Неточные совпадения
Да вот, кстати же! — вскрикнул он, чему-то внезапно обрадовавшись, — кстати
вспомнил, что ж это я!.. — повернулся он к Разумихину, — вот ведь ты об этом Николашке мне тогда уши промозолил… ну, ведь и сам знаю, сам знаю, — повернулся он к Раскольникову, — что
парень чист, да ведь что ж делать, и Митьку вот пришлось обеспокоить… вот в чем дело-с, вся-то суть-с: проходя тогда по лестнице… позвольте: ведь вы в восьмом часу были-с?
Он
вспомнил прочитанный в юности роман Златовратского «Устои». В романе было рассказано, как интеллигенты пытались воспитать деревенского
парня революционером, а он стал «кулаком».
Соседями аккомпаниатора сидели с левой руки — «последний классик» и комическая актриса, по правую — огромный толстый поэт. Самгин
вспомнил, что этот тяжелый
парень еще до 905 года одобрил в сонете известный, но никем до него не одобряемый, поступок Иуды из Кариота. Память механически подсказала Иудино дело Азефа и другие акты политического предательства. И так же механически подумалось, что в XX веке Иуда весьма часто является героем поэзии и прозы, — героем, которого объясняют и оправдывают.
Самгину вдруг захотелось спросить о Маргарите, но он подавил это желание, опасаясь еще более затянуть болтовню Дронова и усилить фамильярный тон его. Он
вспомнил, как этот неудобный
парень, высмеивая мучения Макарова, сказал, снисходительно и цинично...
Мать чувствовала это особенное, неведомое ей и, под журчание голоса Наташи,
вспоминала шумные вечеринки своей молодости, грубые слова
парней, от которых всегда пахло перегорелой водкой, их циничные шутки.
Матвей усмехнулся,
вспомнив о широкоротом
парне, и подумал злорадно, с тоской и обидой...
Утром, напившись
парного молока, я уходил в Шуваловский парк и гулял здесь часа три,
вспоминая прошлое лето и отдаваясь тем юношеским мечтам, которые несутся в голове, как весенние облачка.
Сатин. Я, брат, молодой — занятен был!
Вспомнить хорошо!.. Рубаха-парень… плясал великолепно, играл на сцене, любил смешить людей… славно!
— Да,
парень! Думай… — покачивая головой, говорил Щуров. — Думай, как жить тебе… О-о-хо-хо! как я давно живу! Деревья выросли и срублены, и дома уже построили из них… обветшали даже дома… а я все это видел и — все живу! Как
вспомню порой жизнь свою, то подумаю: «Неужто один человек столько сделать мог? Неужто я все это изжил?..» — Старик сурово взглянул на Фому, покачал головой и умолк…
Яков был как-то особенно густо и щеголевато испачкан сажей, говорил громко, и, хотя одежда у него была рваная, казалось, что он богат. Климков смотрел на него с удовольствием, беззлобно
вспоминал, как этот крепкий
парень бил его, и в то же время боязливо спрашивал себя...
Тихо, точно прислушиваясь к чему-то, и медленно, как бы с трудом
вспоминая слова, монах говорил пухлолицему
парню келейнику, похожему на банщика...
Сначала он говорил, посмеиваясь себе в усы, но потом, подавая реплики собеседнику и напоминая ему о радостях крестьянской жизни, в которых сам давно разочаровался, забыл о них и
вспоминал только теперь, — он постепенно увлекся и вместо того, чтобы расспрашивать
парня о деревне и ее делах, незаметно для себя стал сам рассказывать ему...
— Сам я хотел тебе больше дать. Разжалобился вчера я,
вспомнил деревню… Подумал: дай помогу
парню. Ждал я, что ты сделаешь, попросишь — нет? А ты… Эх, войлок! Нищий!.. Разве из-за денег можно так истязать себя? Дурак! Жадные черти!.. Себя не помнят… За пятак себя продаете!..
Он мысленно поставил рядом с Лодкой неуклюжего
парня, уродливого и смешного, потом себя — красавца и силача, которого все боятся. «Чай, не колдун Симка?» — вяло подумал Бурмистров, стиснув зубы,
вспомнив пустые глаза Симы.
Николай
вспомнил бородатого рослого мужика с худым, красивым лицом и серьёзными добрыми глазами,
вспомнил свою крёстную сестру, бойкую, весёлую Дашутку, и брата её Ефима, высокого
парня, пропавшего без вести.
Смех ее не нравился Якову, — он точно поддразнивал его.
Парень отвернулся от этой женщины и
вспомнил наказы матери.
Караульщик нахмурил брови,
вспоминая, — кто этот как будто знакомый ему
парень?
Из помощников моих с особенно горячею любовью и уважением
вспоминаю молодого шахтера Степана Бараненко, крепкого стройного
парня с светлыми усиками и сиплым голосом.
Невозможно тоже не
вспомнить об этом добрейшем
парне, совершенно безграмотном и лишенном малейшей тени дарования, но имевшем неодолимую и весьма разорительную страсть к литературе.
— Да только ли он глазами плох? Нет ли у него еще какой болезни? — спросил я,
вспоминая подозрительно-землистый цвет лица
парня.
Вот и у меня Митька… Погиб, совсем погиб, пропащий стал человек… А все ученье, все наука… А парень-от какой был разумный, да тихий, смирный, рассудительный!.. Что перед ним Сережка?.. Дурь нагольная, как есть одна дурь!.. Сердце колом повернет, как
вспомнишь… Ох ты, господи, творец праведный!..
Прошел высокий, изящно одетый молодой человек, ведя под руку стройную даму с напудренным лицом; важно прошли два
парня, которых Воронецкий видел у барьера, — прошли, ступая носками внутрь и чинно опираясь на зонтики; у
парней были здоровые и наивные деревенские лица; в Воронецком шевельнулось глухое раздражение, когда он
вспомнил тот животный, плотоядный взгляд, каким они смотрели на сцену.
Несколько раз Лелька пробовала заговорить с ним, — и сама потом с отвращением
вспоминала свой заискивающе-влюбленный тон, вроде того, каким говорила с
парнями Зина Хуторецкая.