Неточные совпадения
Обдумав всё, полковой командир решил
оставить дело без последствий, но потом ради удовольствия стал расспрашивать Вронского о подробностях его свиданья и долго не мог удержаться от смеха, слушая рассказ Вронского о том, как затихавший титулярный советник вдруг опять разгорался, вспоминая подробности дела, и как Вронский, лавируя
при последнем полуслове примирения, ретировался, толкая вперед
себя Петрицкого.
Но Лужин уже выходил сам, не докончив речи, пролезая снова между столом и стулом; Разумихин на этот раз встал, чтобы пропустить его. Не глядя ни на кого и даже не кивнув головой Зосимову, который давно уже кивал ему, чтоб он
оставил в покое больного, Лужин вышел, приподняв из осторожности рядом с плечом свою шляпу, когда, принагнувшись, проходил в дверь. И даже в изгибе спины его как бы выражалось
при этом случае, что он уносит с
собой ужасное оскорбление.
Через пять минут мы пришли к домику, ярко освещенному. Вахмистр
оставил меня
при карауле и пошел обо мне доложить. Он тотчас же воротился, объявив мне, что его высокоблагородию некогда меня принять, а что он велел отвести меня в острог, а хозяюшку к
себе привести.
Поверенный распорядился и насчет постройки дома: определив, вместе с губернским архитектором, количество нужных материалов, он
оставил старосте приказ с открытием весны возить лес и велел построить сарай для кирпича, так что Обломову оставалось только приехать весной и, благословясь, начать стройку
при себе. К тому времени предполагалось собрать оброк и, кроме того, было в виду заложить деревню, следовательно, расходы было из чего покрыть.
— Друг мой, я согласен, что это было бы глуповато, но тут не моя вина; а так как
при мироздании со мной не справлялись, то я и
оставлю за
собою право иметь на этот счет свое мнение.
— Позвольте спросить, — проговорил наконец прокурор, — не объявляли ли вы хоть кому-нибудь об этом обстоятельстве прежде… то есть что полторы эти тысячи
оставили тогда же, месяц назад,
при себе?
Тогда они берут полотенце-с, мочат в этот настой и всю-то ему спину Марфа Игнатьевна трет полчаса-с, досуха-с, совсем даже покраснеет и вспухнет-с, а затем остальное, что в стклянке, дают ему выпить-с с некоторою молитвою-с, не все, однако ж, потому что часть малую
при сем редком случае и
себе оставляют-с и тоже выпивают-с.
Так и сдержал слово: умер и все
оставил сыновьям, которых всю жизнь держал
при себе наравне как слуг, с их женами и детьми, а о Грушеньке даже и не упомянул в завещании вовсе.
С какою степенью строгости исполняют они эту высокую решимость, зависит, конечно, оттого, как устраивается их домашняя жизнь: если не нужно для близких им, они так и не начинают заниматься практикою, то есть
оставляют себя почти в нищете; но если заставляет семейная необходимость, то обзаводятся практикою настолько, насколько нужно для семейства, то есть в очень небольшом размере, и лечат лишь людей, которые действительно больны и которых действительно можно лечить
при нынешнем еще жалком положении науки, тo есть больных, вовсе невыгодных.
Эти юрты сделаны из дешевого материала, который всегда под руками,
при нужде их не жалко бросить; в них тепло и сухо, и во всяком случае они
оставляют далеко за
собой те сырые и холодные шалаши из коры, в которых живут наши каторжники, когда работают на дорогах или в поле.
И я невольно задал
себе вопрос: не значит ли это, что молодежь, подрастая,
оставляет остров
при первой возможности?
Подобно как в мрачную атмосферу, густым туманом отягченную, проникает полуденный солнца луч, летит от жизненной его жаркости сгущенная парами влага и, разделенная в составе своем, частию, улегчася, стремительно возносится в неизмеримое пространство эфира и частию, удержав в
себе одну только тяжесть земных частиц, падает низу стремительно, мрак, присутствовавший повсюду в небытии светозарного шара, исчезает весь вдруг и, сложив поспешно непроницательной свой покров, улетает на крылех мгновенности, не
оставляя по
себе ниже знака своего присутствования, — тако
при улыбке моей развеялся вид печали, на лицах всего собрания поселившийся; радость проникла сердца всех быстротечно, и не осталося косого вида неудовольствия нигде.
