Неточные совпадения
— Этое орудие зарьяжается с этого места, вот этим снарьядом, который вам даже не поднять, и
палит в данном направлении
по цели, значить —
по врагу. Господин, не тыкайте палочкой, нельзя!
Но кроме
врагов, бегающих
по земле и отыскивающих чутьем свою добычу, такие же
враги их летают и
по воздуху: орлы, беркуты, большие ястреба готовы
напасть на зайца, как скоро почему-нибудь он бывает принужден оставить днем свое потаенное убежище, свое логово; если же это логово выбрано неудачно, не довольно закрыто травой или степным кустарником (разумеется, в чистых полях), то непременно и там увидит его зоркий до невероятности черный беркут (степной орел), огромнейший и сильнейший из всех хищных птиц, похожий на копну сена, почерневшую от дождя, когда сидит на стогу или на сурчине, — увидит и, зашумев как буря,
упадет на бедного зайца внезапно из облаков, унесет в длинных и острых когтях на далекое расстояние и, опустясь на удобном месте, съест почти всего, с шерстью и мелкими костями.
Зайца увидишь
по большей части издали, можешь подойти к нему близко, потому что лежит он в мокрое время крепко,
по инстинкту зная, что на голой и черной земле ему, побелевшему бедняку, негде спрятаться от глаз
врагов своих, что даже сороки и вороны
нападут на него со всех сторон с таким криком и остервенением, что он в страхе не будет знать, куда деваться…
Вдруг один человек в Перми, другой в Туле, третий в Москве, четвертый в Калуге объявляют, что они присягать не будут, и объясняют свой отказ все, не сговариваясь между собой, одним и тем же, тем, что
по христианскому закону клятва запрещена, но что если бы клятва и не была запрещена, то они
по духу христианского закона не могут обещаться совершать те дурные поступки, которые требуются от них в присяге, как-то: доносить на всех тех, которые будут нарушать интересы правительства, защищать с оружием в руках свое правительство или
нападать на
врагов его.
Потом дни через два отец свозил меня поудить и в Малую и в Большую Урему; он ездил со мной и в Антошкин
враг, где на самой вершине горы бил сильный родник и
падал вниз пылью и пеной; и к Колоде, где родник бежал
по нарочно подставленным липовым колодам; и в Мордовский
враг, где ключ вырывался из каменной трещины у подошвы горы; и в Липовый, и в Потаенный колок, и на пчельник, между ними находившийся, состоящий из множества ульев.
Юрий
спал на мягком ковре в своей палатке; походная лампада догорала в углу и
по временам неверный блеск пробегал
по полосатым стенам шатра, освещая серебряную отделку пистолетов и сабель, отбитых у
врага и живописно развешанных над ложем юноши...
— Наша, — согласно кричали кожевники, тоже не трезвые, и, встречая ткачей,
врагов своих, затевали с ними драки, ударили палкой доктора Яковлева, бросили в Оку старика аптекаря; Житейкин долго гонялся
по городу за сыном его, дважды разрядил вслед ему ружьё, но — не
попал, а только поранил дробью спину портного Брускова.
Дело шло о службе где-то в палате в губернии, о прокурорах и председателях, о кое-каких канцелярских интригах, о разврате души одного из повытчиков, о ревизоре, о внезапной перемене начальства, о том, как господин Голядкин-второй пострадал совершенно безвинно; о престарелой тетушке его, Пелагее Семеновне; о том, как он,
по разным интригам
врагов своих, места лишился и пешком пришел в Петербург; о том, как он маялся и горе мыкал здесь, в Петербурге, как бесплодно долгое время места искал, прожился, исхарчился, жил чуть не на улице, ел черствый хлеб и запивал его слезами своими,
спал на голом полу и, наконец, как кто-то из добрых людей взялся хлопотать о нем, рекомендовал и великодушно к новому месту пристроил.
Раздражительность, желчность ослепляли его, и в число его литературных
врагов попали такие люди, которые заслуживали полного уважения
по своим талантам.
Уж близко роковое поле.
Кому-то
пасть решит судьба?
Вдруг им послышалась стрельба;
И каждый миг всё боле, боле,
И пушки голос громовой
Раздался скоро за горой.
И вспыхнул князь, махнул рукою:
«Вперед! — воскликнул он, — за мною!»
Сказал и бросил повода.
Нет! так прекрасен никогда
Он не казался! повелитель,
Герой
по взорам и речам,
Летел к опасным он
врагам,
Летел, как ангел-истребитель;
И в этот миг, скажи, Селим,
Кто б не последовал за ним?
Но дурная погода влияла и на Егора Тимофеевича, и ночные видения его были беспокойны и воинственны. Каждую ночь на него
нападала стая мокрых чертей и рыжих женщин с лицом его жены,
по всем признакам — ведьм. Он долго боролся с
врагами под грохот железа и, наконец, разгонял всю стаю, с визгом и стоном разлетавшуюся от его огненного меча. Но каждый раз после битвы наутро он бывал настолько разбит, что часа два лежал в постели, пока не набирался свежих сил.
