Неточные совпадения
Проходя по гостиной, она услыхала, что у
подъезда остановился экипаж, и, выглянув
в окно, увидала карету, из которой высовывалась молодая девушка
в лиловой шляпке, что-то приказывая звонившему лакею.
— Может быть. Едут на обед к товарищу,
в самом веселом расположении духа. И видят, хорошенькая женщина обгоняет их на извозчике, оглядывается и, им по крайней мере кажется, кивает им и смеется. Они, разумеется, зa ней. Скачут во весь дух. К удивлению их, красавица
останавливается у
подъезда того самого дома, куда они едут. Красавица взбегает на верхний этаж. Они видят только румяные губки из-под короткого вуаля и прекрасные маленькие ножки.
Они въехали
в усыпанный щебнем и убранный цветником двор, на котором два работника обкладывали взрыхленную цветочную клумбу необделанными ноздреватыми камнями, и
остановились в крытом
подъезде.
Этот жест, дурная привычка — соединение рук и трещанье пальцев — всегда успокоивал его и приводил
в аккуратность, которая теперь так нужна была ему. У
подъезда послышался звук подъехавшей кареты. Алексей Александрович
остановился посреди залы.
Пролетка
остановилась у
подъезда низенького деревянного дома
в один этаж с высокой крышей и резным коньком.
Все эти хлопоты, которые переживались всеми
в старом приваловском доме, как-то не касались только самого хозяина, Игнатия Львовича. Ему было не до того. Пролетка Веревкина чуть не каждый день
останавливалась пред
подъездом, сам Nicolas грузно высаживал свою «натуру» из экипажа и, поднявшись с трудом во второй этаж, медведем вваливался
в кабинет Игнатия Львовича.
Остановились. Молодые люди сняли гроб и вместо кладбища, к великому удивлению гуляющей публики, внесли
в подъезд «Яра» и, никем не остановленные, прошли
в самый большой кабинет, занятый молодыми людьми. Вставшего из гроба, сняв саван, под которым был модный сюртук, встретили бокалами шампанского.
Дня через два, когда Долгоруков отсутствовал, у
подъезда дома
остановилась подвода с сундуками и чемоданами, следом за ней
в карете приехал лорд со своим секретарем-англичанином и приказал вносить вещи прямо
в кабинет князя…
Это не то, что с
подъезда, где
останавливаешься и стреляешь тогда, когда тетерев сидит
в меру и ничем не закрыт.
Менее чем через час доктор
остановился у
подъезда довольно большого дома,
в приходе Николы Явленного.
Любопытные барышни прильнули к окну и имели удовольствие наблюдать, как из дормеза, у которого фордэк был поднят и закрыт наглухо, показался высокий молодой человек
в ботфортах и
в соломенной шляпе. Он осторожно запер за собой дверь экипажа и
остановился у
подъезда, поджидая, пока из других экипажей выскакивали какие-то странные субъекты
в охотничьих и шведских куртках,
в макинтошах и просто
в блузах.
В продолжение дороги кучеру послышался
в экипаже шум, и он хотел было
остановиться, думая, не господа ли его зовут; но вскоре все смолкло. У
подъезда Калинович вышел
в свой кабинет. Полину человек вынул из кареты почти без чувств и провел на ее половину. Лицо ее опять было наглухо закрыто капюшоном.
Все благоприятствовало ему. Кареты у
подъезда не было. Тихо прошел он залу и на минуту
остановился перед дверями гостиной, чтобы перевести дух. Там Наденька играла на фортепиано. Дальше через комнату сама Любецкая сидела на диване и вязала шарф. Наденька, услыхавши шаги
в зале, продолжала играть тише и вытянула головку вперед. Она с улыбкой ожидала появления гостя. Гость появился, и улыбка мгновенно исчезла; место ее заменил испуг. Она немного изменилась
в лице и встала со стула. Не этого гостя ожидала она.
Но уже показался дом-дворец с огромными ярко сияющими окнами. Фотоген въехал сдержанной рысью
в широкие старинные ворота и
остановился у
подъезда.
В ту минуту, когда Рихтер передавал ему юнкерскую складчину, он спросил...
— Конечно-с, сомнения нет. Признаюсь, дорого дал бы я, чтоб вы его увидели: тогда бы тотчас узнали,
в чем дело. Я вчера после обеда прогуливался, — Семен Иванович для здоровья приказывает, — прошел так раза два мимо гостиницы; вдруг выходит
в сени молодой человек, — я так и думал, что это он, спросил полового, говорит: «Это — камердинер». Одет, как наш брат, нельзя узнать, что человек… Ах, боже мой, да у вашего
подъезда остановилась карета!
Сколько здесь было богатых домов, какие великолепные экипажи неслись мимо, и я наслаждался собственным ничтожеством,
останавливаясь перед окнами богатых магазинов, у ярко освещенных
подъездов,
в местах, где скоплялась глазеющая праздная публика.
