Неточные совпадения
Петр Петрович Лужин, например, самый, можно сказать, солиднейший из всех жильцов, не явился, а между тем еще вчера же вечером Катерина Ивановна уже успела наговорить всем на свете, то есть Амалии Ивановне, Полечке, Соне и полячку, что это благороднейший, великодушнейший человек, с огромнейшими связями и с состоянием, бывший друг ее первого мужа, принятый в доме ее
отца и который
обещал употребить все средства, чтобы выхлопотать ей значительный пенсион.
Версилов,
отец мой, которого я видел всего только раз в моей жизни, на миг, когда мне было всего десять лет (и который в один этот миг успел поразить меня), Версилов, в ответ на мое письмо, не ему, впрочем, посланное, сам вызвал меня в Петербург собственноручным письмом,
обещая частное место.
На мельнице Василий Назарыч прожил целых три дня. Он подробно рассказывал Надежде Васильевне о своих приисках и новых разведках: дела находились в самом блестящем положении и в будущем
обещали миллионные барыши. В свою очередь, Надежда Васильевна рассказывала подробности своей жизни, где счет шел на гроши и копейки.
Отец и дочь не могли наговориться: полоса времени в три года, которая разделяла их, послужила еще к большему сближению.
Впрочем, встал он с постели не более как за четверть часа до прихода Алеши; гости уже собрались в его келью раньше и ждали, пока он проснется, по твердому заверению
отца Паисия, что «учитель встанет несомненно, чтоб еще раз побеседовать с милыми сердцу его, как сам изрек и как сам
пообещал еще утром».
Граф спросил письмо,
отец мой сказал о своем честном слове лично доставить его; граф
обещал спросить у государя и на другой день письменно сообщил, что государь поручил ему взять письмо для немедленного доставления.
Отец звал ее назад и
обещал через год отпустить ее к нам в Васильевское.
Мой
отец с видимым уважением подымал старика, когда он пытался земно поклониться, и
обещал сделать все, что возможно.
— А, пустяки! — рассердился
отец, видя, что его шансы становятся еще слабее. — Ну, а если ты сам отдал?.. И
обещал никогда не требовать назад? А потом кричишь: отдавай?..
Мать всякий раз
обещала отцу выполнить добросовестно по нашем возвращении акт обливания, но… бог ей, конечно, простит, — иной раз в этом отношении обманывала
отца…
— Не отпирайся…
Обещал прислать за нами лошадей через две недели, а я прожила целых шесть, пока не догадалась сама выехать. Надо же куда-нибудь деваться с ребятишками… Хорошо, что еще
отец с матерью живы и не выгонят на улицу.
— И не говори,
отец честной… Глаза бы не глядели. Скотинку теперь распродаем… Не то что скотине, а самим жевать нечего. Пудик ржаной мучки за целковый перешел еще об рождестве, а
обещают в два вогнать.
Девушка посмотрела на
отца почти с улыбкой сожаления, от которой у него защемило на душе. У него в голове мелькнула первая тень подозрения. Начато не
обещало ничего хорошего. Прежде всего его обезоруживало насмешливое спокойствие дочери.
Маланья Сергеевна с горя начала в своих письмах умолять Ивана Петровича, чтобы он вернулся поскорее; сам Петр Андреич желал видеть своего сына; но он все только отписывался, благодарил
отца за жену, за присылаемые деньги,
обещал приехать вскоре — и не ехал.
Встреча с
отцом в первое мгновенье очень смутила ее, подняв в душе детский страх к грозному родимому батюшке, но это быстро вспыхнувшее чувство так же быстро и улеглось, сменившись чем-то вроде равнодушия. «Что же, чужая так чужая…» — с горечью думала про себя Феня. Раньше ее убивала мысль, что она объедает баушку, а теперь и этого не было: она работала в свою долю, и баушка
обещала купить ей даже веселенького ситца на платье.
Девочка пытливо посмотрела на
отца и, догадавшись, что ее посылают одну, капризно надула губки и решительно заявила, что одна не пойдет. Ее начали уговаривать, а Анфиса Егоровна
пообещала целую коробку конфет.
О детях в последнем письме говорят, что недели через три
обещают удовлетворительный ответ. Значит, нужна свадьба для того, чтоб дети были дома. Бедная власть, для которой эти цыпушки могут быть опасны. Бедный
отец, который на троне, не понимает их положения. Бедный Погодин и бедная Россия, которые называют его царем-отцом!.. [Речь идет об «ура-патриотических» брошюрах М. П. Погодина.]
