Неточные совпадения
Вместо вопросов: «Почем, батюшка, продали меру овса? как воспользовались вчерашней порошей?» — говорили: «А что пишут
в газетах, не выпустили ли опять Наполеона из
острова?» Купцы этого сильно опасались, ибо совершенно верили предсказанию одного пророка, уже три года сидевшего
в остроге; пророк пришел неизвестно откуда
в лаптях и нагольном тулупе, страшно отзывавшемся тухлой рыбой, и возвестил, что Наполеон есть антихрист и держится на каменной цепи, за шестью стенами и семью
морями, но после разорвет цепь и овладеет всем миром.
Все были хожалые, езжалые: ходили по анатольским берегам, по крымским солончакам и степям, по всем речкам большим и малым, которые впадали
в Днепр, по всем заходам [Заход — залив.] и днепровским
островам; бывали
в молдавской, волошской,
в турецкой земле; изъездили всё Черное
море двухрульными козацкими челнами; нападали
в пятьдесят челнов
в ряд на богатейшие и превысокие корабли, перетопили немало турецких галер и много-много выстреляли пороху на своем веку.
Это было то место Днепра, где он, дотоле спертый порогами, брал наконец свое и шумел, как
море, разлившись по воле; где брошенные
в средину его
острова вытесняли его еще далее из берегов и волны его стлались широко по земле, не встречая ни утесов, ни возвышений.
Китайское
море. — Шквалы. — Выход
в Тихий океан. — Ураган. — Штили и жары. —
Остров Пиль, порт Ллойд. — Корвет «Оливуца» и транспорт Американской компании «Князь Меншиков». — Курьеры из России. — Поселенцы. — Прогулка, обед и вечер на берегу.
По изустным рассказам свидетелей, поразительнее всего казалось переменное возвышение и понижение берега: он то приходил вровень с фрегатом, то вдруг возвышался саженей на шесть вверх. Нельзя было решить, стоя на палубе, поднимается ли вода, или опускается самое дно
моря? Вращением воды кидало фрегат из стороны
в сторону, прижимая на какую-нибудь сажень к скалистой стене
острова, около которого он стоял, и грозя раздробить, как орех, и отбрасывая опять на середину бухты.
Как ни привыкнешь к
морю, а всякий раз, как надо сниматься с якоря, переживаешь минуту скуки: недели, иногда месяцы под парусами — не удовольствие, а необходимое зло.
В продолжительном плавании и сны перестают сниться береговые. То снится, что лежишь на окне каюты, на аршин от кипучей бездны, и любуешься узорами пены, а другой бок судна поднялся сажени на три от воды; то видишь
в тумане какой-нибудь новый
остров, хочется туда, да рифы мешают…
Но, слава Богу, однако ж, мы выбрались из лимана и, благополучно проскользнув между материком Азии и
островом Сахалином, вышли
в Охотское
море и бросили якорь у песчаной косы, перед маленьким нашим поселением, Петровским зимовьем.
Дорога пошла
в гору. Жарко. Мы сняли пальто: наши узкие костюмы, из сукна и других плотных материй, просто невозможны
в этих климатах. Каков жар должен быть летом! Хорошо еще, что ветер с
моря приносит со всех сторон постоянно прохладу! А всего
в 26-м градусе широты лежат эти благословенные
острова. Как не взять их под покровительство? Люди Соединенных Штатов совершенно правы, с своей стороны.
Пролив отделяет нагасакский берег от
острова Кагена, который,
в свою очередь, отделяется другим проливом от
острова Ивосима, а там чисто,
море — и больше ничего.
Любопытно также, как чукчи производят торговлю, то есть мену, с другим племенем, коргаулями, или карагаулями, живущими на
островах у устья рек, впадающих
в Ледовитое
море.
Когда мы обогнули восточный берег
острова и повернули к южному, нас ослепила великолепная и громадная картина, которая как будто поднималась из
моря, заслонила собой и небо, и океан, одна из тех картин, которые видишь
в панораме, на полотне, и не веришь, приписывая обольщению кисти.
