Неточные совпадения
В следующую речь Стародума Простаков с сыном, вышедшие из средней двери, стали позади Стародума.
Отец готов его обнять, как скоро дойдет очередь, а сын
подойти к руке. Еремеевна взяла место в стороне и, сложа руки, стала как вкопанная, выпяля глаза на Стародума, с рабским подобострастием.
— Экой молодец стал! И то не Сережа, а целый Сергей Алексеич! — улыбаясь сказал Степан Аркадьич, глядя на бойко и развязно вошедшего красивого, широкого мальчика в синей курточке и длинных панталонах. Мальчик имел вид здоровый и веселый. Он поклонился дяде, как чужому, но, узнав его, покраснел и, точно обиженный и рассерженный чем-то, поспешно отвернулся от него. Мальчик
подошел к
отцу и подал ему записку о баллах, полученных в школе.
«Всё смешалось,—подумал Степан Аркадьич, — вон дети одни бегают». И,
подойдя к двери, он кликнул их. Они бросили шкатулку, представлявшую поезд, и вошли к
отцу.
Она тоже не спала всю ночь и всё утро ждала его. Мать и
отец были бесспорно согласны и счастливы ее счастьем. Она ждала его. Она первая хотела объявить ему свое и его счастье. Она готовилась одна встретить его, и радовалась этой мысли, и робела и стыдилась, и сама не знала, что она сделает. Она слышала его шаги и голос и ждала за дверью, пока уйдет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon ушла. Она, не думая, не спрашивая себя, как и что,
подошла к нему и сделала то, что она сделала.
― Ну вот, подите сюда, совершенные дети, ― сказал он входившим красавцам мальчикам, которые, поклонившись Левину,
подошли к
отцу, очевидно желая о чем-то спросить его.
Сережа вскочил,
подошел к
отцу и, поцеловав его руку, поглядел на него внимательно, отыскивая признаков радости в получении Александра Невского.
Подошедши к бюро, он переглядел их еще раз и уложил, тоже чрезвычайно осторожно, в один из ящиков, где, верно, им суждено быть погребенными до тех пор, покамест
отец Карп и
отец Поликарп, два священника его деревни, не погребут его самого, к неописанной радости зятя и дочери, а может быть, и капитана, приписавшегося ему в родню.
Тогда крики умолкли, и Лонгрен пошел домой. Ассоль, проснувшись, увидела, что
отец сидит пред угасающей лампой в глубокой задумчивости. Услышав голос девочки, звавшей его, он
подошел к ней, крепко поцеловал и прикрыл сбившимся одеялом.
Василиса Егоровна, присмиревшая под пулями, взглянула на степь, на которой заметно было большое движение; потом оборотилась к мужу и сказала ему: «Иван Кузмич, в животе и смерти бог волен: благослови Машу. Маша,
подойди к
отцу».
— Я так и думала: до Ляховского ли. Легкое ли место, как отец-то наш тогда принял тебя… Горяч он стал больно: то ли это от болезни его, или годы уж такие
подходят… не разберу ничего.
Подходя, он вспомнил, что
отец очень настаивал накануне, чтоб он как-нибудь вошел потихоньку от брата Ивана.
Затем молча, общим поклоном откланявшись всем бывшим в комнате, Дмитрий Федорович своими большими и решительными шагами
подошел к окну, уселся на единственный оставшийся стул неподалеку от
отца Паисия и, весь выдвинувшись вперед на стуле, тотчас приготовился слушать продолжение им прерванного разговора.
В настоящем же деле, которым мы так все теперь заняты, которым болят наши души, — в настоящем деле
отец, покойный Федор Павлович Карамазов, нисколько не
подходил под то понятие об
отце, которое сейчас сказалось нашему сердцу.
Подойдя вплоть,
отец Паисий увидел, что он, закрыв обеими ладонями лицо, хотя и безгласно, но горько плачет, сотрясаясь всем телом своим от рыданий.
— А вот и я готов, —
подошел Алексей Петрович: — пойдемте в церковь. — Алексей Петрович был весел, шутил; но когда начал венчанье, голос его несколько задрожал — а если начнется дело? Наташа, ступай к
отцу, муж не кормилец, а плохое житье от живого мужа на отцовских хлебах! впрочем, после нескольких слов он опять совершенно овладел собою.