Между тем наступал конец сентября, и
отец доложил Прасковье Ивановне, что нам пора ехать, что к Покрову он
обещал воротиться домой, что матушка все нездорова и становится слаба, но хозяйка наша не хотела и слышать о нашем отъезде.
Отец и мать сочли неучтивостью отказаться и
обещали приехать.
Отец мой очень сожалел об этом и тут же приказал, чтобы Медвежий враг был строго заповедан, о чем хотел немедленно доложить Прасковье Ивановне и
обещал прислать особое от нее приказание.
Чтобы не так было скучно бабушке без нас, пригласили к ней Елизавету Степановну с обеими дочерьми, которая
обещала приехать и прожить до нашего возвращенья, чему
отец очень обрадовался.
Межеванье
обещали покончить в две недели, потому что моему
отцу нужно было воротиться к тому времени, когда у меня будет новая сестрица или братец.
Отец и мать
обещали непременно приехать.
— Знаешь, Луша, что сказал Прейн третьего дня? — задумчиво говорила Раиса Павловна после длинной паузы. — Он намекнул, что Евгений Константиныч дал бы тебе солидную стипендию, если бы ты вздумала получить высшее образование где-нибудь в столице… Конечно,
отец поехал бы с тобой, и даже доктору Прейн
обещал свои рекомендации.
— Потом прощанья эти, расставанья начались, — снова продолжала она. —
Отца уж только тем и утешала, что
обещала к нему осенью непременно приехать вместе с тобой. И, пожалуйста, друг мой, поедем… Это будет единственным для меня утешением в моем эгоистическом поступке.
— Я пришел к вам,
отец Василий, дабы признаться, что я, по поводу вашей истории русского масонства,
обещая для вас журавля в небе, не дал даже синицы в руки; но теперь, кажется, изловил ее отчасти, и случилось это следующим образом: ехав из Москвы сюда, я был у преосвященного Евгения и, рассказав ему о вашем положении, в коем вы очутились после варварского поступка с вами цензуры, узнал от него, что преосвященный — товарищ ваш по академии, и, как результат всего этого, сегодня получил от владыки письмо, которое не угодно ли будет вам прочесть.
— А в будущем году господин Вздошников
обещают колокол соорудить — тогда, пожалуй, и в Кимре нам позавидуют! — сообщил
отец дьякон, показывавший нам достопримечательности собора. — А еще через годик н наружную штукатурку они же возобновят.
Арина Петровна сидит в своем кресле и вслушивается. И сдается ей, что она все ту же знакомую повесть слышит, которая давно, и не запомнит она когда, началась. Закрылась было совсем эта повесть, да вот и опять, нет-нет, возьмет да и раскроется на той же странице. Тем не менее она понимает, что подобная встреча между
отцом и сыном не
обещает ничего хорошего, и потому считает долгом вмешаться в распрю и сказать примирительное слово.
Алексей Степаныч привставал, кланялся, садился, во всем соглашался и
обещал завтра же написать к
отцу и к матери.
Эта мысль овладела пылким воображением Софьи Николавны, и она очень милостиво отпустила своего хворого обожателя;
обещала поговорить с
отцом и передать ответ через Алакаеву.
Отец хотел после курса записать его в канцелярию гражданского губернатора, в чем ему
обещал протежировать секретарь, у которого он лечил безвозмездно детей, вечно золотушных.
—
Отец Еремей! — отвечал Бычура робким голосом, посматривая на присмиревших своих товарищей. — Ведь ты сам
обещал выдать нам невесту Гонсевского?
Наружность старшего сына, Петра, была совсем другого рода: исполинский рост, длинные члены и узкая грудь не
обещала большой физической силы; но зато черты его отражали энергию и упрямство, которыми отличался
отец.
«Пароход бежит по Волге». Еду «вверх по матушке, по Волге», а куда — сам не знаю. Разные мысли есть, но все вразброд, остановиться не на чем. Порадовал из Ростова
отца письмецом, после очень, очень долгого молчания, и
обещал приехать. Значит, путь открыт, а все-таки как-то не хочется еще пока… Если не приеду,
отец скажет только: «Не перебесился еще!»
