Неточные совпадения
И Левина
охватило новое чувство любви к этому прежде чуждому ему
человеку, старому князю, когда он смотрел, как Кити долго и нежно целовала его мясистую руку.
Не раз говорила она себе эти последние дни и сейчас только, что Вронский для нее один из сотен вечно одних и тех же, повсюду встречаемых молодых
людей, что она никогда не позволит себе и думать о нем; но теперь, в первое мгновенье встречи с ним, ее
охватило чувство радостной гордости.
Но ни тому, ни другому не спалось. Какое-то почти враждебное чувство
охватывало сердца обоих молодых
людей. Минут пять спустя они открыли глаза и переглянулись молча.
На него смотрели
человек пятнадцать, рассеянных по комнате, Самгину казалось, что все смотрят так же, как он: брезгливо, со страхом, ожидая необыкновенного. У двери сидела прислуга: кухарка, горничная, молодой дворник Аким; кухарка беззвучно плакала, отирая глаза концом головного платка. Самгин сел рядом с
человеком, согнувшимся на стуле, опираясь локтями о колена,
охватив голову ладонями.
Часа через полтора Самгин шагал по улице, следуя за одним из понятых, который покачивался впереди него, а сзади позванивал шпорами жандарм. Небо на востоке уже предрассветно зеленело, но город еще спал, окутанный теплой, душноватой тьмою. Самгин немножко любовался своим спокойствием, хотя было обидно идти по пустым улицам за
человеком, который, сунув руки в карманы пальто, шагал бесшумно, как бы не касаясь земли ногами, точно он себя нес на руках,
охватив ими бедра свои.
Глаза Клима, жадно поглотив царя, все еще видели его голубовато-серую фигуру и на красивеньком лице — виноватую улыбку. Самгин чувствовал, что эта улыбка лишила его надежды и опечалила до слез. Слезы явились у него раньше, но это были слезы радости, которая
охватила и подняла над землею всех
людей. А теперь вслед царю и затихавшему вдали крику Клим плакал слезами печали и обиды.
— Сиди смирно, — сказал он. — Да, иногда можно удачно хлестнуть стихом по больному месту. Сатира — плеть: ударом обожжет, но ничего тебе не выяснит, не даст животрепещущих образов, не раскроет глубины жизни с ее тайными пружинами, не подставит зеркала… Нет, только роман может
охватывать жизнь и отражать
человека!
Нехлюдов уставился на свет горевшей лампы и замер. Вспомнив всё безобразие нашей жизни, он ясно представил себе, чем могла бы быть эта жизнь, если бы
люди воспитывались на этих правилах, и давно не испытанный восторг
охватил его душу. Точно он после долгого томления и страдания нашел вдруг успокоение и свободу.
Разве в состоянии их птичьи головки когда-нибудь возвыситься до настоящей идеи, которая
охватывает всего
человека и делает его своим рабом.
Галактиона
охватила самая тяжелая страсть, страсть пожилого
человека, терявшего голову.
Одно желание
охватывало всего
человека: видеть ее.
Страшная тоска
охватывала Галактиона, и он начинал чувствовать себя чужим
человеком в собственном доме.
Его
охватила жгучая тоска, и он с ненавистью оглядел толпу, для которой еще недавно был своим и желанным
человеком.
Это был настоящий удар. В первый момент Галактион не понял хорошенько всей важности случившегося. Именно этого он никак не ожидал от жены. Но опустевшие комнаты говорили красноречивее живых
людей. Галактиона
охватило озлобленное отчаяние. Да, теперь все порвалось и навсегда. Возврата уже не было.
Первое чувство, которое
охватило Аграфену, когда сани переехали на другую сторону Каменки и быстро скрылись в лесу, походило на то, какое испытывает тонущий
человек. Сиденье у саней было узкое, так что на поворотах, чтобы сохранить равновесие, инок Кирилл всем корпусом наваливался на Аграфену.
Детское лицо улыбалось в полусне счастливою улыбкой, и слышалось ровное дыхание засыпающего
человека. Лихорадка проходила, и только красные пятна попрежнему играли на худеньком личике. О, как Петр Елисеич любил его, это детское лицо, напоминавшее ему другое, которого он уже не увидит!.. А между тем именно сегодня он страстно хотел его видеть, и щемящая боль
охватывала его старое сердце, и в голове проносилась одна картина за другой.
— Вва! — разводил князь руками. — Что такое Лихонин? Лихонин — мой друг, мой брат и кунак. Но разве он знает, что такое любофф? Разве вы, северные
люди, понимаете любофф? Это мы, грузины, созданы для любви. Смотри, Люба! Я тебе покажу сейчас, что такое любоффф! Он сжимал кулаки, выгибался телом вперед и так зверски начинал вращать глазами, так скрежетал зубами и рычал львиным голосом, что Любку, несмотря на то, что она знала, что это шутка,
охватывал детский страх, и она бросалась бежать в другую комнату.