Спустившись, мы
остановились у
подъезда и начали наблюдать, как съезжается избранная публика, те счастливцы, у которых были билеты. Большинство являлось
в собственных экипажах. Из карет выходили разряженные дамы, офицеры, привилегированные мужчины. Это был совершенно особенный мир, который мы могли наблюдать только у
подъезда. У них были свои интересы, свои разговоры, даже свои слова.
Извозчики неожиданно
остановились. Я открыл глаза и увидел, что мы стоим на Сергиевской, около большого дома, где жил Пекарский. Орлов вышел из саней и скрылся
в подъезде. Минут через пять
в дверях показался лакей Пекарского, без шапки, и крикнул мне, сердясь на мороз...
Боясь потерять Петра
в толпе прохожих, Евсей шагал сзади, не спуская глаз с его фигуры, но вдруг Пётр исчез. Климков растерялся, бросился вперёд;
остановился, прижавшись к столбу фонаря, — против него возвышался большой дом с решётками на окнах первого этажа и тьмою за стёклами окон. Сквозь узкий
подъезд был виден пустынный, сумрачный двор, мощёный крупным камнем. Климков побоялся идти туда и, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, смотрел по сторонам.
Через час они проскакали мимо каменных львов
в ворота протозановского дома и
остановились у широкого, выпуклого полукруглого
подъезда.
Карета
остановилась у
подъезда, и они вошли
в пространное entrée [Вход, прихожая (франц.)] и рядом поднялись на лестницу.
В девятом часу вечера карета Рославлева
остановилась в Большой Миллионной у
подъезда дома, принадлежащего княгине Радугиной.
Рассуждая таким образом, очутился он
в одной из главных улиц Петербурга, перед домом старинной архитектуры. Улица была заставлена экипажами, кареты одна за другою катились к освещенному
подъезду. Из карет поминутно вытягивались то стройная нога молодой красавицы, то гремучая ботфорта, то полосатый чулок и дипломатический башмак. Шубы и плащи мелькали мимо величавого швейцара. Германн
остановился.
Наконец у самого Измайловского моста господин Голядкин указал на один дом; карета с громом вкатилась
в ворота и
остановилась у
подъезда правого фаса.
У
подъезда квартиры Ивана Ильича стояла карета и два извозчика. Внизу,
в передней, у вешалки прислонена была к стене глазетовая крышка гроба с кисточками и начищенным порошком галуном. Две дамы
в черном снимали шубки. Одна сестра Ивана Ильича, знакомая, другая незнакомая дама. Товарищ Петра Ивановича, Шварц, сходил сверху и, с верхней ступени увидав входившего,
остановился и подмигнул ему, как бы говоря: «глупо распорядился Иван Ильич; то ли дело мы с вами».
Извозчик
остановился у каменного двухэтажного особняка с приличным
подъездом, с окнами, закрытыми сплошь ставнями. Остальные приехали раньше и уже их дожидались. Их пустили не сразу. Сначала
в тяжелой двери открылось изнутри четырехугольное отверстие, величиной с ладонь, и
в нем на несколько секунд показался чей-то холодный и внимательный серый глаз. Потом двери раскрылись.
А барин Ардальон Павлыч катил себе на злобинском рысаке как ни
в чем не бывало. Он по утрам чувствовал себя всегда хорошо, а сегодня
в особенности. От злобинского дома нужно было спуститься к плотине, потом переехать ее и по набережной пруда, — это расстояние мелькнуло слишком быстро, так что Смагин даже удивился, когда его пролетка
остановилась у
подъезда генеральского дома. Встречать гостя выскочил верный раб Мишка.
Вдруг он стал как вкопанный у дверей одного дома;
в глазах его произошло явление неизъяснимое: перед
подъездом остановилась карета; дверцы отворились; выпрыгнул, согнувшись, господин
в мундире и побежал вверх по лестнице.
Подъехали мы к посольскому дому,
остановились; француз мой вылез и за зеркальные двери
в подъезд ушел, а я велел извозчику подальше немножко отъехать и забился
в уголок кареты — и жду. И тут вдруг я сообразил всю свою измену и меня начала лихорадка бить…
Поравнявшись с
подъездом двухэтажного дома, наш караван
остановился, и тотчас же рядом со мной выросла фигура мужика. Он был
в большом полушубке, с головой, закутанной
в башлык. Из-под башлыка торчал конец носа, заиндевевшие брови и белые усы.
В одной руке у него была большая дубина,
в другой трещотка, из чего мы заключили, что это ночной караульщик.
Она
останавливается и смотрит ему вслед не мигая, пока он не скрывается
в подъезде гимназии. Ах, как она его любит! Из ее прежних привязанностей ни одна не была такою глубокой, никогда еще раньше ее душа не покорялась так беззаветно, бескорыстно и с такой отрадой, как теперь, когда
в ней все более и более разгоралось материнское чувство. За этого чужого ей мальчика, за его ямочки на щеках, за картуз, она отдала бы всю свою жизнь, отдала бы с радостью, со слезами умиления. Почему? А кто ж его знает — почему?
