Неточные совпадения
Долго раздумывал он, кому из двух кандидатов
отдать преимущество: орловцу ли — на том основании, что «Орел да Кромы — первые
воры», — или шуянину — на том основании, что он «в Питере бывал, на полу сыпал и тут не упал», но наконец предпочел орловца, потому что он принадлежал к древнему роду «Проломленных Голов».
На Сенной, говорят,
воры; пусть подойдут, я, может, и
отдам им шубу.
А при аресте, в Мокром, он именно кричал, — я это знаю, мне передавали, — что считает самым позорным делом всей своей жизни, что, имея средства
отдать половину (именно половину!) долга Катерине Ивановне и стать пред ней не
вором, он все-таки не решился
отдать и лучше захотел остаться в ее глазах
вором, чем расстаться с деньгами!
Подробнее на этот раз ничего не скажу, ибо потом все объяснится; но вот в чем состояла главная для него беда, и хотя неясно, но я это выскажу; чтобы взять эти лежащие где-то средства, чтобы иметь право взять их, надо было предварительно возвратить три тысячи Катерине Ивановне — иначе «я карманный
вор, я подлец, а новую жизнь я не хочу начинать подлецом», — решил Митя, а потому решил перевернуть весь мир, если надо, но непременно эти три тысячи
отдать Катерине Ивановне во что бы то ни стало и прежде всего.
Захотел лучше остаться в ее глазах
вором, но не
отдал, а самый главный позор был в том, что и вперед знал, что не
отдам!
«Если не
отдаст Федор Павлович, — думает он, — то ведь я перед Катериной Ивановной выйду
вором».
— Да притом, — продолжал он, — и мужики-то плохие, опальные. Особенно там две семьи; еще батюшка покойный, дай Бог ему царство небесное, их не жаловал, больно не жаловал. А у меня, скажу вам, такая примета: коли отец
вор, то и сын
вор; уж там как хотите… О, кровь, кровь — великое дело! Я, признаться вам откровенно, из тех-то двух семей и без очереди в солдаты
отдавал и так рассовывал — кой-куды; да не переводятся, что будешь делать? Плодущи, проклятые.
— Не в том смысле я говорил. Я такой обиды не нанесу тебе, чтоб думать, что ты можешь почесть меня за
вора. Свою голову я
отдал бы в твои руки без раздумья. Надеюсь, имею право ждать этого и от тебя. Но о чем я думаю, то мне знать. А ты делай, и только.
— Да мы их тебе, батюшка, сами в руки
отдали, — отвечают двое
воров.
— Вы пойдете к следователю, — формулировали свое мнение консультанты, обращаясь к первому
вору, — и откажетесь от первого показания; скажите: он не украл у меня, я сам ему деньги на сохранение
отдал, а он и не знал, откуда они ко мне пришли…
— И
отдал бы душу, Никита Романыч, — сказал он, — на пятом, много на десятом
воре; а достальные все-таки б зарезали безвинного. Нет; лучше не трогать их, князь; а как станут они обдирать убитого, тогда крикнуть, что Степка-де взял на себя более Мишки, так они и сами друг друга перережут!
— Но ведь я же шучу. Я шучу, мой добрый Фома, — я только хотел знать, действительно ли ты желаешь поцеловать старого, противного Иуду,
вора, который украл три динария и
отдал их блуднице.
Худший
вор не тот, кто взял себе то, что ему нужно, а тот, кто держит, не
отдавая другим, то, что ему не нужно, а необходимо другим. А это самое делают богачи.
— А я так полагаю, что глупая она бабенка, и больше ничего, — вставил слово свое удельный голова. — Подвернулся вдове казистый молодец, крепкий, здоровенный, а она сдуру-то и растаяла и капитал и все, что было у нее,
отдала ему… Сечь бы ее за это — не дури… Вот теперь и казнись — поделом
вору и мука, сама себя раба бьет, коль нечисто жнет.
— Пол да серед сами съели, печь да палата в наем
отдаем, а идущим по мосту милости подаем (то есть мошенничаем), и ты будешь, брат, нашего сукна епанча (то есть такой же
вор). Поживи здесь, в нашем доме, в котором всего довольно: наготы и бедноты изнавешаны месты, а голоду и холоду — анбары стоят. Пыль да копоть, притом нечего и лопать.
— Да всякий же может
отдать; хоть вот и вы так можете меня за это к плетям приговорить, потому что это выходит все равно, что я буду
вор.