Неточные совпадения
— Да,
папа, — отвечала Кити. — Но надо знать, что у них трое детей, никого прислуги и почти никаких средств. Он что-то получает от Академии, — оживленно
рассказывала она, стараясь заглушить волнение, поднявшееся в ней вследствие странной в отношении к ней перемены Анны Павловны.
И княгиня, наклонившись к
папа, начала ему
рассказывать что-то с большим одушевлением. Окончив рассказ, которого я не слыхал, она тотчас засмеялась и, вопросительно глядя в лицо
папа, сказала...
— Что мне вам
рассказывать? Я не знаю, с чего начать. Paul сделал через княгиню предложение, та сказала maman, maman теткам; позвали родных, потом объявили
папа… Как все делают.
— Мы с
папой ходили навещать этого меревского учителя больного, — он очень любит этого доктора и много о нем
рассказывал.
После шести недель Николай, всегдашняя газета новостей нашего дома,
рассказывает мне, что бабушка оставила все имение Любочке, поручив до ее замужества опеку не
папа, а князю Ивану Иванычу.
Любочка
рассказывала мне, что, когда еще нас не было в деревне, они каждый день виделись с Епифановыми, и было чрезвычайно весело.
Папа, с своим умением устраивать все как-то оригинально, шутливо и вместе с тем просто и изящно, затеивал то охоты, то рыбные ловли, то какие-то фейерверки, на которых присутствовали Епифановы. И было бы еще веселее, ежели бы не этот несносный Петр Васильевич, который дулся, заикался и все расстраивал, говорила Любочка.
Несмотря на то, что
папа хотел приехать с женою в Москву только после нового года, он приехал в октябре, осенью, в то время, когда была еще отличная езда с собаками.
Папа говорил, что он изменил свое намерение, потому что дело его в сенате должно было слушаться; но Мими
рассказывала, что Авдотья Васильевна в деревне так скучала, так часто говорила про Москву и так притворялась нездоровою, что
папа решился исполнить ее желание.
Я узнал от Николая, потому что
папа ничего не
рассказывал нам про свои игорные дела, что он играл особенно счастливо эту зиму; выиграл что-то ужасно много, положил деньги в ломбард и весной не хотел больше играть.
Спи, Аленушка, спи, красавица, а
папа будет
рассказывать сказки. Кажется, все тут: и сибирский кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.
Марунич отдышался, поправил
папаху и стал
рассказывать, и чем больше он говорил, тем громче смеялись его товарищи.
Когда мы вечером пришли к Христе и я
рассказал ей эту историю, она смеялась до упаду и до истерики, сколько над chère papa, [Дорогой
папа (франц.).] как стали мы называть Пенькновского, столько же и над maman, которая сама шутила над замешательством, в которое поставил ее Пенькновский этою, по ее словам, «противною свадьбою».
— Что ты,
папа, золото мое… ведь я жива, я около тебя… здесь,
папа… и буду с тобою, хорошей, умницей… а ты посиди за это у меня на постельке и
расскажи мне сказку о луче месяца… помнишь, как
рассказывал, когда я была малюткой! — просила я, ласкаясь к нему.
— А я так очень несчастна, страшно несчастна, Юлико! — вырвалось у меня, и вдруг я разрыдалась совсем по-детски, зажимая глаза кулаками, с воплями и стонами, заглушаемыми подушкой. Я упала на изголовье больного и рыдала так, что, казалось, грудь моя разорвется и вся моя жизнь выльется в этих слезах. Плача, стеная и всхлипывая, я
рассказала ему, что
папа намерен жениться, но что я не хочу иметь новую маму, что я могу любить только мою покойную деду и т. д., и т. д.
— Нет,
папа, — поморщился Сережа, — я еще посижу.
Расскажи мне что-нибудь!
Расскажи сказку.
На следующий день мама с возмущением заговорила со мною об угрозе, которую я применил к девочкам в нашей ссоре за дом.
Рассказывая про Зыбино, сестры
рассказали маме и про это. А
папа целый месяц меня совсем не замечал и, наконец, однажды вечером жестоко меня отчитал. Какая пошлость, какая грязь! Этакие вещи сметь сказать почти уже взрослым девушкам!
В нашем доме, вот тут в зале, около пианино, однажды стоял Лев Толстой.
Папа так, между прочим,
рассказывал об этом, а я не мог себе представить: вот здесь, где вес мы можем стоять, — и он стоял!
А в то время, когда мы жили с
папой вместе, случилось однажды вот что. Было вербное воскресение. С завтрашнего дня начиналось говение, нужно было утром встань к заутрене в пять часов. Но пусть
рассказывает мой тогдашний дневник.
Дверь мне отворила мама.
Папа уже спал. Я с увлечением стал
рассказывать о пьяных учителях, о поджоге Добрыниным своего дома. Мама слушала холодно и печально, В чем дело? Видимо, в чем-то я проштрафился. Очень мне было знакомо это лицо мамино: это значило, что
папа чем-нибудь возмущен до глубины души и с ним предстоит разговор. И мама сказала мне, чем
папа возмущен: что я не приехал домой с бала, когда начался пожар.
Когда я был в приготовительном! классе, я в первый раз прочел Майн-Рида, «Охотники за черепами». И каждый день за обедом в течение одной или двух недель я подробно
рассказывал папе содержание романа, —
рассказывал с великим одушевлением. А
папа слушал с таким же одушевлением, с интересом расспрашивал, — мне казалось, что и для него ничего не могло быть интереснее многотрудной охоты моих героев за скальпами. И только теперь я понимаю, — конечно,
папа хотел приучить меня
рассказывать прочитанное.
Осип Антонович был очень строгий, и мы перед ним трепетали. Но этого его приказания никто, конечно, не принял всерьез. Я имел неосторожность
рассказать дом при
папе про его слова. Лапа сказал...
Пополоскал. Совестно глядеть
папе и маме в глаза. Противно, что прячешься. На следующий день сделал над собою усилие, подошел к
папе и
рассказал, как мы вчера курили.
И вот каждый вечер, часов в девять, когда
папа возвращался с вечерней практики, мы усаживались у него в кабинете друг против друга на высоких табуретках за тот высокий двускатный письменный стол-кровать, о котором я
рассказывал.
Смеющийся солдат ехал, болтая ногами, на лошади с обрубленными постромками. Лихо сдвинув
папаху на затылок, он
рассказывал...
— Так. Я не могу этого
рассказать. Ты лучше спроси у
папы. Он тоже
папа, а не дядя, — решительно ответил мальчик.