удержаться и разразилась тем заразительным смехом, каким смеются редко смеющиеся люди. —
Надо у
них спросить, — проговорила она сквозь слезы смеха.
— Что
вам надо? — спросила она
его по-французски.
— C’est devenu tellement commun les écoles, [Школы стали слишком обычным делом,] — сказал Вронский. —
Вы понимаете, не от этого, но так, я увлекся. Так сюда
надо в больницу, — обратился
он к Дарье Александровне, указывая на боковой выход из аллеи.
— Я боюсь, что
вам здесь не совсем хорошо, — сказала она отворачиваясь от
его пристального взгляда и оглядывая комнату. —
Надо будет спросить у хозяина другую комнату, — сказала она мужу, — и потом чтобы нам ближе быть.
— Но я всё-таки не знаю, что
вас удивляет. Народ стоит на такой низкой степени и материального и нравственного развития, что, очевидно,
он должен противодействовать всему, что
ему чуждо. В Европе рациональное хозяйство идет потому, что народ образован; стало быть, у нас
надо образовать народ, — вот и всё.
— Отжившее-то отжившее, а всё бы с
ним надо обращаться поуважительнее. Хоть бы Снетков… Хороши мы, нет ли, мы тысячу лет росли. Знаете, придется если
вам пред домом разводить садик, планировать, и растет у
вас на этом месте столетнее дерево…
Оно, хотя и корявое и старое, а всё
вы для клумбочек цветочных не срубите старика, а так клумбочки распланируете, чтобы воспользоваться деревом.
Его в год не вырастишь, — сказал
он осторожно и тотчас же переменил разговор. — Ну, а ваше хозяйство как?
— Так
вы как же полагаете? — спросил
он, — как же теперь
надо вести хозяйство?
— Зачем же перепортят? Дрянную молотилку, российский топчачек ваш, сломают, а мою паровую не сломают. Лошаденку рассейскую, как это? тасканской породы, что за хвост таскать,
вам испортят, а заведите першеронов или хоть битюков,
их не испортят. И так всё. Нам выше
надо поднимать хозяйство.
— Нет,
вы не хотите, может быть, встречаться со Стремовым? Пускай
они с Алексеем Александровичем ломают копья в комитете, это нас не касается. Но в свете это самый любезный человек, какого только я знаю, и страстный игрок в крокет. Вот
вы увидите. И, несмотря на смешное
его положение старого влюбленного в Лизу,
надо видеть, как
он выпутывается из этого смешного положения!
Он очень мил. Сафо Штольц
вы не знаете? Это новый, совсем новый тон.
— Но, друг мой, не отдавайтесь этому чувству, о котором
вы говорили — стыдиться того, что есть высшая высота христианина: кто унижает себя, тот возвысится. И благодарить меня
вы не можете.
Надо благодарить
Его и просить
Его о помощи. В
Нем одном мы найдем спокойствие, утешение, спасение и любовь, — сказала она и, подняв глаза к небу, начала молиться, как понял Алексей Александрович по ее молчанию.
—
Вам кого
надо? — спросил
он.
— Я очень рад, что
вы приехали, — сказал
он, садясь подле нее, и, очевидно желая сказать что-то,
он запнулся. Несколько раз
он хотел начать говорить, но останавливался. Несмотря на то, что, готовясь к этому свиданью, она учила себя презирать и обвинять
его, она не знала, что сказать
ему, и ей было жалко
его. И так молчание продолжалось довольно долго. — Сережа здоров? — сказал
он и, не дожидаясь ответа, прибавил: — я не буду обедать дома нынче, и сейчас мне
надо ехать.
— «Никак», — подхватил
он тонко улыбаясь, — это лучшее средство. — Я давно
вам говорю, — обратился
он к Лизе Меркаловой, — что для того чтобы не было скучно,
надо не думать, что будет скучно. Это всё равно, как не
надо бояться, что не заснешь, если боишься бессонницы. Это самое и сказала
вам Анна Аркадьевна.
— Послушайте, Максим Максимыч! — сказал Печорин, приподнявшись. — Ведь
вы добрый человек, — а если отдадим дочь этому дикарю,
он ее зарежет или продаст. Дело сделано, не
надо только охотою портить; оставьте ее у меня, а у себя мою шпагу…
—
Надо вам сказать, что Казбич вообразил, будто Азамат с согласия отца украл у
него лошадь, по крайней мере я так полагаю.
Мне послышалось, что
он заплакал: а
надо вам сказать, что Азамат был преупрямый мальчишка, и ничем, бывало, у
него слез не выбьешь, даже когда
он был и помоложе.
«Я говорил
вам, — воскликнул
он, — что нынче будет погода;
надо торопиться, а то, пожалуй, она застанет нас на Крестовой.
— Я
вам расскажу всю истину, — отвечал Грушницкий, — только, пожалуйста, не выдавайте меня; вот как это было: вчера один человек, которого я
вам не назову, приходит ко мне и рассказывает, что видел в десятом часу вечера, как кто-то прокрался в дом к Лиговским.
Надо вам заметить, что княгиня была здесь, а княжна дома. Вот мы с
ним и отправились под окна, чтоб подстеречь счастливца.
— Да
вы думаете,
им будут доступны движенья благороднейшие, чем каверзничать и наживаться? Поверьте,
они надо мной посмеются.
— Лонгрен с дочерью одичали, а может, повредились в рассудке; вот человек рассказывает. Колдун был у
них, так понимать
надо.
Они ждут — тетки,
вам бы не прозевать! — заморского принца, да еще под красными парусами!
