Неточные совпадения
— Этот сыр не дурен. Прикажете? — говорил
хозяин. — Неужели ты опять был на гимнастике? — обратился он к Левину, левою рукой ощупывая его мышцу. Левин улыбнулся, напружил руку, и под
пальцами Степана Аркадьича, как круглый сыр, поднялся стальной бугор из-под тонкого сукна сюртука.
Хозяин игрушечной лавки начал в этот раз с того, что открыл счетную книгу и показал ей, сколько за ними долга. Она содрогнулась, увидев внушительное трехзначное число. «Вот сколько вы забрали с декабря, — сказал торговец, — а вот посмотри, на сколько продано». И он уперся
пальцем в другую цифру, уже из двух знаков.
— Ага? — рявкнул он и громогласно захохотал, указывая
пальцем на Осипа. — Понял? Всяк человек сам себе
хозяин, а над ним — царь да бог. То-то!
«Куда, к черту, они засунули тушилку?» — негодовал Самгин и, боясь, что вся вода выкипит, самовар распаяется, хотел снять с него крышку, взглянуть — много ли воды? Но одна из шишек на крышке отсутствовала, другая качалась, он ожег
пальцы, пришлось подумать о том, как варварски небрежно относится прислуга к вещам
хозяев. Наконец он догадался налить в трубу воды, чтоб погасить угли. Эта возня мешала думать, вкусный запах горячего хлеба и липового меда возбуждал аппетит, и думалось только об одном...
— Ты — про это дело? — ‹сказал› Дронов, входя, и вздохнул, садясь рядом с
хозяином, потирая лоб. — Дельце это — заноза его, — сказал он, тыкая
пальцем в плечо Тагильского, а тот говорил...
Самгин видел, что лицо
хозяина налилось кровью, белки выкатились, красные
пальцы яростно мнут салфетку, и ему подумалось, что все это может кончиться припадком пьяного буйства, даже параличом. Притворяясь заинтересованным, он спросил...
Гости молчали, ожидая, что скажет
хозяин. Величественный, точно индюк,
хозяин встал, встряхнул полуседой курчавой головой артиста, погладил ладонью левой руки бритую щеку, голубоватого цвета, и, сбивая
пальцем пепел папиросы в пепельницу, заговорил сдобным баритоном...
— Какой вы проницательный, черт возьми, — тихонько проворчал Иноков, взял со стола пресс-папье — кусок мрамора с бронзовой, тонконогой женщиной на нем — и улыбнулся своей второй, мягкой улыбкой. — Замечательно проницательный, — повторил он, ощупывая
пальцами бронзовую фигурку. — Убить, наверное, всякий способен, ну, и я тоже. Я — не злой вообще, а иногда у меня в душе вспыхивает эдакий зеленый огонь, и тут уж я себе — не
хозяин.
Штабс-капитан стремительно кинулся через сени в избу к
хозяевам, где варилось и штабс-капитанское кушанье. Коля же, чтобы не терять драгоценного времени, отчаянно спеша, крикнул Перезвону: «Умри!» И тот вдруг завертелся, лег на спину и замер неподвижно всеми четырьмя своими лапками вверх. Мальчики смеялись, Илюша смотрел с прежнею страдальческою своею улыбкой, но всех больше понравилось, что умер Перезвон, «маменьке». Она расхохоталась на собаку и принялась щелкать
пальцами и звать...
Трофимов. Придумай что-нибудь поновее. Это старо и плоско. (Ищет калоши.) Знаешь, мы, пожалуй, не увидимся больше, так вот позволь мне дать тебе на прощанье один совет: не размахивай руками! Отвыкни от этой привычки — размахивать. И тоже вот строить дачи, рассчитывать, что из дачников со временем выйдут отдельные
хозяева, рассчитывать так — это тоже значит размахивать… Как-никак, все-таки я тебя люблю. У тебя тонкие, нежные
пальцы, как у артиста, у тебя тонкая, нежная душа…
«Неужели я трус и тряпка?! — внутренне кричал Лихонин и заламывал
пальцы. — Чего я боюсь, перед кем стесняюсь? Не гордился ли я всегда тем, что я один
хозяин своей жизни? Предположим даже, что мне пришла в голову фантазия, блажь сделать психологический опыт над человеческой душой, опыт редкий, на девяносто девять шансов неудачный. Неужели я должен отдавать кому-нибудь в этом отчет или бояться чьего-либо мнения? Лихонин! Погляди на человечество сверху вниз!»
Он как бы чувствует, что его уже не защищает больше ни «глазок-смотрок», ни"колупание
пальцем", ни та бесконечная сутолока, которой он с утра до вечера, в качестве истого хозяина-приобретателя, предавался и которая оправдывала его в его собственном мнении, а пожалуй, и в мнении других.
Подадут, например, у городского головы зернистой икры к закуске, он сейчас же поманит
хозяина пальцем: нельзя ли, дескать, мне фунтиков десять прислать.
— А-а! — сказал
хозяин, вытирая усы черными
пальцами.