Повлекши его за
собою вослед, расплетая запутанный язык на велеречие и благогласие, не
оставил его
при тощем без мыслей источнике словесности.
Лекарь велел его
при себе в теплую ванну всадить, а аптекарь сейчас же скатал гуттаперчевую пилюлю и сам в рот ему всунул, а потом оба вместе взялись и положили на перину и сверху шубой покрыли и
оставили потеть, а чтобы ему никто не мешал, по всему посольству приказ дан, чтобы никто чихать не смел.
— Дмитрий Петрович, — говорила ему Полинька, — советовать в таких делах мудрено, но я не считаю грехом сказать вам, что вы непременно должны уехать отсюда. Это смешно: Лиза Бахарева присоветовала вам бежать из одного города, а я теперь советую бежать из другого, но уж делать нечего:
при вашем несчастном характере и неуменье
себя поставить вы должны отсюда бежать.
Оставьте ее в покое,
оставьте ей ребенка…
Нередко благодаря своему развязно привешенному языку и давно угасшему самолюбию втирался в чужую компанию и увеличивал ее расходы, а деньги, взятые
при этом взаймы, он не уносил на сторону, а тут же тратил на женщин разве-разве
оставлял себе мелочь на папиросы.
На третий день мы узнали все. От меня он кинулся прямо к князю, не застал его дома и
оставил ему записку; в записке он писал, что знает о словах его, сказанных чиновнику, что считает их
себе смертельным оскорблением, а князя низким человеком и вследствие всего этого вызывает его на дуэль, предупреждая
при этом, чтоб князь не смел уклоняться от вызова, иначе будет обесчещен публично.
Так что однажды, когда два дурака, из породы умеренных либералов (то есть два такие дурака, о которых даже пословица говорит: «Два дурака съедутся — инно лошади одуреют»),
при мне вели между
собой одушевленный обмен мыслей о том, следует ли или не следует принять за благоприятный признак для судебной реформы то обстоятельство, что тайный советник Проказников не получил к празднику никакой награды, то один из них, видя, что и я горю нетерпением посодействовать разрешению этого вопроса, просто-напросто сказал мне: «Mon cher! ты можешь только запутать, помешать, но не разрешить!» И я не только не обиделся этим, но простодушно ответил: «Да, я могу только запутать, а не разрешить!» — и скромно удалился,
оставив дураков переливать из пустого в порожнее на всей их воле…
Ожидание страшного умерло,
оставив по
себе только неприятную дрожь
при воспоминании о судьях да где-то в стороне темную мысль о них.
Забиякин (Живновскому). И представьте
себе, до сих пор не могу добиться никакого удовлетворения. Уж сколько раз обращался я к господину полицеймейстеру; наконец даже говорю ему: «Что ж, говорю, Иван Карлыч, справедливости-то, видно, на небесах искать нужно?» (Вздыхает.) И что же-с? он же меня, за дерзость, едва
при полиции не заарестовал! Однако, согласитесь сами, могу ли я
оставить это втуне! Еще если бы честь моя не была оскорблена, конечно, по долгу християнина, я мог бы, я даже должен бы был простить…
Увидится ли когда-нибудь все это опять, или эти два года, с их местами и людьми, минуют навсегда, как минует сон,
оставив в душе только неизгладимое воспоминание?..» Невыносимая тоска овладела
при этой мысли моим героем; он не мог уж более владеть
собой и, уткнув лицо в подушку, заплакал!
— Наденьте ее сейчас же опять и
оставьте навсегда
при себе. Ступайте и сядьте, пейте ваш кофе и, пожалуйста, не бойтесь меня, моя милая, успокойтесь. Я начинаю вас понимать.
В этот вечер Варвара нашла случай украсть у Передонова первое поддельное письмо. Это было ей необходимо, по требованию Грушиной, чтобы впоследствии,
при сравнении двух подделок, не оказалось разницы. Передонов носил это письмо с
собою, но сегодня как-то случайно
оставил его дома: переодеваясь из виц-мундира в сюртук, вынул его из кармана, сунул под учебник на комоде, да там и забыл. Варвара сожгла его на свечке у Грушиной.