От
островов Бонинсима до Японии — не путешествие, а прогулка, особенно
в августе: это лучшее время года
в тех местах. Небо и
море спорят друг с другом, кто лучше, кто тише, кто синее, — словом, кто более понравится путешественнику. Мы
в пять дней прошли 850 миль. Наше судно, как старшее, давало сигналы другим трем и одно из них вело на буксире. Таща его на двух канатах, мы могли видеться с бывшими там товарищами; иногда перемолвим и слово, написанное на большой доске складными буквами.
Теперь перенесемся
в Восточный океан,
в двадцатые градусы северной широты, к другой «опасной» минуте, пережитой у Ликейских
островов, о которой я ничего не сказал
в свое время. Я не упоминаю об урагане, встреченном нами
в Китайском
море, у группы
островов Баши, когда у нас зашаталась грот-мачта, грозя рухнуть и положить на бок фрегат. Об этом я подробно писал.
Оказалось, что он, возвращаясь с Шантарских
островов, зашел на Амагу и здесь узнал от А.И. Мерзлякова, что я ушел
в горы и должен выйти к
морю где-нибудь около реки Кулумбе.
В настоящее время во всем Уссурийском крае есть только три естественных питомника:
остров Аскольд
в заливе Петра Великого; горная область с правой стороны
в верховьях реки Судзухе (местность Юм-бей-си) и небольшой участок на побережье Японского
моря, между реками Кулумбе и Найной (мыс Арка).
Большие обнажения на берегу
моря к северу от реки Такемы состоят главным образом из лав и их туфов (биолитовый дацит), дальше тянутся полевошпатовые сланцевые породы и диорит. Тип берега кулисный. Действительно, мысы выступают один за другим наподобие кулис
в театре. Вблизи берега нигде нет
островов. Около мысов, разрушенных морским прибоем, кое-где образовались береговые ворота. Впоследствии своды их обрушились, остались только столбы — любимые места отдыха птиц.
С
острова Сахалин он перебрался
в Советскую (бывшую Императорскую) Гавань и уже оттуда спустился на юг вдоль берега
моря.
Прежде всего он старался найти такую речку, против которой
в море есть
остров.
При входе
в залив Ольги справа высится одинокая скала, названная моряками
островом Чихачева. На этой скале поставлена сигнальная башня, указывающая судам место входа. Но так как летом
в этой части побережья почти все время стоят туманы, то она является совершенно бесполезной, ибо с
моря ее все равно не видно.
Выход
в море сторожат три
острова, или, вернее, рифа, придающие бухте своеобразную красоту; один из них назван Устричным: очень крупные и жирные устрицы водятся на его подводной части.
Очевидно, благоприятствующими моментами для совершения побегов служат теплая погода, работа вне тюрьмы, ход периодической рыбы, созревание
в тайге ягод, а у поселенцев картофеля, затем
море, покрытое льдом, когда Сахалин перестает быть
островом.
На
острове, отделяемом от материка бурным
морем, казалось, не трудно было создать большую морскую тюрьму по плану: «кругом вода, а
в середке беда», и осуществить римскую ссылку на
остров, где о побеге можно было бы только мечтать.
В 1852 г. он был послан сюда Невельским, чтобы проверить сведения насчет залежей каменного угля, полученные от гиляков, затем пересечь поперек
остров и выйти на берег Охотского
моря, где, как говорили, находится прекрасная гавань.
Дикие олени распространены особенно на западном берегу северной части
острова; здесь зимою они собираются на тундре, весною же, по словам Глена, когда они ходят к
морю, чтобы лизать соль, их можно видеть
в бесчисленном множестве стадами на широких равнинах этой части
острова.
Речка, через которую перекинут упомянутый мост, вытекала из пруда и впадала
в другой. Таким образом с севера и юга городок ограждался широкими водяными гладями и топями. Пруды год от году мелели, зарастали зеленью, и высокие густые камыши волновались, как
море, на громадных болотах. Посредине одного из прудов находится
остров. На
острове — старый, полуразрушенный замок.
