Неточные совпадения
Но осенние вечера в
городе не походили на длинные, светлые дни и вечера в
парке и роще. Здесь он уж не мог видеть ее по три раза в день; здесь уж не прибежит к нему Катя и не пошлет он Захара с запиской за пять верст. И вся эта летняя, цветущая поэма любви как будто остановилась, пошла ленивее, как будто не хватило в ней содержания.
Они стали чутки и осторожны. Иногда Ольга не скажет тетке, что видела Обломова, и он дома объявит, что едет в
город, а сам уйдет в
парк.
Мы быстро двигались вперед мимо знакомых уже прекрасных бухт, холмов, скал, лесков. Я занялся тем же, чем и в первый раз, то есть мысленно уставлял все эти пригорки и рощи храмами, дачами, беседками и статуями, а воды залива — пароходами и чащей мачт; берега населял европейцами: мне уж виделись дорожки
парка, скачущие амазонки; а ближе к
городу снились фактории, русская, американская, английская…
В ожидании товарищей, я прошелся немного по улице и рассмотрел, что
город выстроен весьма правильно и чистота в нем доведена до педантизма. На улице не увидишь ничего лишнего, брошенного. Канавки, идущие по обеим сторонам улиц, мостики содержатся как будто в каком-нибудь
парке. «Скучный
город!» — говорил Зеленый с тоской, глядя на эту чистоту. При постройке
города не жалели места: улицы так широки и длинны, что в самом деле, без густого народонаселения, немного скучно на них смотреть.
В прошлое воскресенье, взяв отпуск, пошли они в
город к своим портным, примерить заказанную офицерскую обмундировку. Но черт их дернул идти обратно в лагери не кратчайшим привычным путем, а через Петровский
парк, самое шикарное дачное место Москвы!
В
городе нет
парка, ну и дойдут своим умом, что в Скворешниках.
Здесь было довольно тихо. Луна стала совсем маленькой, и синяя ночь была довольно темна, хотя на небе виднелись звезды, и большая, еще не застроенная площадь около центрального
парка смутно белела под серебристыми лучами… Далекие дома перемежались с пустырями и заборами, и только в одном месте какой-то гордый человек вывел дом этажей в шестнадцать, высившийся черною громадой, весь обставленный еще лесами… Эта вавилонская башня резко рисовалась на зареве от освещенного
города…
В груди у Матвея что-то дрогнуло. Он понял, что этот человек говорит о нем, о том, кто ходил этой ночью по
парку, несчастный и бесприютный, как и он, Лозинский, как и все эти люди с истомленными лицами. О том, кого, как и их всех, выкинул сюда этот безжалостный
город, о том, кто недавно спрашивал у него о чем-то глухим голосом… О том, кто бродил здесь со своей глубокой тоской и кого теперь уже нет на этом свете.
Кроткий весенний день таял в бледном небе, тихо качался прошлогодний жухлый бурьян, с поля гнали стадо, сонно и сыто мычали коровы. Недавно оттаявшая земля дышала сыростью, обещая густые травы и много цветов. Бил бондарь, скучно звонили к вечерней великопостной службе в маленький, неубедительный, но крикливый колокол. В монастырском саду копали гряды, был слышен молодой смех и говор огородниц; трещали воробьи, пел жаворонок, а от холмов за
городом поднимался лёгкий голубой
парок.
Над черными нивами вился легкий
парок, наполнявший воздух запахом оттаявшей земли, — тем свежим, вкрадчивым и могучим пьяным запахом весны, который даже и в
городе узнаешь среди сотен других запахов.
Труднее всего вначале было найти в
городе хорошую квартиру, и целый год были неудачи, пока через знакомых не попалось сокровище: особнячок в пять комнат в огромном, многодесятинном саду, чуть ли не
парке: липы в петербургском Летнем саду вспоминались с иронией, когда над самой головой раскидывались мощные шатры такой зеленой глубины и непроницаемости, что невольно вспоминалась только что выученная история о патриархе Аврааме: как встречает под дубом Господа.
Уныло ходил я по аллеям своего
парка и инстинктивно перебирал в уме названия различных более или менее отдаленных
городов.
Да, я был трезв точно так же, как теперь, когда я не знаю, как мне вас благодарить за то, что вы дали им у себя приют, иначе они должны бы были ночевать с детьми в
парке или в гостинице, и теперь об этом моем тиранстве знал бы уже целый
город.
Из
городов балтийского побережья я жил четыре сезона в Ревеле, четыре в окрестностях Риги и три в Аренсбурге, на острове Эзеле. В одну из моих побывок в Ревеле, — помнится, в первый год, когда там губернаторствовал М. Н. Галкин-Врасский, — я нанял себе домик в аллее «Под каштанами». Это в самом Екатеринентале, близко
парка, близко купален, близко «салона» и недалеко от дома губернатора, к которому я тогда был вхож.
