Неточные совпадения
Подозвавши Власа, Петр Иванович и спроси его потихоньку: «Кто, говорит, этот молодой человек?» — а Влас и
отвечает на это: «Это», — говорит…
Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину
на романах и альбомах, вполовину
на хлопотах в своей кладовой и девичьей. Очень любопытна и при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что
отвечать ей; но власть эта распространяется только
на мелочи и состоит в выговорах и насмешках. Она четыре раза переодевается в разные платья в продолжение пьесы.
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться
на такую честь», — он вдруг упал
на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь
отвечать моим чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».
Хлестаков. С хорошенькими актрисами знаком. Я ведь тоже разные водевильчики… Литераторов часто вижу. С Пушкиным
на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» — «Да так, брат, —
отвечает, бывало, — так как-то всё…» Большой оригинал.
Скажите, православные,
Кого вы называете
Породой жеребячьею?
Чур!
отвечать на спрос!
В каморку постучалися.
Макар ушел… Сидела я,
Ждала, ждала, соскучилась.
Приотворила дверь.
К крыльцу карету подали.
«Сам едет?» — Губернаторша! —
Ответил мне Макар
И бросился
на лестницу.
По лестнице спускалася
В собольей шубе барыня,
Чиновничек при ней.
— У нас забота есть.
Такая ли заботушка,
Что из домов повыжила,
С работой раздружила нас,
Отбила от еды.
Ты дай нам слово крепкое
На нашу речь мужицкую
Без смеху и без хитрости,
По правде и по разуму,
Как должно
отвечать,
Тогда свою заботушку
Поведаем тебе…
— С кем встречи вы боитеся,
Идя путем-дорогою?
Чур!
отвечать на спрос!
Ты дай нам слово верное
На нашу речь мужицкую
Без смеху и без хитрости,
По совести, по разуму,
По правде
отвечать,
Не то с своей заботушкой
К другому мы пойдем...
— Постой! мы люди бедные,
Идем в дорогу дальную, —
Ответил ей Пахом. —
Ты, вижу, птица мудрая,
Уважь — одежу старую
На нас заворожи!
— Уж будто вы не знаете,
Как ссоры деревенские
Выходят? К муженьку
Сестра гостить приехала,
У ней коты разбилися.
«Дай башмаки Оленушке,
Жена!» — сказал Филипп.
А я не вдруг
ответила.
Корчагу подымала я,
Такая тяга: вымолвить
Я слова не могла.
Филипп Ильич прогневался,
Пождал, пока поставила
Корчагу
на шесток,
Да хлоп меня в висок!
«Ну, благо ты приехала,
И так походишь!» — молвила
Другая, незамужняя
Филиппова сестра.
Софья. Подумай же, как несчастно мое состояние! Я не могла и
на это глупое предложение
отвечать решительно. Чтоб избавиться от их грубости, чтоб иметь некоторую свободу, принуждена была я скрыть мое чувство.
Понимая всю важность этих вопросов, издатель настоящей летописи считает возможным
ответить на них нижеследующее: история города Глупова прежде всего представляет собой мир чудес, отвергать который можно лишь тогда, когда отвергается существование чудес вообще.
На это
отвечу: цель издания законов двоякая: одни издаются для вящего народов и стран устроения, другие — для того, чтобы законодатели не коснели в праздности…"
Предполагал ли он при этом сделаться благодетелем человечества? — утвердительно
отвечать на этот вопрос трудно.
— А
на что мне тебя… гунявого? [Гуня́вый — гнусавый, в другом значении — плешивый, неуклюжий.] —
отвечала Аленка, с наглостью смотря ему в глаза, — у меня свой муж хорош.
Но пастух
на все вопросы
отвечал мычанием, так что путешественники вынуждены были, для дальнейших расспросов, взять его с собою и в таком виде приехали в другой угол выгона.
Ибо, встретившись где-либо
на границе, обыватель одного города будет вопрошать об удобрении полей, а обыватель другого города, не вняв вопрошающего, будет
отвечать ему о естественном строении миров.