— А вся сила потрачена зря, безо всякой охоты
оставить в людях память о
себе. А захоти он — был бы,
при этой своей силе, великого дела заводчик, и людям кормилец, и сам богат…
В городе довольно поговорили, порядили и посудили о том, что молодые Багровы купили
себе дом и живут сами по
себе. Много было преувеличенных и выдуманных рассказов; но Алексей Степаныч угадал: скоро узнали настоящую причину, отчего молодые
оставили дом отца; этому, конечно, помог более всего сам Калмык, который хвастался в своем кругу, что выгнал капризную молодую госпожу, раскрашивая ее
при сей верной оказии самыми яркими красками. Итак, в городе поговорили, порядили, посудили и — успокоились.
Старших дочерей своих он пристроил: первая, Верегина, уже давно умерла,
оставив трехлетнюю дочь; вторая, Коптяжева, овдовела и опять вышла замуж за Нагаткина; умная и гордая Елисавета какими-то судьбами попала за генерала Ерлыкина, который, между прочим, был стар, беден и пил запоем; Александра нашла
себе столбового русского дворянина, молодого и с состоянием, И. П. Коротаева, страстного любителя башкирцев и кочевой их жизни, — башкирца душой и телом; меньшая, Танюша, оставалась
при родителях; сынок был уже двадцати семи лет, красавчик, кровь с молоком; «кофту да юбку, так больше бы походил на барышню, чем все сестры» — так говорил про него сам отец.
— Ну, у нас на этот счет просто: вы вот сегодня
при мне нанимали
себе в деревню лакея, и он вам, по вашему выражению, «не понравился», а завтра можно напечатать, что вы смотрите на наем
себе лакея с другой точки зрения и добиваетесь, чтоб он вам «нравился». Нет,
оставьте их лучше в покое; «с ними» у нас порядочные люди нынче не знакомятся.
Чтобы понять всю важность этого элемента, представьте
себе бессребреника квартального надзирателя, обяжите его с утра до вечера распоряжаться на базаре и
оставьте при нем только сладкое сознание исполненных обязанностей.
Лыняев. Вы только платье переменили, а скромность
при себе оставили?
— Но вы поймите мое положение, — начал граф. — Тюменев уезжает за границу, да если бы и не уезжал, так мне оставаться у него нельзя!.. Это не человек, а вот что!.. — И Хвостиков постучал
при этом по железной пластинке коляски. — Я вполне понимаю дочь мою, что она
оставила его, и не укоряю ее нисколько за то; однако что же мне с
собой осталось делать?.. Приехать вот с вами в Петербург и прямо в Неву!
— Ты веришь своему старичку агенту, для меня же его совет — бессмыслица. Твой старичок мог лицемерить, он мог упражняться в терпении и
при этом смотреть на нелюбимого человека, как на предмет, необходимый для его упражнений, но я еще не пал так низко; если мне захочется упражняться в терпении, то я куплю
себе гимнастические гири или норовистую лошадь, но человека
оставлю в покое.
Всегда,
при всех обстоятельствах, как бы согласно я ни действовал с кем-нибудь, я
оставлял кое-что для
себя и теперь тоже подумал, что надо воспользоваться свободой в собственном интересе, вдосталь насладиться исследованиями.
— Если хотите быть моим отцом, иметь во мне покорного сына, то вообразите
себе, что эта девушка такая неприкосновенная святыня, на которой самое ваше дыхание
оставит вечные пятна. Вы меня поняли… простите меня: моя кровь кипит
при одной мысли — я не меряю слова на аршин приличий… вы согласились на мое предложение? в противном случае… всё, всё забыто! уважение имеет границы, а любовь — никаких!
— Вы можете
оставить это «но»
при себе. Почему вы считаете долгом меня опекать и оберегать?
Один из гостей, молодой и ловкий блондин Данилов, привез с
собою крепостных плясунов, для которых выписывал особенные сапоги из Москвы, так как говорили, что у обыкновенных сапог на тонких подошвах последние вылетали
при первом круге,
оставляя плясуна босым.
Не говорим о явившихся позднее их более или менее ярких типах, которые
при жизни авторов успели сойти в могилу,
оставив по
себе некоторые права на литературную память.
