Неточные совпадения
Ванька весь этот разговор внимательно слушал в соседней комнате: он очень боялся, что его, пожалуй, не
отпустят с барчиком в Москву. Увы! Он давно уже утратил
любовь к деревне и страх к городам… Ванька явился.
Между сестрами завязалась живая переписка: Аня заочно пристрастилась к Дорушке; та ей взаимно, из своей степной глуши, платила самой горячей
любовью. Преобладающим стремлением девочек стало страстное желание увидаться друг
с другом. Княгиня и слышать не хотела о том, чтобы
отпустить шестнадцатилетнюю Аню из Парижа в какую-то глухую степную деревню.
Встав из-за стола, она упросила мать
отпустить ее
с дежурства из гостиной, говоря, что у ней разболелась голова; мать позволила ей уйти, но Шатов просидел
с хозяевами еще часа полтора, проникнутый и разогретый чувством искренней
любви, оживившей его несколько апатичный ум и медленную речь; он говорил живо, увлекательно, даже тепло и совершенно пленил Болдухиных, особенно Варвару Михайловну, которая, когда Ардальон Семеныч ушел, несколько времени не находила слов достойно восхвалить своего гостя и восполняла этот недостаток выразительными жестами, к которым только в крайности прибегала.
— Нет, господин мой, ослушаюсь я твоего веления, не возьму ни меча, ни жезла, ни шапки, ни мантии. Не оставлю я слепых своих братий: я им и свет и пища, и друг и брат. Три года я жил
с ними и работал для них, и прилепился душою к нищим и убогим. Прости ты меня и
отпусти в мир к людям: долго стоял я один среди народа, как на каменном столпе, высоко мне было, но одиноко, ожесточилось сердце мое и исчезла
любовь к людям.
Отпусти меня.
«Я, — говорит, —
с княжной Александрой посоветуюсь, ты не плачь, может, судьба твоя и устроится…» Тут, вскорости это произошло, позвала меня ваша княжна и рассказала, что как княжна Варвара Ивановна ей про
любовь нашу поведала, в ту же ночь приснился ей, вашей-то княжне, покойный князь Владимир Яковлевич и наказал поженить нас,
отпустить на волю и пять тысяч выдать мне в приданое.
После этой операции женщину
отпустили в сопровождении услужливой ее половины, утешавшей ее
с красноречием искренней
любви. В это время государь, вытирая свои инструменты и укладывая их в футляр, заметил Густава и ласково произнес...
Я приподнялась на кровати и, держа его за обе руки, начала рассматривать. Он немного постарел, немного пополнел; но все такой же моложавый,
с тем же большим лбом и маленьким носом и прической под гребенку, только
отпустил себе редкую, жидкую бородку. Добрые его глаза смотрели на меня
с такой тихой и снисходительной
любовью, что вся моя болезненная тягость, всякое ощущение страха и неприятного стыда, все это прошло.
„Буду готов!” — сказал Паткуль,
отпуская своего бывшего секретаря, и жизнь
с мечтами
любви и честолюбия разыгралась снова в этой пламенной душе.