Смотритель подумал с минуту и
отвечал, что в истории многое покрыто мраком; но что был, однако же, некто Карл Простодушный, который имел
на плечах хотя и не порожний, но все равно как бы порожний сосуд, а войны вел и трактаты заключал.
Тут открылось все: и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и то, что он издавал свои собственные законы. В оправдание свое он мог сказать только то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии не были, как при нем, но оправдание это не приняли, или, лучше сказать,
ответили на него так, что"правее бы он был, если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь бы от издания нелепых своих строчек, кои предерзостно законами именует, воздержался".
Покуда шли эти толки, помощник градоначальника не дремал. Он тоже вспомнил о Байбакове и немедленно потянул его к ответу. Некоторое время Байбаков запирался и ничего, кроме «знать не знаю, ведать не ведаю», не
отвечал, но когда ему предъявили найденные
на столе вещественные доказательства и сверх того пообещали полтинник
на водку, то вразумился и, будучи грамотным, дал следующее показание...
— Это точно, что с правдой жить хорошо, —
отвечал бригадир, — только вот я какое слово тебе молвлю: лучше бы тебе, древнему старику, с правдой дома сидеть, чем беду
на себя накликать!
Мог ли продолжаться такой жизненный установ и сколько времени? — определительно
отвечать на этот вопрос довольно трудно.
Стал бригадир считать звезды («очень он был прост», — повторяет по этому случаю архивариус-летописец), но
на первой же сотне сбился и обратился за разъяснениями к денщику. Денщик
отвечал, что звезд
на небе видимо-невидимо.
— Добро хороню! —
отвечала блаженная, оглядывая вопрошавших с бессмысленною улыбкой, которая с самого дня рождения словно застыла у ней
на лице.
—
На что лучше-с! —
отвечал он, — только осмелюсь доложить вашему высокородию: у нас
на этот счет даже лучше зрелища видеть можно-с!
И действительно, в городе вновь сделалось тихо; глуповцы никаких новых бунтов не предпринимали, а сидели
на завалинках и ждали. Когда же проезжие спрашивали: как дела? — то
отвечали...
Рассказав этот случай, летописец спрашивает себя: была ли польза от такого закона? — и
отвечает на этот вопрос утвердительно.
С полною достоверностью
отвечать на этот вопрос, разумеется, нельзя, но если позволительно допустить в столь важном предмете догадки, то можно предположить одно из двух: или что в Двоекурове, при немалом его росте (около трех аршин), предполагался какой-то особенный талант (например, нравиться женщинам), которого он не оправдал, или что
на него было возложено поручение, которого он, сробев, не выполнил.
— Это княжна Варвара, —
отвечала Анна
на вопросительный взгляд Долли, когда подъехал шарабан.
Она решила, что малую часть приданого она приготовит всю теперь, большое же вышлет после, и очень сердилась
на Левина за то, что он никак не мог серьезно
ответить ей, согласен ли он
на это или нет.
Кити смотрела
на всех такими же отсутствующими глазами, как и Левин.
На все обращенные к ней речи она могла
отвечать только улыбкой счастья, которая теперь была ей так естественна.
— Ты сказал, два слова, а я в двух словах
ответить не могу, потому что… Извини
на минутку…
— Да нет, Маша, Константин Дмитрич говорит, что он не может верить, — сказала Кити, краснея за Левина, и Левин понял это и, еще более раздражившись, хотел
отвечать, но Вронский со своею открытою веселою улыбкой сейчас же пришел
на помощь разговору, угрожавшему сделаться неприятным.
На второй месяц муж бросил ее и
на восторженные ее уверения в нежности
отвечал только насмешкой и даже враждебностью, которую люди, знавшие и доброе сердце графа и не видевшие никаких недостатков в восторженной Лидии, никак не могли объяснить себе.
Он чувствовал, что, не
ответив на письмо Дарьи Александровны, своею невежливостью, о которой он без краски стыда не мог вспомнить, он сжег свои корабли и никогда уж не поедет к ним.