Отец его
подошел к ее ручке, и он с досадою ему последовал; когда прикоснулся он к ее беленьким пальчикам, ему показалось, что они дрожали.
Как-то утром я взошел в комнату моей матери; молодая горничная убирала ее; она была из новых, то есть из доставшихся моему
отцу после Сенатора. Я ее почти совсем не знал. Я сел и взял какую-то книгу. Мне показалось, что девушка плачет; взглянул на нее — она в самом деле плакала и вдруг в страшном волнении
подошла ко мне и бросилась мне в ноги.
Отец мой говорил с ними несколько слов; одни
подходили к ручке, которую он никогда не давал, другие кланялись, — и мы уезжали.
Каждый год
отец мой приказывал мне говеть. Я побаивался исповеди, и вообще церковная mise en scene [постановка (фр.).] поражала меня и пугала; с истинным страхом
подходил я к причастию; но религиозным чувством я этого не назову, это был тот страх, который наводит все непонятное, таинственное, особенно когда ему придают серьезную торжественность; так действует ворожба, заговаривание. Разговевшись после заутрени на святой неделе и объевшись красных яиц, пасхи и кулича, я целый год больше не думал о религии.
Мой
отец, окончив свою брандмайорскую должность, встретил у Страстного монастыря эскадрон итальянской конницы, он
подошел к их начальнику и рассказал ему по-итальянски, в каком положении находится семья.
Мой
отец спокойно
подошел, отворил дверь в противуположную сторону и совершенно тихим голосом заметил...
Вид его был так назидателен, что какой-то студент из семинаристов, приходя за табелью,
подошел к нему под благословение и постоянно называл его «
отец ректор».
Присутствие матушки приводило их в оцепенение, и что бы ни говорилось за столом, какие бы ни происходили бурные сцены, они ни одним движением не выказывали, что принимают в происходящем какое-нибудь участие. Молча садились они за обед, молча
подходили после обеда к
отцу и к матушке и отправлялись наверх, чтоб не сходить оттуда до завтрашнего обеда.
Матушка первая
подходит к столу, кладет на тарелку моченое яблоко и подает его
отцу.
Начинается с того, что родные, кроме
отца и Любягина,
подходят к старику и целуют его руку.
Замечательно, что среди общих симпатий, которые стяжал к себе Половников, один
отец относился к нему не только равнодушно, но почти гадливо. Случайно встречаясь с ним, Федос обыкновенно
подходил к нему «к ручке», но
отец проворно прятал руки за спину и холодно произносил: «Ну, будь здоров! проходи, проходи!» Заочно он называл его не иначе как «кобылятником», уверял, что он поганый, потому что сырое кобылье мясо жрет, и нетерпеливо спрашивал матушку...
При сем слове Левко не мог уже более удержать своего гнева.
Подошедши на три шага к нему, замахнулся он со всей силы, чтобы дать треуха, от которого незнакомец, несмотря на свою видимую крепость, не устоял бы, может быть, на месте; но в это время свет пал на лицо его, и Левко остолбенел, увидевши, что перед ним стоял
отец его. Невольное покачивание головою и легкий сквозь зубы свист одни только выразили его изумление. В стороне послышался шорох; Ганна поспешно влетела в хату, захлопнув за собою дверь.
Но
отец, которому все это и надоело, и мешало, открыл свою дверь, и оба вошли в кабинет. Петр без всяких предосторожностей
подошел к постели и громко сказал по — польски...
Отца мы застали живым. Когда мы здоровались с ним, он не мог говорить и только смотрел глазами, в которых виднелись страдание и нежность. Мне хотелось чем-нибудь выразить ему, как глубоко я люблю его за всю его жизнь и как чувствую его горе. Поэтому, когда все вышли, я
подошел к его постели, взял его руку и прильнул к ней губами, глядя в его лицо. Губы его зашевелились, он что-то хотел сказать. Я наклонился к нему и услышал два слова...
На следующий вечер старший брат, проходя через темную гостиную, вдруг закричал и со всех ног кинулся в кабинет
отца. В гостиной он увидел высокую белую фигуру, как та «душа», о которой рассказывал капитан.
Отец велел нам идти за ним… Мы
подошли к порогу и заглянули в гостиную. Слабый отблеск света падал на пол и терялся в темноте. У левой стены стояло что-то высокое, белое, действительно похожее на фигуру.