Гляжу, а это тот самый матрос, которого наказать хотели… Оказывается, все-таки Фофан простил его по болезни… Поцеловал я его, вышел на палубу; ночь темная, волны гудят, свищут,
море злое, да все-таки лучше расстрела… Нырнул на счастье, да и очутился на необитаемом
острове… Потом ушел
в Японию с ихними рыбаками, а через два года на «Палладу» попал, потом
в Китай и
в Россию вернулся.
Если смотреть на
остров издали, с
моря, он должен казаться подобным богатому храму
в праздничный день: весь чисто вымыт, щедро убран яркими цветами, всюду сверкают крупные капли дождя — топазами на желтоватом молодом листе винограда, аметистами на гроздьях глициний, рубинами на кумаче герани, и точно изумруды всюду на траве,
в густой зелени кустарника, на листве деревьев.
Остров спит — окутан строгой тишиною,
море тоже спит, точно умерло, — кто-то сильною рукой бросил с неба этот черный, странной формы камень
в грудь
моря и убил
в ней жизнь.
Мреет даль; там
в тумане тихо плывет — или, раскален солнцем, тает — лиловый
остров, одинокая скала среди
моря, [
Остров Капри, площадью
в 10,4 кв. км; расположен у южного входа
в Неаполитанский залив (Тирренское
море).] ласковый самоцветный камень
в кольце Неаполитанского залива.
Утро, еще не совсем проснулось
море,
в небе не отцвели розовые краски восхода, но уже прошли
остров Горгону — поросший лесом, суровый одинокий камень, с круглой серой башней на вершине и толпою белых домиков у заснувшей воды. Несколько маленьких лодок стремительно проскользнули мимо бортов парохода, — это люди с
острова идут за сардинами.
В памяти остается мерный плеск длинных весел и тонкие фигуры рыбаков, — они гребут стоя и качаются, точно кланяясь солнцу.
В продолжение этого разговора офицеры выехали на обширную поляну, и пожар Москвы во всей ужасной красоте своей представился их взорам. Кой-где, как уединенные
острова, чернелись на этом огненном
море части города, превращенные уже
в пепел.
Живет где-то среди
моря, на безлюдном
острове,
в глубокой подводной пещере царь морских раков. Когда он ударяет клешней о клешню, то на поверхности воды вскипает великое волнение.
Царь Соломон не достиг еще среднего возраста — сорока пяти лет, — а слава о его мудрости и красоте, о великолепии его жизни и пышности его двора распространилась далеко за пределами Палестины.
В Ассирии и Финикии,
в Верхнем и Нижнем Египте, от древней Тавризы до Иемена и от Исмара до Персеполя, на побережье Черного
моря и на
островах Средиземного — с удивлением произносили его имя, потому что не было подобного ему между царями во все дни его.
— Он бросился с корабля
в море и утонул. Это случилось близ
острова Борнгольма.
—
Море, — жгуче говорил он, — синее око земли, устремлённое
в дали небес, созерцает оно надмирные пространства, и во влаге его, живой и чуткой, как душа, отражаются игры звёзд — тайный бег светил. И если долго смотреть на волнение
моря, то и небеса кажутся отдалённым океаном, звёзды же — золотые
острова в нём.
Ключ и замок словам моим“; или — плюнув трижды и показав больному глазу кукиш, трижды шепчут: „Ячмень, ячмень, на тебе кукиш; что хочешь, то купишь; купи себе топорок, руби себя поперек!“
В заговорах от крови постоянно упоминается девица и шелк: знахарь сжимает рану и трижды говорит, не переводя духу: „На
море Океане, на
острове Буяне, девица красным толком шила; шить не стала, руда перестала“.
«Молчи! — угрюмо проворчал
в ответ на это Буран. — Зачем тебе здесь караул? Небось и без караулу не убежишь.