Хозяин избы сидел за столом, постукивая
пальцем по его краю, и пристально смотрел в глаза матери.
На постоялом дворе, с жирным шиворотком и в красной ситцевой рубашке, сидит
хозяин за столом и рассчитывает извозчика, медленно побрасывая толстыми, опухлыми
пальцами косточки на счетах.
— Ах, как это жаль! — произнес опять с чувством князь и за обедом, который вскоре последовал, сразу же, руководимый способностями амфитриона, стал как бы не гостем, а
хозяином: он принимал из рук хозяйки тарелки с супом и передавал их по принадлежности; указывал дамам на куски говядины, которые следовало брать; попробовав пудинг из рыбы, окрашенной зеленоватым цветом фисташек, от восторга поцеловал у себя кончики
пальцев; расхвалил до невероятности пьяные конфеты, поданные в рюмках.
И при этом они пожали друг другу руки и не так, как обыкновенно пожимаются руки между мужчинами, а как-то очень уж отделив большой
палец от других
пальцев, причем
хозяин чуть-чуть произнес: «А… Е…», на что Марфин слегка как бы шикнул: «Ши!». На указательных
пальцах у того и у другого тоже были довольно оригинальные и совершенно одинакие чугунные перстни, на печатках которых была вырезана Адамова голова с лежащими под ней берцовыми костями и надписью наверху: «Sic eris». [«Таким будешь» (лат.).]
И Ченцов указал
пальцем на лежавшие перед
хозяином деньги.
А на другое утро, когда наши
хозяева ушли куда-то и мы были одни, он дружески сказал мне, растирая
пальцем опухоль на переносье и под самым глазом...
Часто, бывало,
хозяин уходил из магазина в маленькую комнатку за прилавком и звал туда Сашу; приказчик оставался глаз на глаз с покупательницей. Раз, коснувшись ноги рыжей женщины, он сложил
пальцы щепотью и поцеловал их.
В стороне, за огромными пяльцами, сидит
хозяин, вышивая крестиками по холстине скатерть; из-под его
пальцев появляются красные раки, синие рыбы, желтые бабочки и рыжие осенние листья. Он сам составил рисунок вышивки и третью зиму сидит над этой работой, — она очень надоела ему, и часто, днем, когда я свободен, он говорит мне...
Мы оба тотчас поняли, что она умерла, но, стиснутые испугом, долго смотрели на нее, не в силах слова сказать. Наконец Саша стремглав бросился вон из кухни, а я, не зная, что делать, прижался у окна, на свету. Пришел
хозяин, озабоченно присел на корточки, пощупал лицо кухарки
пальцем, сказал...
Шакир бесшумно исчез, а
хозяин присел на стул среди комнаты и, глядя на
пальцы босых ног, задумался...
Шакир, вскинув голову, дробно засмеялся, его лицо покрылось добрыми мелкими морщинками, он наклонился к
хозяину и, играя
пальцами перед своим носом, выговорил, захлёбываясь смехом...
— Вот! — сказал
хозяин с удовольствием, улыбаясь Илье и тыкая
пальцем по направлению к нему.
— Вынь
палец! — басом крикнул
хозяин.
Илья упёрся обеими руками в брюхо
хозяина, сильно оттолкнулся, вырвал ухо из его
пальцев и злым голосом, с дрожью обиды во всём теле, громко закричал...
Ту-ут его, голубчика, и поймают настоящие, достойные люди, те настоящие люди, которые могут… действительными штатскими
хозяевами жизни быть… которые будут жизнью править не палкой, не пером, а
пальцем да умом.
Евсей вздрогнул, стиснутый холодной печалью, шагнул к двери и вопросительно остановил круглые глаза на жёлтом лице
хозяина. Старик крутил
пальцами седой клок на подбородке, глядя на него сверху вниз, и мальчику показалось, что он видит большие, тускло-чёрные глаза. Несколько секунд они стояли так, чего-то ожидая друг от друга, и в груди мальчика трепетно забился ещё неведомый ему страх. Но старик взял с полки книгу и, указывая на обложку
пальцем, спросил...
Он жаловался на нездоровье, его тошнило, за обедом он подозрительно нюхал кушанье, щипал дрожащими
пальцами хлеб на мелкие крошки, чай и водку рассматривал на свет. По вечерам всё чаще ругал Раису, грозя погубить её. Она отвечала на его крики спокойно, мягко, у Евсея росла любовь к ней и скоплялась докучная ненависть к
хозяину.
Другой раз он поднял у входа в лавку двадцать копеек и тоже отдал монету
хозяину. Старик опустил очки на конец носа и, потирая двугривенный
пальцами, несколько секунд молча смотрел в лицо мальчика.
Хозяин коснулся сухим
пальцем подбородка Евсея.
— Что же ты скулишь? — продолжал он, сбивая
пальцем с ее спины снег. — Где твой
хозяин? Должно быть, ты потерялась? Ах, бедный песик! Что же мы теперь будем делать?
