Неточные совпадения
В Лондоне в 1920 году,
зимой,
на углу Пикадилли и одного переулка,
остановились двое хорошо одетых людей среднего возраста. Они только что покинули дорогой ресторан. Там они ужинали, пили вино и шутили с артистками из Дрюриленского театра.
Вообще усадьба была заброшена, и все показывало, что владельцы наезжали туда лишь
на короткое время. Не было ни прислуги, ни дворовых людей, ни птицы, ни скота. С приездом матушки отворялось крыльцо, комнаты кой-как выметались; а как только она садилась в экипаж, в обратный путь, крыльцо опять
на ее глазах запиралось
на ключ. Случалось даже, в особенности
зимой, что матушка и совсем не заглядывала в дом, а
останавливалась в конторе, так как вообще была неприхотлива.
[Селение стоит
на перепутье; едущие
зимою из Александровска в Корсаковск или наоборот непременно
останавливаются здесь.
…В Нижнем все благополучно. Туда назначен губернатором Александр Николаевич Муравьев и просит, чтоб я у него
остановился. Брат Николай уже меня ждет
на дачу. Все они ждут, а мы ни с места, и, кажется, придется ждать
зимы, нога моя шалит.
По
зимам я иногда приезжал к нему
на день,
на два и, так как моя дача была холодная,
останавливался в его доме.
Приезжал из Сольвычегодского уезда по
зимам, за тысячу верст,
на оленях, его отец-зырянин, совершенный дикарь,
останавливался за заставой
на всполье, в сорокаградусные морозы, и сын ходил к нему ночевать и есть сырое мороженое оленье мясо.
В Тамбове он
останавливался у Абакумыча и был рад, когда ему удавалось «загнать Абакумыча в валеные сапоги» и выиграть у него гривенник
на бильярде. Первый раз он снял театр
на зиму у Григорьева, получив откуда-то наследство, которое и ухлопал в один сезон. Потом еще два наследства потерял
на антрепризе: несмотря
на то, что тамбовская публика охотно посещала театр, расходов не окупали даже полные сборы.
Идя по следу ласки, я видел, как она гонялась за мышью, как лазила в ее узенькую снеговую норку, доставала оттуда свою добычу, съедала ее и снова пускалась в путь; как хорек или горностай, желая перебраться через родниковый ручей или речку, затянутую с краев тоненьким ледочком, осторожными укороченными прыжками, необыкновенно растопыривая свои мягкие лапки, доходил до текучей воды, обламывался иногда, попадался в воду, вылезал опять
на лед, возвращался
на берег и долго катался по снегу, вытирая свою мокрую шкурку, после чего несколько времени согревался необычайно широкими прыжками, как будто преследуемый каким-нибудь врагом, как норка, или поречина, бегая по краям реки, мало замерзавшей и среди
зимы, вдруг
останавливалась, бросалась в воду, ловила в ней рыбу, вытаскивала
на берег и тут же съедала…
Наступила между тем
зима. Еще задолго до рождества в местной газете было объявлено, что 29 декабря в дворянском собрании «имеет быть» обычный зимний бал. Каждый вечер, после карт, Модест Алексеич, взволнованный, шептался с чиновницами, озабоченно поглядывая
на Аню, и потом долго ходил из угла в угол, о чем-то думая. Наконец, как-то поздно вечером, он
остановился перед Аней и сказал...
По этой части ученики Ecole des beaux-arts (по-нашему Академии художеств) были поставлены в гораздо более выгодные условия. Им читал лекции по истории искусства Ипполит Тэн.
На них я подробнее
остановлюсь, когда дойду до
зимы 1868–1869 года. Тогда я и лично познакомился с Тэном, отрекомендованный ему его товарищем — Франциском Сарсе. Тогда Сарсе считался и действительно был самым популярным и авторитетным театральным критиком.
В это время он ушел в предшественников Шекспира, в изучение этюдов Тэна о староанглийском театре. И я стал упрашивать его разработать эту тему,
остановившись на самом крупном из предтеч Шекспира — Кристофере Марло. Язык автора мы и очищали целую почти
зиму от чересчур нерусских особенностей. Эту статью я повез в Петербург уже как автор первой моей комедии и был особенно рад, что мне удалось поместить ее в"Русском слове".
В селе Райбуже, как раз против церкви, стоит двухэтажный дом
на каменном фундаменте и с железной крышей. В нижнем этаже живет со своей семьей сам хозяин, Филипп Иванов Катин, по прозванию Дюдя, а в верхнем, где летом бывает очень жарко, а
зимою очень холодно,
останавливаются проезжие чиновники, купцы и помещики. Дюдя арендует участки, держит
на большой дороге кабак, торгует и дегтем, и мёдом, и скотом, и сороками, и у него уж набралось тысяч восемь, которые лежат в городе в банке.