Остров этот большой, да дикой.
В любом месте с голоду поколеешь. А кругом
острова море. Не слышишь, что ли?»
«Слышь, как ревет? — обратился Буран к Василию. — Вот оно: кругом-то вода, посередке беда… Беспременно
море переплывать надо, да еще до переправы
островом сколько идти придется… Гольцы, да тайга, да кордоны!.. На сердце у меня что-то плохо; нехорошо море-то говорит, неблагоприятно. Не избыть мне, видно, Соколиного
острова, не избыть будет — стар! Два раза бегал; раз
в Благовещенске, другой-то раз
в Расее поймали, — опять сюда… Видно, судьба мне на
острову помереть».
А вокруг все замерло. Горный берег реки, бедные юрты селения, небольшая церковь, снежная гладь лугов, темная полоса тайги — все погрузилось
в безбрежное туманное
море. Крыша юрты, с ее грубо сколоченною из глины трубой, на которой я стоял с прижимавшеюся к моим ногам собакой, казалась
островом, закинутым среди бесконечного, необозримого океана… Кругом — ни звука… Холодно и жутко… Ночь притаилась, охваченная ужасом — чутким и напряженным.
В летнюю ночь 187* года пароход «Нижний Новгород» плыл по водам Японского
моря, оставляя за собой
в синем воздухе длинный хвост черного дыма. Горный берег Приморской области уже синел слева
в серебристо-сизом тумане; справа
в бесконечную даль уходили волны Лаперузова пролива. Пароход держал курс на Сахалин, но скалистых берегов дикого
острова еще не было видно.
В свете ж вот какое чудо:
Остров на
море лежит,
Град на
острове стоит
С златоглавыми церквами,
С теремами да садами...
За
морем житье не худо,
В свете ж вот какое чудо:
Остров на
море лежит,
Град на
острове стоит,
С златоглавыми церквами,
С теремами и садами...
Князь Гвидон зовет их
в гости,
Их и кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики
в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали мы конями,
Все донскими жеребцами,
А теперь нам вышел срок —
И лежит нам путь далек:
Мимо
острова Буяна
В царство славного Салтана…»
Говорит им князь тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По
морю по Окияну
К славному царю Салтану...
В свете ж вот какое чудо:
Остров на
море лежит,
Град на
острове стоит,
Каждый день идет там диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется
в скором беге —
И останутся на бреге
Тридцать три богатыря,
В чешуе златой горя,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор;
Старый дядька Черномор
С ними из
моря выходит
И попарно их выводит,
Чтобы
остров тот хранить
И дозором обходить —
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
В море остров был крутой,
Не привальный, не жилой...
А теперь нам вышел срок,
Едем прямо на восток,
Мимо
острова Буяна,
В царство славного Салтана…»
Князь им вымолвил тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По
морю по Окияну
К славному царю Салтану...
Стоит там глубокое озеро да большое, ровно как
море какое, а зовут то озеро Лопонским [Лоп-Нор, на
островах которого и по берегам, говорят, живет несколько забеглых раскольников.] и течет
в него с запада река Беловодье [Ак-су — что значит по-русски белая вода.].
Поликрат прочел это и послушался своего друга. Он сделал вот что: был у него дорогой перстень; взял он этот перстень, собрал много народа и сел со всем народом
в лодку. Потом велел ехать
в море. И когда выехал далеко ва
острова, тогда при всем народе бросил перстень
в море и вернулся домой.
Географ рассказывал об
островах Средиземного
моря и о том, что добывается жителями этих
островов. Но мне не было решительно никакого дела до
островов вместе со всеми жителями и полезными ископаемыми, потому что мне порядком надоели эти
острова еще дома, когда Люда готовила меня к поступлению
в институт.
Наконец, во втором часу прошли высокий мрачный
остров Гогланд и миновали маленький предательский во время туманов Родшер. Там уж прямая, открытая дорога серединой залива
в Балтийское
море.