Неточные совпадения
Выговорив самое главное,
девушка повернула голову, робко посмотрев
на старика. Лонгрен сидел понурясь, сцепив пальцы рук между колен,
на которые
оперся локтями. Чувствуя взгляд, он поднял голову и вздохнул. Поборов тяжелое настроение,
девушка подбежала к нему, устроилась сидеть рядом и, продев свою легкую руку под кожаный рукав его куртки, смеясь и заглядывая отцу снизу в лицо, продолжала с деланым оживлением...
Глядя с напряженным любопытством вдаль,
на берег Волги, боком к нему, стояла
девушка лет двадцати двух, может быть трех,
опершись рукой
на окно. Белое, даже бледное лицо, темные волосы, бархатный черный взгляд и длинные ресницы — вот все, что бросилось ему в глаза и ослепило его.
Один раз, сидя
на окошке (с этой минуты я все уже твердо помню), услышал я какой-то жалобный визг в саду; мать тоже его услышала, и когда я стал просить, чтобы послали посмотреть, кто это плачет, что, «верно, кому-нибудь больно» — мать послала
девушку, и та через несколько минут принесла в своих пригоршнях крошечного, еще слепого, щеночка, который, весь дрожа и не твердо
опираясь на свои кривые лапки, тыкаясь во все стороны головой, жалобно визжал, или скучал, как выражалась моя нянька.
Я сейчас же забыл о Пепкиной трагедии и вспомнил о ней только в антракте, когда гулял под руку с Александрой Васильевной в трактирном садике. Любочка сидела
на скамейке и ждала… Я узнал ее, но по малодушию сделал вид, что не узнаю, и прошел мимо. Это было бесцельно-глупо, и потом мне было совестно. Бедная
девушка, вероятно, страдала, ожидая возвращения коварного «предмета». Александра Васильевна крепко
опиралась на мою руку и в коротких словах рассказала свою биографию.
— Тем хуже… Но это не возражение… — сказала
девушка и точно холодной водой плеснула в лицо Ильи. Он
опёрся руками о прилавок, нагнулся, точно хотел перепрыгнуть через него, и, встряхивая курчавой головой, обиженный ею, удивлённый её спокойствием, смотрел
на неё несколько секунд молча. Её взгляд и неподвижное, уверенное лицо сдерживали его гнев, смущали его. Он чувствовал в ней что-то твёрдое, бесстрашное. И слова, нужные для возражения, не шли ему
на язык.
— Не бывает разве, что отец по своенравию
на всю жизнь губит детей своих? — продолжала, как полотно побелевшая, Марья Гавриловна, стоя перед Манефой и
опираясь рукою
на стол. — Найдет, примером сказать,
девушка человека по сердцу, хорошего, доброго, а родителю забредет в голову выдать ее за нужного ему человека, и начнется тиранство… девка в воду, парень в петлю… А родитель руками разводит да говорит: «Судьба такая! Богу так угодно».
Поворачивая с площадки к небольшому спуску, который вел к стоявшему тогда
на Крещатике театру, мы
на полугоре повстречали молодую
девушку в сером платье, завернутую в большой мягкий, пушистый платок.
На темно-русой головке ее была скромная шляпочка, а в руке длинный черный шелковый зонтик,
на который она
опиралась и шла тихо и как будто с усталостью.
Она была не одна. Черная, угреватая
девушка опиралась на ее руку и смотрела
на меня смеющимися и веселыми глазами.
— Мне довольно будет
опереться на твою руку, мама! — прошептала молодая
девушка. — Я чувствую себя гораздо лучше.