Неточные совпадения
Эта похвала заставила Марью Степановну даже покраснеть; ко всякой старине она питала нечто вроде благоговения и особенно дорожила коллекцией старинных сарафанов,
оставшихся после жены Павла Михайловича Гуляева «с материной стороны». Она могла рассказать историю каждого из этих сарафанов, служивших для нее живой летописью и биографией давно умерших
дорогих людей.
Оставшаяся часть дня ушла на расспросы о пути к Кокшаровке. Оказалось, что дальше никакой
дороги нет и что из всех здешних староверов только один, Паначев, мог провести нас туда целиной через горы.
Рахель и Маша должны заехать на городскую квартиру, собрать
оставшиеся там платья и вещи, по
дороге заехать к меховщику, которому отданы были на лето шубы Веры Павловны, потом со всем этим ворохом приехать на дачу, чтобы Рахель хорошенько оценила и купила все гуртом.
Не сердитесь за эти строки вздору, я не буду продолжать их; они почти невольно сорвались с пера, когда мне представились наши московские обеды; на минуту я забыл и невозможность записывать шутки, и то, что очерки эти живы только для меня да для немногих, очень немногих
оставшихся. Мне бывает страшно, когда я считаю — давно ли перед всеми было так много, так много
дороги!..
— Эгей-гей, голубчики, грррабб-ят! — раздавался любимый ямщицкий клич,
оставшийся от разбойничьих времен на больших
дорогах и дико звучавший на сонной Тверской, где не только грабителей, но и прохожих в ночной час не бывало.
Наконец наступила счастливая минута, когда и я покидал тихий городок,
оставшийся позади в своей лощине. А передо мной расстилалась далекая лента шоссе, и на горизонте клубились неясные очертания: полосы лесов, новые
дороги, дальние города, неведомая новая жизнь…
Не до свадеб, когда деньги всем нужны: переселенцам на далекую
дорогу, а
оставшиеся дома издержались на покупку.
Подбираясь к толпе, я взял от театра направо к шоссе и пошел по заброшенному полотну железной
дороги,
оставшейся от выставки: с нее было видно поле на далеком расстоянии.
Вот выйду из номера, стану играть
оставшимися двумя акциями Рыбинско-Бологовской железной
дороги — и доиграюсь опять до миллиона!
По Смоленской
дороге отступали наши войска, через Смоленскую заставу проезжали курьеры с известиями из большой армии; а посему все
оставшиеся жители московские спешили к Драгомиловскому мосту, чтоб узнать скорее об участи нашего войска.
Но
дороже всего не то, что Софья Карловна умела хорошо сказать это слово; это, конечно, важно было только для умиравшего, а для
оставшихся жить всего важнее было, что всю музыку этого слова она выдержала.
Точно уж так
дороги мне этот безобразный сон и все
оставшиеся по нем впечатления, что я даже боюсь дотронуться до него чем-нибудь новым, чтобы он не разлетелся в дым!
Проводив такого почетного гостя, батенька должны были уконтентовать прочих, еще
оставшихся и желающих показать свое усердие хлебосольному хозяину. Началось с того, чтобы"погладить
дорогу его ясновельможности". Потом благодарность за хлеб-соль и за угощение. Маменька поднесли еще «ручковой», то есть из своих рук. Потом пошло провожание тем же порядком, как и пана полковника, до колясок, повозок, тележек, верховых лошадей и проч., и проч., и, наконец, все гости до единого разъехались.
Посмотрев еще раз кругом на
оставшуюся сзади только что пройденную
дорогу, на темнеющий лес, на огоньки деревушки, на стаю ворон, кружившихся и каркавших над болотом, и проводив в ворота последнюю телегу, на которой сидел Хомяк, староста сам вошел во двор этапа, где уже слышались шум голосов и суета располагавшейся на ночевку партии.
В церковь я иду весело, смело, чувствуя, что я причастник, что на мне роскошная и
дорогая рубаха, сшитая из шелкового платья,
оставшегося после бабушки.
Смуглое лицо тети Родайки, её утешения в
дороге и тоска по
оставшимся дома, злая, гнетущая тоска…
А мои итоги как романиста состояли тогда из четырех повествовательных вещей:"В путь-дорогу", куда вошла вся жизнь юноши и молодого человека с 1853 по 1860 год, затем
оставшихся недоконченными"Земских сил", где матерьялом служила тогдашняя обновляющаяся русская жизнь в провинции, в первые 60-е годы;"Жертва вечерняя" — вся дана петербургским нравам той же эпохи и повесть"По-американски", где фоном служила Москва средины 60-х годов.
Да из чего было делать эту
дорогую процессию неутешной вдове,
оставшейся с многочисленным семейством, по слухам, ею распущенным, совершенно неимущей?
«Всю
оставшуюся в моем сердце любовь и нежность посвящу я тебе,
дорогое несчастное дитя! — сказала Анжелика Сигизмундовна.
Только эта слабость происходила не из врожденной скупости, а для того, чтобы сберечь в целости
дорогому внуку родовое имение,
оставшееся после отца моего.
Через несколько дней, во время которых князь устроил все свои дела, отдал приказание
оставшемуся при московском доме князя Степану, написал письма дочерям, «молодые» уехали за границу по Смоленско-Брестской железной
дороге на Брест и Варшаву.
Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с
оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое-где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам
дороги.
Гвардия уже вышла из Петербурга 10-го августа, и сын,
оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по
дороге в Радзивилов.
Когда Мигурского увели,
оставшийся один Трезорка, махая хвостиком, стал ласкаться к нему. Он привык к нему во время
дороги. Казак вдруг отслонился от тарантаса, сорвал с себя шапку, швырнул ее изо всех сил наземь, откинул ногой от себя Трезорку и пошел в харчевню. В харчевне он потребовал водки и пил день и ночь, пропил все, что было у него и на нем, и только на другую ночь, проснувшись в канаве, перестал думать о мучившем его вопросе: хорошо ли он сделал, донеся начальству о полячкином муже в ящике?