Девушка торопливо протянула свою руку и почувствовала, с странным трепетом в душе, как к ее тонким розовым пальцам прильнуло горячее лицо набоба и его белокурые волосы обвили ее шелковой волной. Ее на мгновенье
охватило торжествующее чувство удовлетворенной гордости: набоб пресмыкался у ее ног точно так же, как пресмыкались пред ним сотни других, таких же жалких
людей.
Появление Лаптева на балу, где собралось публики до двухсот
человек, вызвало подавленную тишину, которая
охватила все залы разом.
А Павел, выбросив из груди слово, в которое он привык вкладывать глубокий и важный смысл, почувствовал, что горло ему сжала спазма боевой радости;
охватило желание бросить
людям свое сердце, зажженное огнем мечты о правде.
Такова была среда, которая
охватывала Имярека с молодых ногтей. Живя среди массы
людей, из которых каждый устраивался по-своему, он и сам подчинялся общему закону разрозненности. Вместе с другими останавливался в недоумении перед задачами жизни и не без уныния спрашивал себя: ужели дело жизни в том и состоит, что оно для всех одинаково отсутствует?
Чтобы не чувствовать, как час за часом тянется серая жизнь, нужно, чтобы
человека со всех сторон
охватили мелочи, чтоб они с утра до вечера не давали ему опомниться.
Удивительно, как странны делаются
люди, когда их вдруг
охватит желание нравиться! — думалось мне, покуда Глумов выделывал ногами какие-то масонские знаки около печки.
Только теперь, когда постепенно вернулось к ней застланное сном сознание, она глубоко
охватила умом весь ужас и позор прошедшей ночи. Она вспомнила помощника капитана, потом юнгу, потом опять помощника капитана. Вспомнила, как грубо, с нескрываемым отвращением низменного, пресытившегося
человека выпроваживал ее этот красавец грек из своей каюты. И это воспоминание было тяжелей всего.
Все более часто меня
охватывало буйное желание озорничать, потешать
людей, заставлять их смеяться. Мне удавалось это, я умел рассказывать о купцах Нижнего базара, представляя их в лицах; изображал, как мужики и бабы продают и покупают иконы, как ловко приказчик надувает их, как спорят начетчики.
Ахилла над этим не задумался; он надеялся найти на кладбище что-нибудь другое, что с таким же точно удобством сослужило бы ему службу при обратной переправе; да и притом его вдруг
охватило то чувство, которое так легко овладевает
человеком ночью на кладбище.
Поэзия особенной, энергической горской жизни, с приездом Хаджи-Мурата и сближением с ним и его мюридами, еще более
охватила Бутлера. Он завел себе бешмет, черкеску, ноговицы, и ему казалось, что он сам горец и что живет такою же, как и эти
люди, жизнью.
Как бывает достаточно одного толчка для того, чтобы вся насыщенная солью жидкость мгновенно перешла бы в кристаллы, так, может быть, теперь достаточно самого малого усилия для того, чтобы открытая уже
людям истина
охватила бы сотни, тысячи, миллионы
людей, — установилось бы соответствующее сознанию общественное мнение, и вследствие установления его изменился бы весь строй существующей жизни. И сделать это усилие зависит от нас.
Общественное же мнение не нуждается для своего возникновения и распространения в сотнях и тысячах лет и имеет свойство заразительно действовать на
людей и с большою быстротою
охватывать большие количества
людей.
Кожемякина
охватило незнакомое, никогда не испытанное, острое ощущение притока неведомой силы, вдруг одарившей его мысли ясностью и простотой. Никогда раньше он не чувствовал так определённо своё отчуждение, одиночество среди
людей, и это толкнуло его к ним неодолимым порывом, он отклонился на спинку стула, уставил глаза в большое лицо Смагина и заговорил как мог внушительно и спокойно...
Мерцалов вообще был кротким и застенчивым
человеком, но при последних словах незнакомца его
охватил вдруг прилив отчаянной злобы. Он резким движением повернулся в сторону старика и закричал, нелепо размахивая руками и задыхаясь...
И вдруг чувство тоски одиночества, каких-то неясных желаний и надежд и какой — то к кому-то зависти
охватило душу молодого
человека.
И совершенно новое для него чувство свободы от всего прошедшего
охватывало его между этими грубыми существами, которых он встречал по дороге и которых не признавал
людьми наравне с своими московскими знакомыми.
Но порой — особенно во дни неудач — эта грусть перерождалась у Ильи в досадное, беспокойное чувство. Курочки, коробочки и яички раздражали, хотелось швырнуть их на пол и растоптать. Когда это настроение
охватывало Илью, он молчал, глядя в одну точку и боясь говорить, чтоб не обидеть чем-нибудь милых
людей. Однажды, играя в карты с хозяевами, он, в упор глядя в лицо Кирика Автономова, спросил его...
