Неточные совпадения
— У Анны Аркадьевны, — сказала
графиня, объясняя сыну, — есть сынок восьми лет, кажется, и она никогда с ним не разлучалась и всё мучается, что
оставила его.
Ее сын был убит под Бородином, ее дочь умерла и
оставила ей внучку,
графиню Орлову.
Он легкомысленный, ветреник; я его не защищаю, но некоторые особенные обстоятельства требуют, чтоб он не только не
оставлял теперь дома
графини и некоторых других связей, но, напротив, как можно чаще являлся туда.
Графиня-то, мачеха-то, все прожила, а Катерина Федоровна меж тем подросла, да и два миллиона, что ей отец-откупщик в ломбарде
оставил, подросли.
Равные ей по происхождению женихи, в погоне за деньгами купеческих дочек за границей, малодушно рассеялись по свету,
оставив родовые зáмки или продав их на слом евреям, а в городишке, расстилавшемся у подножия ее дворца, не было юноши, который бы осмелился поднять глаза на красавицу-графиню.
Графиня, которая меня за кошкин хвост сечь приказывала, уже померла, а один граф остался, но тоже очень состарился, и богомольный стал, и конскую охоту
оставил.
Было совсем светло, когда дорогие гости собрались по домам… Но что всего замечательнее, Иван Тимофеич, которого в полночь я видел уже совсем готовым и который и после того ни на минуту не
оставлял собеседования с
графином, под утро начал постепенно трезветь, а к семи часам вытрезвился окончательно.
Подражая примеру
графини, и княгиня Вabette, та самая, у которой на руках умер Шопен (в Европе считают около тысячи дам, на руках которых он испустил дух), и княгиня Аnnеttе, которая всем бы взяла, если бы по временам, внезапно, как запах капусты среди тончайшей амбры, не проскакивала в ней простая деревенская прачка; и княгиня Расhеtte, с которою случилось такое несчастие: муж ее попал на видное место и вдруг, Dieu sait pourquoi, прибил градского голову и украл двадцать тысяч рублей серебром казенных денег; и смешливая княжна Зизи, и слезливая княжна Зозо — все они
оставляли в стороне своих земляков, немилостиво обходились с ними…
Лизавета Ивановна осталась одна: она
оставила работу и стала глядеть в окно. Вскоре на одной стороне улицы из-за угольного дома показался молодой офицер. Румянец покрыл ее щеки: она принялась опять за работу и наклонила голову над самой канвою. В это время вошла
графиня, совсем одетая.
Дни, месяцы проходили и влюбленный Ибрагим не мог решиться
оставить им обольщенную женщину.
Графиня час от часу более к нему привязывалась. Сын их воспитывался в отдаленной провинции. Сплетни света стали утихать, и любовники начинали наслаждаться большим спокойствием, молча помня минувшую бурю и стараясь не думать о будущем.
— Гм…Третьего совета хочешь? Изволь! Сделайся такой же
графиней, как она. Тогда ты будешь иметь полное право судиться с ней! Полное право! Ха-ха-ха! Сделайся
графиней! Честное слово! Ты тогда будешь судиться с ней сколько твоей душе угодно! Никто и ничто не помешает! Впрочем…прощайте! Мне некогда!
Оставьте меня. Пока ты не
графиня, я имею еще право гнать тебя так неделикатно подальше от моего полного желудка и ленивого языка! Марш, старина! Свинцовой примочки не забудь купить!
Горькое чувство, чувство стыда за людей и омерзение наполняли душу
графини, когда она,
оставив залу суда, садилась в коляску. При ней обвиняли в мошенничестве и осудили неповинного человека. Как легко обмануть этих простоватых толстых присяжных и как мало нужно для того, чтобы погубить человека!
Еще до Пизы не успела достигнуть весть об арестовании принцессы, как ее служители, за исключением только троих, с русскими деньгами в карманах,
оставили палаццо, занимаемое
графиней Селинской, а бумаги и вещи ее отправлены в Ливорно и перевезены на адмиральский корабль.
Впрочем, 3 февраля она сама объявила аббату, что отречение ее от света окончательно еще не решено, но что она на днях уезжает из Рима, по совету графа Орлова,
оставляя фамилию
графини Пиннеберг, и что вообще дела ее неожиданно приняли очень хороший оборот.
Граф Афанасий Григорьевич Нелидов прожил с ней не более десяти лет и умер от ожирения сердца,
оставив ей по завещанию все свое громадное состояние, которое, в соединении с огромным приданым
графини, и составило то колоссальное богатство, которое считалось первым даже в Москве, тогда городе неимоверных богачей.
Это было теперь единственное средство узнать, что сделалось с его друзьями, иметь известие о
графине Белавиной, выяснить, что случилось с супругами, которых он несколько лет тому назад
оставил в таких обостренных отношениях.
—
Оставь, Семен! Не раздражай меня! — вскричала упрямо Костина. — Ты должен понимать, в каком я состоянии… Я должна все сказать
графине.
Часть состояния, которую она
оставила на свою долю, была предназначена ею на внесение вклада, без которого невозможно поступление ни в один из католических монастырей. Сумма вклада была внушительна и открывала ей дорогу к месту настоятельницы. Это, конечно, было впоследствии, но
графиня Свянторжецкая была из тех женщин, которые не могут существовать без честолюбивых замыслов и у которых их собственное «я», даже при посвящении себя Богу, не играло бы первенствующую роль.
Несмотря на свою молчаливость, она редко
оставляла без ответа какую-нибудь колкость Лоры, и поэтому немудрено, что молодая
графиня так желала удаления ее из дома.
Младший, Николай, женился на
графине Анастасии Федоровне Головиной и умер в 1775 году,
оставив сына и дочь. Старший, Федор, умер несколько позднее, одиноким холостяком. Оба они ни разу не видели свою замурованную мать.
Хотя она очень любила
графиню, но при другом положении дела постаралась бы
оставить ее в Петербурге, а не сопровождать в изгнание, хотя и не отдаленное.
— Он, верно,
оставит что-нибудь Борису, — сказала
графиня.
Когда княжна выходила от
графини, Николай опять встретил ее, и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье
графини. «Вам какое дело?
Оставьте меня в покое», говорил его взгляд.
Это бывало только тогда, когда, как теперь, возвращался муж, когда выздоравливал ребенок, или когда она с
графиней Марьей вспоминала о князе Андрее (с мужем она, предполагая, что он ревнует ее к памяти князя Андрея, никогда не говорила о нем), и очень редко, когда что-нибудь случайно вовлекало ее в пение, которое она совершенно
оставила после замужства.