— Понимаю (
вы, впрочем, не утруждайте себя: если хотите, то много и не говорите); понимаю, какие у
вас вопросы в ходу: нравственные, что ли? вопросы гражданина и человека? А
вы их побоку; зачем
они вам теперь-то? Хе, хе! Затем, что все еще и гражданин и человек? А коли так, так и соваться не
надо было; нечего не за свое дело браться. Ну, застрелитесь; что, аль не хочется?
— Вас-то мне и
надо, — крикнул
он, хватая
его за руку. — Я бывший студент, Раскольников… Это и
вам можно узнать, — обратился
он к господину, — а
вы пойдемте-ка, я
вам что-то покажу…
— Просьба ваша, чтобы брата не было при нашем свидании, не исполнена единственно по моему настоянию, — сказала Дуня. —
Вы писали, что были братом оскорблены; я думаю, что это
надо немедленно разъяснить и
вы должны помириться. И если Родя
вас действительно оскорбил, то
он должен и будет просить у
вас извинения.
«Понимаете ли, понимаете ли
вы, милостивый государь, что значит, когда уже некуда больше идти? — вдруг припомнился
ему вчерашний вопрос Мармеладова, — ибо
надо, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти…»
— Я думаю, что у
него очень хорошая мысль, — ответил
он. — О фирме, разумеется, мечтать заранее не
надо, но пять-шесть книг действительно можно издать с несомненным успехом. Я и сам знаю одно сочинение, которое непременно пойдет. А что касается до того, что
он сумеет повести дело, так в этом нет и сомнения: дело смыслит… Впрочем, будет еще время
вам сговориться…
—
Вы все лжете, — проговорил
он медленно и слабо, с искривившимися в болезненную улыбку губами, —
вы мне опять хотите показать, что всю игру мою знаете, все ответы мои заранее знаете, — говорил
он, сам почти чувствуя, что уже не взвешивает как должно слов, — запугать меня хотите… или просто смеетесь
надо мной…
— А я за тебя только одну! Остри еще! Заметов еще мальчишка, я еще волосенки
ему надеру, потому что
его надо привлекать, а не отталкивать. Тем, что оттолкнешь человека, — не исправишь, тем паче мальчишку. С мальчишкой вдвое осторожнее
надо. Эх
вы, тупицы прогрессивные, ничего-то не понимаете! Человека не уважаете, себя обижаете… А коли хочешь знать, так у нас, пожалуй, и дело одно общее завязалось.
— Постараюсь непременно… непременно, — отвечал Раскольников, привстав тоже и тоже запинаясь и не договаривая… — Сделайте одолжение, садитесь, — сказал
он вдруг, — мне
надо с
вами поговорить. Пожалуйста, —
вы, может быть, торопитесь, — сделайте одолжение, подарите мне две минуты…
— Да как же
вы не понимаете? Значит, кто-нибудь из
них дома. Если бы все ушли, так снаружи бы ключом заперли, а не на запор изнутри. А тут, — слышите, как запор брякает? А чтобы затвориться на запор изнутри,
надо быть дома, понимаете? Стало быть, дома сидят, да не отпирают!
— А па-а-азвольте спросить, это
вы насчет чего-с, — начал провиантский, — то есть на чей… благородный счет…
вы изволили сейчас… А впрочем, не
надо! Вздор! Вдова! Вдовица! Прощаю… Пас! — и
он стукнул опять водки.
— Успеем-с, успеем-с!.. А
вы курите? Есть у
вас? Вот-с, папиросочка-с… — продолжал
он, подавая гостю папироску. — Знаете, я принимаю
вас здесь, а ведь квартира-то моя вот тут же, за перегородкой… казенная-с, а я теперь на вольной, на время. Поправочки
надо было здесь кой-какие устроить. Теперь почти готово… казенная квартира, знаете, это славная вещь, — а? Как
вы думаете?
Мне
надо быть на похоронах того самого раздавленного лошадьми чиновника, про которого
вы… тоже знаете… — прибавил
он, тотчас же рассердившись за это прибавление, а потом тотчас же еще более раздражившись, — мне это все надоело-с, слышите ли, и давно уже… я отчасти от этого и болен был… одним словом, — почти вскрикнул
он, почувствовав, что фраза о болезни еще более некстати, — одним словом: извольте или спрашивать меня, или отпустить сейчас же… а если спрашивать, то не иначе как по форме-с!
— А
вы лучше вот что скажите-ка, — высокомерно и с досадой прервал Петр Петрович, —
вы можете ли-с… или лучше сказать: действительно ли и на столько ли
вы коротки с вышеупомянутою молодою особой, чтобы попросить ее теперь же, на минуту, сюда, в эту комнату? Кажется,
они все уж там воротились, с кладбища-то… Я слышу, поднялась ходьба… Мне бы
надо ее повидать-с, особу-то-с.
— Эй
вы, Свидригайлов!
Вам чего тут
надо? — крикнул
он, сжимая кулаки и смеясь своими запенившимися от злобы губами.
— Полно, господа, не извольте драться в публичных местах.
Вам чего
надо? Кто таков? — строго обратился
он к Раскольникову, разглядев
его лохмотья.
— Так, так, это так! — в восторге подтверждал Лебезятников. — Это должно быть так, потому что
он именно спрашивал меня, как только вошла к нам в комнату Софья Семеновна, «тут ли
вы? Не видал ли я
вас в числе гостей Катерины Ивановны?»
Он отозвал меня для этого к окну и там потихоньку спросил. Стало быть,
ему непременно
надо было, чтобы тут были
вы! Это так, это все так!