— Я не знаю, —
отвечал Вронский, — отчего это во всех Москвичах, разумеется, исключая тех, с кем говорю, — шутливо вставил он, — есть что-то резкое. Что-то они всё
на дыбы становятся, сердятся, как будто всё хотят дать почувствовать что-то…
— Не надо было надевать шиньона, —
отвечала Николаева, давно решившая, что если старый вдовец, которого она ловила, женится
на ней, то свадьба будет самая простая. — Я не люблю этот фаст.
— Откуда я? —
отвечал он
на вопрос жены посланника. — Что же делать, надо признаться. Из Буфф. Кажется, в сотый раз, и всё с новым удовольствием. Прелесть! Я знаю, что это стыдно; но в опере я сплю, а в Буффах до последней минуты досиживаю, и весело. Нынче…
— С Турками, — спокойно улыбаясь,
отвечал Сергей Иванович, выпроставши беспомощно двигавшую ножками, почерневшую от меда пчелу и ссаживая ее с ножа
на крепкий осиновый листок.
— Впрочем, — нахмурившись сказал Сергей Иванович, не любивший противоречий и в особенности таких, которые беспрестанно перескакивали с одного
на другое и без всякой связи вводили новые доводы, так что нельзя было знать,
на что
отвечать, — впрочем, не в том дело. Позволь. Признаешь ли ты, что образование есть благо для народа?
― Адвокат занят, ― строго
отвечал помощник, указывая пером
на дожидавшихся, и продолжал писать.
Он серьезным взглядом посмотрел
на нее, но она
ответила ему тем же вызывающим, не то веселым, не то отчаянным взглядом, значение которого он не мог понять.
— Да, — краснея за священника,
отвечал Левин. «К чему ему нужно спрашивать об этом
на исповеди?» подумал он.
— Я? я недавно, я вчера… нынче то есть… приехал, —
отвечал Левин, не вдруг от волнения поняв ее вопрос. — Я хотел к вам ехать, — сказал он и тотчас же, вспомнив, с каким намерением он искал ее, смутился и покраснел. — Я не знал, что вы катаетесь
на коньках, и прекрасно катаетесь.
Долли утешилась совсем от горя, причиненного ей разговором с Алексеем Александровичем, когда она увидела эти две фигуры: Кити с мелком в руках и с улыбкой робкою и счастливою, глядящую вверх
на Левина, и его красивую фигуру, нагнувшуюся над столом, с горящими глазами, устремленными то
на стол, то
на нее. Он вдруг просиял: он понял. Это значило: «тогда я не могла иначе
ответить».
— Нет, я не останусь, —
ответила Анна улыбаясь; но, несмотря
на улыбку, и Корсунский и хозяин поняли по решительному тону, с каким она
отвечала, что она не останется.
Он взглянул
на небо, надеясь найти там ту раковину, которою он любовался и которая олицетворяла для него весь ход мыслей и чувств нынешней ночи.
На небе не было более ничего похожего
на раковину. Там, в недосягаемой вышине, совершилась уже таинственная перемена. Не было и следа раковины, и был ровный, расстилавшийся по целой половине неба ковер всё умельчающихся и умельчающихся барашков. Небо поголубело и просияло и с тою же нежностью, но и с тою же недосягаемостью
отвечало на его вопрошающий взгляд.
— То есть вы хотите сказать, что грех мешает ему? — сказала Лидия Ивановна. — Но это ложное мнение. Греха нет для верующих, грех уже искуплен. Pardon, — прибавила она, глядя
на опять вошедшего с другой запиской лакея. Она прочла и
на словах
ответила: «завтра у Великой Княгини, скажите». — Для верующего нет греха, — продолжала она разговор.
Ни у кого не спрашивая о ней, неохотно и притворно-равнодушно
отвечая на вопросы своих друзей о том, как идет его книга, не спрашивая даже у книгопродавцев, как покупается она, Сергей Иванович зорко, с напряженным вниманием следил за тем первым впечатлением, какое произведет его книга в обществе и в литературе.