— Ну, тащи на стол, а я им пока кабинет свой покажу. Пожалуйте сюда, сюда, — прибавил он, обратясь ко мне и зазывая меня указательным
пальцем. У себя в доме он меня не «тыкал»: надо ж
хозяину быть вежливым. Он повел меня по коридору. — Вот где я пребываю, — промолвил он, шагнув боком через порог широкой двери, — а вот и мой кабинет. Милости просим!
Тихо и небрежно, как человек, уверенный, что его поймут с полуслова,
хозяин говорил, наматывая на
пальцы серебряную цепочку часов...
Он бесшумно явился за спиною у меня в каменной арке, отделявшей мастерскую от хлебопекарни; пол хлебопекарни был на три ступеньки выше пола нашей мастерской, —
хозяин встал в арке, точно в раме, сложив руки на животе, крутя
пальцами, одетый — как всегда — в длинную рубаху, завязанную тесьмой на жирной шее, тяжелый и неуклюжий, точно куль муки.
С ларя вскочил Никандр, подбежал к печи, наткнулся на
хозяина и обомлел с испуга на минуту, а потом, широко открыв рот, виновато мигая рыбьими глазами, замычал, чертя в воздухе быстрыми
пальцами запутанные фигуры.
Я устроил из лучины нечто вроде пюпитра и, когда — отбив тесто — становился к столу укладывать крендели, ставил этот пюпитр перед собою, раскладывал на нем книжку и так — читал. Руки мои не могли ни на минуту оторваться от работы, и обязанность перевертывать страницы лежала на Милове, — он исполнял это благоговейно, каждый раз неестественно напрягаясь и жирно смачивая
палец слюною. Он же должен был предупреждать меня пинком ноги в ногу о выходе
хозяина из своей комнаты в хлебопекарню.
Он сидел на постели, занимая почти треть ее. Полуодетая Софья лежала на боку, щекою на сложенных ладонях; подогнув одну ногу, другую — голую — она вытянула на колени
хозяина и смотрела встречу мне, улыбаясь, странно прозрачным глазом.
Хозяин, очевидно, не мешал ей, — половина ее густых волос была заплетена в косу, другая рассыпалась по красной, измятой подушке. Держа одною рукой маленькую ногу девицы около щиколотки,
пальцами другой
хозяин тихонько щелкал по ногтям ее
пальцев, желтым, точно янтарь.
Хозяин вытянул руку вперед, сложив
пальцы горстью, точно милостыню прося.
В темноте мне не видно было выражения его круглого, как блин, лица, но голос
хозяина звучал незнакомо. Я сел рядом с ним, очень заинтересованный; опустив голову, он дробно барабанил
пальцами по стакану, стекло тихонько звенело.
…Мне было восемнадцать лет, когда я встретил Коновалова. В то время я работал в хлебопекарне как «подручный» пекаря. Пекарь был солдат из «музыкальной команды», он страшно пил водку, часто портил тесто и, пьяный, любил наигрывать на губах и выбивать
пальцами на чем попало различные пьесы. Когда
хозяин пекарни делал ему внушения за испорченный или опоздавший к утру товар, он бесился, ругал
хозяина беспощадно и при этом всегда указывал ему на свой музыкальный талант.
Посапывая,
хозяин внимательно осмотрел эту скучную яму, лениво расспрашивая, сколько я зарабатываю, доволен ли местом, — чувствовалось, что говорить ему не хочется и давит его неуемная русская тоска. Медленно высосав пиво, он поставил пустой стакан на стол и щелкнул его
пальцем по краю, — стакан опрокинулся, покатился, я удержал его.
Хозяин медленно нижет слово за словом, напоминая слепого нищего, который дрожащими
пальцами щупает поданные ему копейки.
Стоя у прилавка, он держал рюмку двумя
пальцами, оттопырив мизинец, и жирным актерским баритоном благосклонно и веско беседовал с
хозяином о том, как идут дела ресторана, и о старых актерах, посещавших в былые времена из года в год «Капернаум».
Никита ничего не сказал, но только покачал головой и, осторожно вылив чай на блюдечко, стал греть о пар свои, с всегда напухшими от работы
пальцами, руки. Потом, откусив крошечный кусочек сахару, он поклонился
хозяевам и проговорил...
Дивуется небывалый новичок низким поклонам, что ему, человеку заезжему, незнакомому, отвешивают стоящие за буфетом дородные приказчики и сам сановитый
хозяин с дорогими перстнями на
пальцах и с золотой медалью на застегнутой наглухо бархатной жилетке.
Теперь
хозяин ровно другой стал: ходит один, про что-то сам с собой бормочет, зачнет по
пальцам считать, ходит, ходит, да вдруг и станет на месте как вкопанный, постоит маленько, опять зашагает…
Ребротесов пошевелил
пальцами, изображая смешение, и мимикой добавил к гарниру то, чего не мог добавить в словах… Гости сняли калоши и вошли в темный зал.
Хозяин чиркнул спичкой, навонял серой и осветил стены, украшенные премиями «Нивы», видами Венеции и портретами писателя Лажечникова и какого-то генерала с очень удивленными глазами.