Правда, холодное прощание отца не забывается и, признаться, немало
отравляет радость поездки. Утешаюсь тем, что вечные замечания Люды, как надо держаться барышне из хорошей семьи, скучные уроки и ненавистный французский — все это откладывается до тех пор, пока я, вдоволь нагостившись у дедушки, не вернусь домой.
Неточные совпадения
Но между тем странное чувство
отравляло мою
радость: мысль о злодее, обрызганном кровию стольких невинных жертв, и о казни, его ожидающей, тревожила меня поневоле: «Емеля, Емеля! — думал я с досадою, — зачем не наткнулся ты на штык или не подвернулся под картечь? Лучше ничего не мог бы ты придумать». Что прикажете делать? Мысль о нем неразлучна была во мне с мыслию о пощаде, данной мне им в одну из ужасных минут его жизни, и об избавлении моей невесты из рук гнусного Швабрина.
Это известие
отравило Бахареву
радость возвращения на родное пепелище.
Между Богом и человеком стоит совершенный им грех, и грех мешает воспринять полноту бытия,
отравляет всякую
радость.
Когда Палагея Евграфовна замечала Петру Михайлычу: «Баловник уж вы, баловник, нечего таиться», — он обыкновенно возражал: «Воспрещать ребенку резвиться — значит
отравлять самые лучшие минуты жизни и омрачать самую чистую, светлую
радость».
«Да, твой, вечно твой», — прибавлял он. Впереди улыбалась слава, и венок, думал он, сплетет ему Наденька и перевьет лавр миртами, а там… «Жизнь, жизнь, как ты прекрасна! — восклицал он. — А дядя? Зачем смущает он мир души моей? Не демон ли это, посланный мне судьбою? Зачем
отравляет он желчью все мое благо? не из зависти ли, что сердце его чуждо этим чистым
радостям, или, может быть, из мрачного желания вредить… о, дальше, дальше от него!.. Он убьет, заразит своею ненавистью мою любящую душу, развратит ее…»
Мы, бедные, нервные, больные люди, не умеем брать просто от жизни ее
радостей, мы их нарочно
отравляем ядом нашей неутомимой потребности копаться в каждом чувстве, в каждом своем и чужом помышлении…
Мы все любим предаваться надежде, верим слепо ее обещаниям, и почти всегда в ту самую минуту, когда она готова превратиться в существенность, боязнь и сомнение
отравляют нашу
радость.
Смотрел я, как по грязному полу двигаются, лениво шаркая ногами, «девушки для
радости», как отвратительно трясутся их дряблые тела под назойливый визг гармоники или под раздражающий треск струн разбитого пианино, смотрел — и у меня зарождались какие-то неясные, но тревожные мысли. От всего вокруг истекала скука,
отравляя душу бессильным желанием куда-то уйти.