Несмотря на слово, данное накануне Ипатову, Владимир Сергеич решился было обедать дома и даже заказал своему походному повару любимый рисовый суп с потрохами, но вдруг, быть может вследствие чувства довольства, наполнившего его душу с утра, остановился посреди комнаты, ударил себя рукою по лбу и не без некоторой удали громко воскликнул: «А поеду-ка я к этому старому краснобаю!» Сказано — сделано; чрез полчаса он уже сидел в своем новеньком тарантасе, запряженном четвернею добрых крестьянских лошадей, и ехал в Ипатовку, до которой считалось не более двенадцати верст
отличной дороги.
Неточные совпадения
Остальная
дорога до станции была
отличная. Мы у речки, на мшистой почве, в лесу, напились чаю, потом ехали почти по шоссе, по прекрасной сосновой, березовой и еловой аллее. Встретили красивый каскад и груды причудливо разбросанных как будто взрывом зеленоватых камней.
Веревкин по тону голоса слышал, что не нужно спрашивать старика, куда и зачем он едет. У Василия Назарыча было что-то на уме, ну, пусть его: ехать так ехать. Отчего не проехаться:
дорога как карта, экипаж у Василия Назарыча
отличный, можно всю
дорогу спать.
Из города —
дорог; у соседей у Артамоновых есть живописец и, говорят,
отличный, да барыня ему запрещает чужим людям уроки давать.
С наступлением октября начинаются первые серьезные морозы. Земля закоченела, трава по утрам покрывается инеем, вода в канавках затягивается тонким слоем льда; грязь на
дорогах до того сковало, что езда в телегах и экипажах сделалась невозможною. Но зато черностоп образовался
отличный: гуляй мужичок да погуливай. Кабы на промерзлую землю да снежку Бог послал — лучше бы не надо.
Началось оно с того, что у некоторых чиновников, получающих даже очень маленькое жалованье, стали появляться
дорогие лисьи и собольи шубы, а в гиляцких юртах появилась русская водочная посуда; [Начальник Дуйского поста, майор Николаев, говорил одному корреспонденту в 1866 г.: — Летом я с ними дела не имею, а зимой зачастую скупаю у них меха, и скупаю довольно выгодно; часто за бутылку водки или ковригу хлеба от них можно достать пару
отличных соболей.
В деревнях остаются только лошади
отличные, почему-нибудь редкие и
дорогие, лошади езжалые, необходимые для домашнего употребления, жеребята, родившиеся весной того же года, и жеребые матки, которых берут, однако, на дворы не ранее, как во второй половине зимы: все остальные тюбенюют, то есть бродят по степи и, разгребая снег копытами, кормятся ветошью ковыля и других трав.
Однако на этот раз ее ожидания были обмануты: венскому инструменту оказалось не по силам бороться с куском украинской вербы. Правда, у венского пианино были могучие средства:
дорогое дерево, превосходные струны,
отличная работа венского мастера, богатство обширного регистра. Зато и у украинской дудки нашлись союзники, так как она была у себя дома, среди родственной украинской природы.
Несчастливцев. Штука
отличная. Сам, братец, сшил для
дороги. Легко и укладисто.
Негина.
Отличная шаль,
дорогая.
— Это ты, матушка, — воскликнул Борисов, обнимая меня, — тут спозаранку звенишь у крыльца? Добро пожаловать! Отдохни с
дороги, а там надо познакомить тебя с нашими орденцами;
отличные, братец ты мой, люди!
Дорогою мы рассуждали с братом, какой у господина полковника должен быть знатный банкет и как, при многих у него гостях, будут нам отдавать
отличную честь, как прилично и следует знаменитым Халязским.
— Ах! — сказала она тихо и нетерпеливо поморщилась. — Вы можете сделать
отличную железную
дорогу или мост, но для голодающих вы ничего не можете сделать. Поймите вы!
На них встретите вы иногда
отличный фрак и запачканный плащ,
дорогой бархатный жилет и сюртук весь в красках.
Ну, и что же? Если я и проживу еще дней пять-шесть, что будет из этого? Наши ушли, болгары разбежались.
Дороги близко нет. Все равно — умирать. Только вместо трехдневной агонии я сделал себе недельную. Не лучше ли кончить? Около моего соседа лежит его ружье,
отличное английское произведение. Стоит только протянуть руку; потом — один миг, и конец. Патроны валяются тут же, кучею. Он не успел выпустить всех.
Тупицы — лица, окончательно обиженные природой, отчаянно глупые, повторяющие общие места и говорящие то, что все уже давно знают: «Сегодня пятнадцатое число, через две недели будет первое!» — «Петр Великий гений!» — «Я люблю то, что хорошо!» — «Мужчины не женщины!» — «Железная
дорога отличное изобретение!» — «В Петербурге можно все достать за деньги…» — «вообще говоря: болезнь скверная вещь!» — «Кто же не имеет недостатков?» — «Зимою всегда холодно!» — «Сегодня пятница, завтра суббота!» и т. д.
Из дому выходит Федор Иванович; он в поддевке из
отличного сукна, в высоких сапогах; на груди у него ордена, медали и массивная золотая цепь с брелоками: на пальцах
дорогие перстни.
— Губарев?! С легким вас приездом… Как же, как же, слыхали. Сынок ваш, можно сказать, по параллельным брусьям первый, по словесности первый, запевало знаменитый, знак за
отличную стрельбу имеет… В креслице не угодно ли… Да, может, вы с
дороги, с устатку, не перекусите ли чего, пока до разговора дойдем?
Тридцатипятиверстное расстояние от станции железной
дороги до усадьбы князей Шестовых, сплошь по шоссе, в покойном экипаже и на
отличных лошадях Николай Леопольдович проехал почти незаметно, углубленный в свои мысли.