На даче он много возился с землей. Цветов и всей садовой искусственной красоты он не любил, но устроил хорошие парники и даже оранжерею, где выращивал персики. Но со дня события он только раз заглянул в оранжерею и поспешно ушел — было что-то милое, близкое в распаренном влажном воздухе и оттого особенно больное. И большую часть дня, когда не ездил в
город, проводил в аллеях огромного, в пятнадцать десятин
парка, меряя их прямыми, твердыми шагами.
В этих-то роскошных домах европейского
города и живут хозяева острова — голландцы и вообще все пребывающие здесь европейцы, среди роскошного
парка, зелень которого умеряет зной, в высокой, здоровой местности, окруженные всевозможным комфортом, приноровленным к экваториальному климату, массой туземцев-слуг, баснословно дешевых, напоминая своим несколько распущенным образом жизни и обстановкой плантаторов Южной Америки и, пожалуй, богатых бар крепостного времени, с той только разницей, что обращение их с малайцами, несмотря на презрительную высокомерность европейца к темной расе, несравненно гуманнее, и сцены жестокости, подобные тем, какие бывали в рабовладельческих штатах или в русских помещичьих усадьбах былого времени, здесь немыслимы: во-первых, малайцы свободный народ, а во-вторых, в них развито чувство собственного достоинства, которое не перенесет позорных наказаний.
С первого же дня, как Володя съехал на берег и вместе с обычным своим спутником, доктором, осматривал
город, его поразила не столько деятельная жизнь
города — он ведь видел Лондон — и не громадные, многоэтажные отели, не роскошные здания школ и училищ, не невиданное прежде зрелище переносных деревянных домов, не роскошь
парков, садов и извозчичьих колясок, — его поразили люди в Америке: их упорная энергия, независимость и какая-то лихорадочно торопливая жажда завоевать жизнь, несмотря ни на какие препятствия.
Крутой поворот корвета вправо — и громадный
город засверкал на солнце среди зелени садов и
парков, в глубине бухты, с лесом мачт. Чем ближе подходил корвет, тем яснее вырисовывались красивые здания, раскинувшиеся по холмам, над которыми вдали возвышались пики гор.
— В
городе душно, и Тихон Ларионыч не захотел оставаться, — сказала она, идучи под руку с мужем, — но я нарочно упросила сюда приехать Горданова: они будут заняты, а мы можем удалиться в
парк и быть совершенно свободны от его докуки.
Балаган, отданный в распоряжение труппе фокусника, стоял почти на конце квартала, и за ним сразу начинался большой старый
парк, примыкавший к
городу. Летом должно было быть чудно хорошо в этом
парке, но теперь огромные сугробы снега сплошь покрыли его аллеи и дорожки. Деревья стояли совсем серебряные от инея, a над всей этой белой полосой темнело темное зимнее небо, осыпанное миллиардами звезд.
Если и можно было отдыхать от денных трудов, то, конечно, не в таких"садах", а в
парках, когда там нет митингов, и в таком убежище растительного царства, как сад"Кью"за
городом, какого тоже нет второго в Европе.
Город пересекается длинною, прихотливо изгибающеюся горою, — она называется Домберг; на ней — чудесный
парк и развалины старинного немецкого собора.
Малый у дверей бросился кликать кучера. Подъехал двуместный отлогий фаэтон с открытым верхом. Лошадей Анна Серафимовна любила и кое-когда захаживала в конюшню. Из экономии она для себя держала только тройку: пару дышловых, вороную с серой и одну для одиночки — она часто езжала в дрожках — темно-каракового рысака хреновского завода. Это была ее любимая лошадь. За
городом в
Парке или в Сокольниках она обыкновенно говорила своему Ефиму...
И пошли мы всей «бандой» к Бранденбургским воротам, а оттуда в
парк. Разговор сейчас же зашел именно о Тиргартене. Гончаров восхищался этим удобством: иметь под боком, в центре
города, такую обширную и прекрасную прогулку. Дорогой было удобно оглядеть его.
Приехав в Гаагу, Савин пошел осматривать столицу Голландии,
город мало интересный и не похожий на столицу. Кроме дворца да великолепного
парка в нем нет ничего достопримечательного.
Кашины — это достопримечательность Флоренции, прелестный
парк, тянувшийся более чем на три версты вдоль быстрого и красивого Арно и заканчивающийся весьма оригинальным памятником индийскому принцу, который сам себе воздвиг его при жизни, завещав его и близлежащую виллу
городу Флоренции с тем, чтобы его похоронили там же, что и исполнено.
Громадный, тенистый, вековой
парк, обнесенный массивною железною решеткою, почти совершенно скрывал от взоров прохожих и проезжающих по одной из отдаленнейших улиц
города Москвы, примыкающей к Бутырской заставе, огромный барский каменный дом с многочисленными службами, принадлежащий графине Варваре Павловне Завадской.
В получасовом расстоянии от
города, по дороге в Версаль и в четверти часа ходьбы от станции железной дороги Мадлен наняла хорошенький старинный домик в тенистом уголке большого
парка, среди которого возвышался огромный, давно не обитаемый замок.