Экипаж после долгой, убийственной езды по глинистой почве
остановился наконец у
подъезда. Два окна над самым
подъездом были ярко освещены, из крайнего правого, выходившего из спальной Ольги, слабо пробивался свет, все же остальные окна глядели темными пятнами. На лестнице нас встретила Сычиха. Она поглядела на меня своими колючими глазками, и морщинистое лицо ее наморщилось
в злую, насмешливую улыбку.
Они отправились
в наемной карете. У Владимирской графиня указала
остановиться пред
подъездом одного большого дома. Хвалынцев повел ее
в третий этаж по освещенной лестнице и
остановился перед дверью, с медною доской, на которой было написано: «графиня Цезарина Фердинандовна Маржецкая».
Извозчичьи пролетки и «собственные» экипажи, представительно гремя по камням мостовой, обнажающимся из-под ледяной коры,
останавливались перед дверьми разных магазинов, по преимуществу у первого
в городе парикмахера-француза, да у единственного перчаточника, и потом, иногда, на минутку, подкатывали к клубному
подъезду.
— Ну, уж я, разумеется, перекрашиваться не буду; но вы, как
остановится поезд, берите свой сак, садитесь
в первую карету и подъезжайте к
подъезду: я сяду и вас никто не увидит.
Карета ехала, ехала и наконец, заворачивая из улицы
в улицу,
остановилась у
подъезда большого дома на Литейной: здесь жили Бодростин, Горданов и Ропшин.
В Париже с Жозефом сделалось нечто еще более мудреное. Снося свою унизительную роль дорогой, Висленев надеялся, что он
в первый и
в последний раз разыгрывает роль мажордома, и твердо ступил на землю Парижа. И
в самом деле, здесь он у самого амбаркадера был приглашен Глафирой
в экипаж, сел с нею рядом, надулся и промолчал во все время переезда, пока карета
остановилась пред темным
подъездом Hôtel de Maroc
в rue Seine.
Горданов все это слушал и наконец возразил, что он только не понимает, зачем это нужно, но не получил никакого ответа, потому что экипаж
в это время
остановился у
подъезда гостиницы.
Поезд
остановился. Затиснутые
в сплошной толпе Токарев, Сергей, Варвара Васильевна и Катя вышли на
подъезд.
Карета въехала
в ворота и
остановилась у
подъезда со старинным навесом деревянного крыльца. Дом у Лещова был небольшой, одноэтажный, с улицы штукатуренный,
в переулке, около Новинского бульвара, старый, купленный с аукциона; построен был каким-то еще «бригадиром».
Номера, где он жил, считались дорогими и порядочными. Но нравы
в них держались такие же, как и во всех прочих. Стояли тут около него две иностранки, принимавшие гостей… во всякое время. Обе нанимали помесячно нарядные квартирки. Жило три помещичьих семейства, водилась картежная игра,
останавливались заграничные немцы из коммивояжеров. Но
подъезд и лестница, ливрея швейцара и половики держались
в чистоте, не пахло кухней, лакеи ходили во фраках, сливки к кофе давали непрокислые.
В подъезде, окнах и балконах великолепно освещенной гостиницы стояли блестящие нарядами, широкоюбные барыни, господа с белейшими воротниками, швейцар и лакей
в золотошитых ливреях; на улице,
в полукруге толпы и дальше по бульвару, между липками, собрались и
остановились изящно одетые кельнеры, повара
в белейших колпаках и куртках, обнявшиеся девицы и гуляющие.
Карета
остановилась у широкого
подъезда казенного здания.
В воротах, помещавшихся рядом, темнела тяжелая фигура дежурного сторожа, укутанного
в тулуп.
На исходе первого часа 11 января 1815 года
в открытые настежь ворота этого дома быстро вкатили широкие сани и
остановились у
подъезда.
В ворота усадьбы вкатил тарантас, запряженный тройкой и
остановился у
подъезда.
В то время, когда он подходил к
подъезду ресторана Кюба, у этого
подъезда остановилась двухместная карета с опущенными зелеными шторами.
В это время тарантасик въехал на двор и
остановился у
подъезда, на крыльце которого уже стояла Настя, все еще не решившая вопроса, кто мог быть этот нежданный и негаданный гость.
В шестом часу утра следующего дня карета с опущенными шторами отъехала от угла Софийки и Кузнецкого моста и проехав последний, Лубянку, Мясницкую, площадь Красных ворот, повернула за угол налево и
остановилась у
подъезда Северной гостиницы.
Из церкви
в это время выходил народ. Обедня кончилась. Княжна поспешила назад за ограду, вышла
в главные ворота и, сев
в пролетку, приказала кучеру ехать
в «Гранд Отель». Подъезжая, она заметила около гостиницы толпу народа. Она поняла, что там уже все открыто и задрожала. Пролетка
остановилась у
подъезда гостиницы. Княжна вошла.
Экипаж князя Лугового между тем въехал на двор и
остановился у
подъезда. Князь Сергей Сергеевич был
в полной парадной форме. На его лице была написана особая торжественность переживаемых им минут. Он с особенною серьезностью приказал доложить о себе лакею княгини Вассы Семеновны, несмотря на то что за последнее время входил обыкновенно без доклада.