Дом, в котором она жила со дня рождения и который в завещании был записан на ее имя, находился на окраине города, в Цыганской слободке, недалеко от сада «Тиволи»;
по вечерам и
по ночам ей слышно было, как в саду играла музыка, как лопались с треском ракеты, и ей казалось, что это Кукин воюет со своей судьбой и берет приступом своего главного
врага — равнодушную публику; сердце у нее сладко замирало,
спать совсем не хотелось, и, когда под утро он возвращался домой, она тихо стучала в окошко из своей спальни и, показывая ему сквозь занавески только лицо и одно плечо, ласково улыбалась…
«Кто ты, змия?
По льстивому напеву,
По красоте,
по блеску,
по глазам —
Я узнаю того, кто нашу Еву
Привлечь успел к таинственному древу
И там склонил несчастную к грехам.
Ты погубил неопытную деву,
А с нею весь адамов род и нас.
Мы в бездне бед невольно потонули.
Не стыдно ли?»
«Попы вас обманули,
И Еву я не погубил, а спас!»
«C
пас! от кого?»
«От бога»
«
Враг опасный!»
«Он был влюблен...
Явился он ровно за неделю до исчезновения Семена Ивановича, вместе с Ремневым-товарищем, приживал малое время в углах, рассказал, что страдает за правду, что прежде служил
по уездам, что наехал на них ревизор, что пошатнули как-то за правду его и компанию, что явился он в Петербург и
пал в ножки к Порфирию Григорьевичу, что поместили его,
по ходатайству, в одну канцелярию, но что,
по жесточайшему гонению судьбы, упразднили его и отсюда, затем что уничтожилась сама канцелярия, получив изменение; а в преобразовавшийся новый штат чиновников его не приняли, сколько
по прямой неспособности к служебному делу, столько и
по причине способности к одному другому, совершенно постороннему делу, — вместе же со всем этим за любовь к правде и, наконец,
по козням
врагов.
Увидав этого хронически преследовавшего
врага, Егор Кожиён сейчас же от него бежал куда глаза глядят, но бык вдруг неожиданно опять появлялся перед ним впереди, и тогда Кожиён останавливался в ужасе, трясяся, махал руками и кричал: «Тпружъ! тпружъ!» Если ему удавалось увернуться, то он бросался в противоположную сторону, а как и там тоже появлялся тот же самый призрак его больного воображения, то шорник метался
по полям из стороны в сторону до тех пор, пока где-нибудь бык его настигал, и тогда Кожиён старался уж только о том, чтобы
пасть ему между рогами и обхватить руками его за шею.
«Рыскает он, — поучала учеников Анисья Терентьевна, — рыскает окаянный
враг Божий
по земле, и кто, Богу не помолясь,
спать ляжет, кто в никонианскую церковь войдет, кто в постный день молока хлебнет аль мастерицу в чем не послушает, того железными крюками тотчас на мученье во ад преисподний стащит».
Тигр простоял на месте еще минуты две, затем повернулся и,
по временам оглядываясь назад, медленно пошел к лесу. В это мгновение мимо нас свистнули две пули, но ни одна из них не
попала в зверя. Тигр сделал большой прыжок и в один миг очутился на высоком яру. Здесь он остановился, еще раз взглянул на своих
врагов и скрылся в кустарниках.
— Есть оружие острее всех мечей, убийственнее ружей и пушек, — это любовь к отчизне, а мы с тобою и Ричардом не имеем в ней недостатка.
Падете вы оба, я сама явлюсь на поле битвы. Будет рука моя слаба, чтобы поражать
врагов, поведу,
по крайней мере, своих воинов против притеснителей моей отчизны и одушевлю их собственным примером. Не в первый раз Польша видела своих дочерей во главе полков!
Григорий Лукьянович пришпорил своего вороного коня, сбруя которого отличалась необычайною роскошью, и поскакал
по направлению, откуда раздавались крики. Одновременно с ним, с другой стороны, скакали на внезапного
врага еще пятеро опричников. Семен Карасев с одного удара успел свалить поодиночке троих; удар четвертому был неудачнее, он
попал вскользь, однако ранил руку, а пятый не успел поднять меча, как споткнулся с конем и потерял под ударом меча свою буйную голову.
Злодей! он лестью приманил
К Москве свои дружины;
Он низким миром нам грозил
С кремлёвския вершины.
«Пойду
по стогнам с торжеством!
Пойду… и всё восплещет!
И в прах
падут с своим царём!..»
Пришёл… и сам трепещет;
Подвигло мщение Москву:
Вспылала пред
врагамиИ грянулась на их главу
Губящими стена́ми.