Макар, не торопясь, слез с лошади, снял шапку и
подошел к
отцу.
Подходит инок Кирилл с топором к
отцу Гурию и говорит: «Отче, благослови!» Только поднял
отец Гурий правую руку с крестом, а Кирилл его топором прямо по лбу и благословил.
—
Подходи, не бойся, — подталкивал ее осторожно в спину
отец, стараясь подвести к Егору. — Это мой брат, а твой дядя. Поцелуй его.
Осторожно, на цыпочках, чтобы не разбудить спавшего
отца, Нюрочка вышла из своей засады и
подошла к двери.
Тихой, ровной поступью
подошла она к
отцу, спокойно поцеловала его руку и спокойно подставила ему для поцелуя свой мраморный лоб.
Лиза опять
подошла к
отцу, но старик отвернул от нее руку.
— Папа, прощайте, я уезжаю, — сказала Лиза,
подойдя снова к
отцу.
Разве
отец иногда придет и выкурит возле нее одну из своих бесчисленных трубок и при этом о чем-нибудь перемолвится; или няня
подойдет да посмотрит на ее работу и что-нибудь расскажет, впрочем, для собственного удовольствия.
Прочитав это письмо, Лиза тщательно сложила его, сунула в карман, потом встала,
подошла к
отцу, поцеловала его самого и поцеловала его руку.
— Нюра! Нюрочка! Шаша! — позвал Пармен Семенович,
подойдя к двери, и на этот зов предстали две весьма миловидные девушки, одна на вид весьма скромная, а другая с смелыми, лукавыми глазками, напоминающими глаза
отца, но обе во вкусе так называемого «размое-мое».
Мы остановились, сошли с роспусков,
подошли близко к жнецам и жницам, и
отец мой сказал каким-то добрым голосом: «Бог на помощь!» Вдруг все оставили работу, обернулись к нам лицом, низко поклонились, а некоторые крестьяне, постарше, поздоровались с
отцом и со мной.
Я сейчас попросился гулять в сад вместе с сестрой; мать позволила, приказав не
подходить к реке, чего именно я желал, потому что
отец часто разговаривал со мной о своем любезном Бугуруслане и мне хотелось посмотреть на него поближе.
Она вышла на маленькую полянку, остановилась и сказала: «Здесь непременно должны быть грузди, так и пахнет груздями, — и вдруг закричала: — Ах, я наступила на них!» Мы с
отцом хотели
подойти к ней, но она не допустила нас близко, говоря, что это ее грузди, что она нашла их и что пусть мы ищем другой слой.
Отец все еще не возвращался, и мать хотела уже послать за ним, но только что мы улеглись в карете, как
подошел отец к окну и тихо сказал: «Вы еще не спите?» Мать попеняла ему, что он так долго не возвращался.
Сначала мы вставали с роспусков и
подходили к жнецам, а потом только подъезжали к ним; останавливались,
отец мой говорил: «Бог на помощь».
Под влиянием этого же временного отсутствия мысли — рассеянности почти — крестьянский парень лет семнадцати, осматривая лезвие только что отточенного топора подле лавки, на которой лицом вниз спит его старик
отец, вдруг размахивается топором и с тупым любопытством смотрит, как сочится под лавку кровь из разрубленной шеи; под влиянием этого же отсутствия мысли и инстинктивного любопытства человек находит какое-то наслаждение остановиться на самом краю обрыва и думать: а что, если туда броситься? или приставить ко лбу заряженный пистолет и думать: а что, ежели пожать гашетку? или смотреть на какое-нибудь очень важное лицо, к которому все общество чувствует подобострастное уважение, и думать: а что, ежели
подойти к нему, взять его за нос и сказать: «А ну-ка, любезный, пойдем»?
Павел поклонился ей и, нимало не медля затем, с опущенными в землю глазами,
подошел под благословение к отцу-настоятелю: после жизни у Крестовниковых он очень стал уважать всех духовных особ. Настоятель попривстал немного и благословил его.
Павел наконец проснулся и, выйдя из спальни своей растрепанный, но цветущий и здоровый,
подошел к
отцу и, не глядя ему в лицо, поцеловал у него руку. Полковник почти сурово взглянул на сына.
Наташа молча поцеловала ее руку и ступила шаг к дверям; но вдруг быстро воротилась назад и
подошла к
отцу. Грудь ее глубоко волновалась.