Горячий вихрь
охватил Илью. Любо ему было стоять против толстенького человечка с мокрыми губами на бритом лице и видеть, как он сердится. Сознание, что Автономовы сконфужены пред гостями, глубоко радовало его. Он становился всё спокойнее, стремление идти вразрез с этими
людьми, говорить им дерзкие слова, злить их до бешенства, — это стремление расправлялось в нём, как стальная пружина, и поднимало его на какую-то приятно страшную высоту. Всё спокойнее и твёрже звучал его голос.
Это подействовало на всех так, как будто что-то оглушительно треснуло или огонь в комнате погас и всех сразу
охватила густая тьма, — и
люди замерли в этой тьме, кто как стоял. Открытые рты, с кусками пищи в них, были как гнойные раны на испуганных, недоумевающих лицах этих
людей.
И всех
охватывал туман зависти,
люди погружались в мечты о кутежах, широкой игре, дорогих женщинах.
Было невыразимо приятно сознавать, что двое умных
людей говорят с ним, как со взрослым; властно
охватило чувство благодарности и уважения к этим
людям, бедным, плохо одетым и так озабоченно рассуждавшим об устройстве иной жизни.
— Вот почему оно и кажется вам легкомысленным. Вы не знаете восторгов, которые
охватывают все существо
человека, когда он вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, открывает, что Чурилка — совсем не Чурилка.
Наблюдая этих позабытых историей
людей, эту живую иллюстрацию железного закона вымирания слабейших цивилизаций под напором и давлением сильнейших, я испытывал самое тяжелое, гнетущее чувство, которое
охватывало душу мертвящей тоской.
В 1915 году эпидемия желтой лихорадки
охватила весь полуостров и прилегающую к нему часть материка. Бедствие достигло грозной силы; каждый день умирало по пятьсот и более
человек.
Но в общем всё шло не плохо, хотя иногда внезапно
охватывало и стесняло какое-то смущение, как будто он, Яков Артамонов, хозяин, живёт в гостях у
людей, которые работают на него, давно живёт и надоел им, они, скучно помалкивая, смотрят на него так, точно хотят сказать...
Я — не плакал, только — помню — точно ледяным ветром
охватило меня. Ночью, сидя на дворе, на поленнице дров, я почувствовал настойчивое желание рассказать кому-нибудь о бабушке, о том, какая она была сердечно-умная, мать всем
людям. Долго носил я в душе это тяжелое желание, но рассказать было некому, так оно, невысказанное, и перегорело.
На море в нем всегда поднималось широкое, теплое чувство, —
охватывая всю его душу, оно немного очищало ее от житейской скверны. Он ценил это и любил видеть себя лучшим тут, среди воды и воздуха, где думы о жизни и сама жизнь всегда теряют — первые — остроту, вторая — цену. По ночам над морем плавно носится мягкий шум его сонного дыхания, этот необъятный звук вливает в душу
человека спокойствие и, ласково укрощая ее злые порывы, родит в ней могучие мечты…
Я вслушивался в эти разговоры, и желчь все сильнее и сильнее во мне кипела. Я не знаю, испытывал ли читатель это странное чувство самораздражения, когда в
человеке первоначально зарождается ничтожнейшая точка, и вдруг эта точка начинает разрастаться, разрастаться, и наконец
охватывает все помыслы, преследует, не дает ни минуты покоя. Однажды вспыхнув, страсть подстрекает себя сама и не удовлетворяется до тех пор, пока не исчерпает всего своего содержания.
А я не могу говорить,
охватила меня и давит жалость к
человеку, живым во гроб положенному.
Ощущение непонятной тревоги смущало и раздражало его. Чувство недовольства собой редко являлось в нём, но и являясь, никогда не
охватывало его сильно и надолго — он умел быстро справляться с ним. Он был уверен, что
человек должен понимать свои эмоции и развивать или уничтожать их, и, когда при нём говорили о таинственной сложности психической жизни
человека, он, иронически усмехаясь, называл такие суждения «метафизикой».
Мне иногда бывает его жаль. Жаль хорошего
человека, у которого вся жизнь ушла на изучение тоненькой книжки устава и на мелочные заботы об антабках и трынчиках. Жаль мне бедности его мысли, никогда даже не интересовавшейся тем, что делается за этим узеньким кругозором. Жаль мне его, одним словом, той жалостью, что невольно
охватывает душу, если долго и пристально глядишь в глаза очень умной собаки…
Сколько он хлопотал около Чижика, как ревностно трудились над ним доктора — умер мальчик! Обидно… Вот и его, Орлова, схватит однажды, скрючит, и кончено. Ему стало страшно, его
охватило одиночество. Поговорить бы с умным
человеком насчёт всего этого! Он не раз пробовал завести разговор с кем-либо из студентов, но никто не имел времени для философии. Приходилось идти к жене и говорить с ней. Он пошёл, хмурый и печальный.
Она так это сказала, с таким пренебрежением к Якову, что в нем был обижен и мужчина и
человек. Задорное, почти злое чувство
охватило его, глаза вспыхнули.