Наконец, кончил ее милый курс покаяния, получил радостное известие о смерти самодура-отца и удрал,
обещая Анне Анисимовне не забывать ее за хлеб и соль, за любовь верную и за дружбу.
То, что я встретила и узнала вас, было небесным лучом, озарившим мое существование; но то, что я стала вашею женой, было ошибкой, вы понимаете это, и меня теперь тяготит сознание ошибки, и я на коленях умоляю вас, мой великодушный друг, скорее-скорее, до отъезда моего в океан, телеграфируйте, что вы согласны исправить нашу общую ошибку, снять этот единственный камень с моих крыльев, и мой
отец, который примет на себя все хлопоты,
обещает мне не слишком отягощать вас формальностями.
— Мой
отец говорил о вас, — сказала она сухо, не глядя на меня и краснея. — Должиков
обещал вам место на железной дороге. Отправляйтесь к нему завтра, он будет дома.
Лидия. Он
обещал непременно привезти сегодня. Ему не верить стыдно, когда он сделал такое одолжение
отцу.
Тюменев, отобедав, вскоре собрался ехать на дачу: должно быть, его там что-то такое очень беспокоило. При прощании он взял с Бегушева честное слово завтра приехать к нему в Петергоф на целый день. Бегушев
обещал. Когда граф Хвостиков, уезжавший тоже с Тюменевым вместе, садясь в коляску, пошатнулся немного — благодаря выпитому шампанскому, то Тюменев при этом толкнул еще его ногой: злясь на дочь, он вымещал свой гнев и на
отце.
Ничего не
обещая,
отец сказал...
Почти ежедневно через залу, где мы играли, в кабинет к
отцу проходил с бумагами его секретарь, Борис Антонович Овсяников. Часто последний обращался ко мне,
обещая сделать превосходную игрушку — беговые санки, и впоследствии я не мог видеть Бориса Антоновича без того, чтобы не спросить: «Скоро ли будут готовы санки?» На это следовали ответы, что вот только осталось выкрасить, а затем высушить, покрыть лаком, обить сукном и т. д. Явно, что санки существовали только на словах.
Новосильцов явился в Новоселки, прося советов
отца, которому жаловался на малодоходность своих превосходных имений. Очевидно, такая просьба была по душе
отцу, и он
обещал по соседству наблюдать за имениями Новосильцова.
Вы можете судить сами, мог ли я не
обещать клятвенно исполнить такую просьбу. В продолжение целых пятнадцати лет не случалось мне встретить ничего такого, что бы хотя сколько-нибудь походило на описание, сделанное моим
отцом, как вдруг теперь, на аукционе…
Отец мой находился об эту пору по служебным обязанностям в Ельце и не
обещал приехать домой даже к Рождеству Христову, а потому матушка собралась сама к нему съездить, чтобы не оставить его одиноким в этот прекрасный и радостный праздник.
Свои деньги Поликарп Тарасыч давно проиграл, у
отца просить не смел и теперь проигрывал женино приданое, хотя Мирон Никитич за дочерью и не дал больших денег, а только
обещал «не обидеть».
Тогда расцвели самые угрюмые лица: завещание это
обещало интересные вещи. Сигби протиснулся ближе всех — он никогда не читал такой штучки, даром что
отец его умер на собственной земле. Жизнь разлучает родственников.
Не торопи
Меня, царевна. В этом Бог волен.
Учителей я ваших
обещалС благоговеньем выслушать, но только
По убежденью откажусь от веры
Моих
отцов.
Великий инквизитор
обещалУ нашего
отца святого выпросить
Мне шапку кардинала, если я
Явлюсь ее достойным — то есть
Обманывать и лицемерить научусь!
Кухарка статского советника, помогавшая Столыгину за беленькую бумажку и за золотые серьги, которые он
обещал, но все не приносил, вдруг испугалась могущих быть из этой связи последствий и раз вечером, немного напившись, все рассказала
отцу, разумеется, кроме собственного участия.
Русаков. Ты, сестра, молчи — это не твое дело. Дуня, не дури! Не печаль
отца на старости лет. Выкинь блажь-то из головы.
Отец лучше тебя знает, что делает. Ты думаешь, ему ты нужна? Ему деньги нужны, дура! Он тебя только обманывает, он выманит деньги-то, а тебя прогонит через неделю. У меня есть для тебя жених: Иван Петрович; уж я ему
обещал.
Лаптев.
Обещали вы отдать мне ружья
отцовы и одежонку его…