утешает он
себя при каждой ее похвале Молчалину и потом хватается за Скалозуба. Но ответ ее — что он «герой не ее романа» — уничтожил и эти сомнения. Он
оставляет ее без ревности, но в раздумье, сказав...
Едва Монархиня успела привести в лучший порядок внутреннее правление государства, уже дерзостный Мустафа оскорбил величие России; объявил
себя союзником Польских мятежников; требовал, чтобы войско наше
оставило Станислава им в жертву; и наконец, презирая священное право народов, заключил в темницу того, кто
при его Дворе был образом Екатерины!
— И то, — говорит, — поймите: можете ли вы еще отказать для одного родства? Помните, что я его беру не для какой-нибудь своей забавы или для удовольствия, а по церковной надобности. Посоветуйтесь-ка, можно ли в этом отказать? Это отказать — все равно что для Бога отказать. А он ведь раб Божий, и Бог с ним волен: вы его
при себе хотите
оставить, а Бог возьмет да и не
оставит.
— Эх ты… паяц из балагана! А еще солдат был… — не преминул укорить его Кувалда, выхватив из его рук коленкоровую папку с синей актовой бумагой. Затем, развернув перед
собой бумаги и всё более возбуждая любопытство Вавилова, ротмистр стал читать, рассматривать и
при этом многозначительно мычал. Вот, наконец, он решительно встал и пошел к двери,
оставив бумаги на стойке и кинув Вавилову...
Лакей
при московской гостинице «Славянский базар», Николай Чикильдеев, заболел. У него онемели ноги и изменилась походка, так что однажды, идя по коридору, он споткнулся и упал вместе с подносом, на котором была ветчина с горошком. Пришлось
оставить место. Какие были деньги, свои и женины, он пролечил, кормиться было уже не на что, стало скучно без дела, и он решил, что, должно быть, надо ехать к
себе домой, в деревню. Дома и хворать легче, и жить дешевле; и недаром говорится: дома стены помогают.
Бумажку эту вынь и дай кому хошь грамотному прочесть, и как, говорит, тебе ее прочитают, ты ее часу
при себе не
оставляй, а пусти на ветер от
себя».
— На такой случай я, сударь,
при вас такого своего человека
оставлю, который, в случае моей неустойки, всю вину на
себя примет и смерть претерпит, а не выдаст вас.
— Ну
при чем же тут вы? Обижаться мне на
себя надо — хотел, а не достиг. Нет, насчёт обид — это ты
оставь, надо, чтобы ничего лишнего между нами не было, не мешало бы нам дело двигать. Я, брат, врать не буду: мне скорбно — зачем врать? И не знаю, что бы я сделал, кабы не ты это, другой… А тут я понимаю — человек на свой пай поработал, отдых-ласку честно заслужил…
Я позволяю ей выйти за вас и
оставляю ее
при себе.
Вот что ужасно! вот что невыносимо! вот что скажут о тебе и вот какую память по
себе ты
оставишь!» — думал Бейгуш — и
при одной этой мысли его обдавало холодом и дрожью.
И замечательно: обожествляя все решительно вокруг
себя, гомеровский эллин не обожествил этого стыда, а
оставил его
при себе, как свое изначальное, внутреннее, ему присущее свойство. Только много позже — впервые у Гесиода — этот стыд превращается в богиню Айдос или Айдо, «сидящую на троне вместе с Зевсом» (Софокл).
Александра Ивановна давно решила
оставить свою городскую квартиру в доме Висленева, как потому, что натянутые отношения с Ларисой делали жизнь на одном с нею дворе крайне неприятною, так и потому, что, за получением генералом отставки, квартира в городе,
при их ограниченном состоянии, делалась совершенный излишеством. Они решили совсем поселиться у
себя на хуторе, где к двум небольшим знакомым нам комнаткам была пригорожена третья, имевшая назначение быть кабинетом генерала.
При этом Горданов описал яркими красками состояние, в котором он
оставил у
себя под замком Висленева.
«Это большая шельма, это тонкая барыня», — подумал генерал и
оставил эти клочки у
себя, причем Глафире показалось, и совершенно небезосновательно, что его превосходительство не без цели завладел этими клочками, потому что он обмолвился
при ней, сказав про
себя...